Цивилизация
Совершенно случайно на этой неделе попался мне под руку журнал со статьей об известном некогда предпринимателе Артеме Тарасове, где его упорно именуют «первым легальным советским миллионером». Я почитал и подумал, что Советский Союз, похоже, уже окончательно становится легендарной страной – какой-то Атлантидой, о которой каждый рассказывает свои мифы. Одни говорят, что там секса не было, другие – что миллионеров. Я и подумал, почему бы на этой исключительно бедной на культурные новости неделе мне не заняться не самым приличным делом – посчитать чужие деньги?
Представления обывателя о советских богатеях вполне исчерпываются репликой Остапа Бендера: «Боже, боже, в какой холодной стране мы живем. У нас все скрыто, все в подполье. Советского миллионера не может найти даже Наркомфин с его сверхмощным налоговым аппаратом».
Меж тем миллионеры, в отличие от товарища Корейко вполне себе легальные, в Союзе, конечно же, были.
Причем были они во все периоды его сравнительно недолгой истории. И это, конечно, вовсе не высшая чиновничья номенклатура. О чем говорить, если после смерти Сталина на его сберегательной книжке обнаружили ни много ни мало 31 тысячу рублей? Это, конечно, не хрестоматийные «ношеные сапоги и потертая шинель», но для властелина трети мира сумма, конечно же, смехотворная. Особенно если вспомнить, что это были «сталинские», неденоминированные тысячи. Да и у Брежнева, по слухам, количество нолей в зарплате вовсе не зашкаливало – полторы тысячи рублей в месяц.
Но был в Союзе народ и побогаче вождей. Это ученые, особенно всякие физики-ядерщики, про доходы которых ходили легенды; успешные изобретатели: востребованный патент мог принести немыслимые по советским меркам деньги; именитые спортсмены:
Анатолий Карпов, к примеру, в одном из недавних интервью на вопрос «Можно сказать, что в советское время вы были легальным миллионером?» лаконично ответил: «Да».
Были в их числе, как это ни покажется странным, и предприниматели: люди вполне легально делали деньги на всем, от огурцов и грампластинок до золота. Если вы спросите, как такое возможно, я отвечу, что частнособственническая инициатива в Союзе, мягко говоря, вовсе не поощрялась, но и не была перекрыта полностью. Назову лишь одно магическое слово «артель» и только одну фамилию – Вадим Туманов – дальше ройте сами.
Но поскольку наша рубрика именуется «Культура по четвергам», то я в своем рассказе сосредоточусь на деятелях искусства, тем более что именно они составляли львиную долю легальных советских миллионеров.
Максиму «Любое государство лишь тогда чего-нибудь стоит, когда умеет прославлять себя на всех углах» советская власть поняла практически сразу. Уже в голодные 1920-е известных деятелей культуры вовсе не забывали – ситуация 1918 года с голодающим Блоком больше не повторялась. А после того как Сталин, с его неизбывным и пристальным вниманием к идеологии, укрепился во власти, была создана цельная система привилегий работникам культуры, которая, конечно же, менялась, но суть ее оставалась неизменной до конца советского периода нашей истории.
Принцип этого негласного договора можно коротко обозначить так: «Мы обеспечиваем вам очень приличную жизнь, но оставляем за собой право спрашивать, за что мы платим деньги».
Доходы работников искусства и впрямь разительно отличались от средних по стране. Давайте-ка пройдемся по всем сферам.
Писатели, которых, как известно, других нет. Издаться было непросто, да, зато победившие в конкурентной борьбе за право видеть фамилию на обложке получали неплохой приз. Даже за публикацию в журналах платили неплохие деньги: за авторский лист опубликованного произведения (порядка 25 страниц на машинке) центральные журналы отстегивали (причем независимо от членства в Союзе писателей) порядка 250 рублей (при средней зарплате в 150). Что же говорить о книгах, где гонорар за авторский лист прозы при минимальном тираже был 300 рублей, а с учётом потиражных мог быть 600 рублей и больше?
А теперь судите сами.
Самые высокооплачиваемые из пролетариев, шахтеры, тогда получали, ну, пусть 450 руб. Получается, с гонорара за одну изданную книгу ее автор мог жить с шахтерской зарплатой от полутора до трех лет. Согласитесь, времени достаточно, чтобы написать следующую. Плюс переиздания. За каждое следующее платили, правда, все меньше и меньше, но тоже солидно. Да и это умудрялись обходить: чуть подшаманил текст, получил надпись «исправленное и дополненное», а с каждой новой редакции счет начинался заново. И не надо фыркать: люди есть люди, и материальный фактор для них не последний. К примеру, пристальное внимание многих хороших авторов к детской литературе не в последнюю очередь объяснялось и тем обстоятельством, что детская литература при прочих равных выходила большими, нежели «взрослая», тиражами.
К примеру, в «Детгизе» минимальный тираж был 100 000 экземпляров, т. е. «с колес» платили тройные потиражные.
Кстати, хорошую детскую литературу охотно переводили за рубежом, а «перевестись» тогда было голубой мечтой любого писателя, не только детского: за это шли пусть не доллары, но инвалютные рубли. Как вспоминал бывший работник ВААП Александр Ольшанский, гонорар Эдуарда Успенского, к примеру, за 15 последних советских лет исчислялся сотнями тысяч инвалютных рублей.
Да, чуть не забыл сказать очень важную вещь:
хотя все социалистические «творцы» оплачивались весьма прилично, доходность в разных профессиях весьма сильно разнилась.
Возьмем, к примеру, кино. Как это ни покажется странным, самыми зажиточными были вовсе не режиссеры и не актерские звезды. Да, им платили прилично – актер, в зависимости от ставки, получал до половины зарплаты служащего за съемочный день (высшая ставка была 61 рубль за день). Но их доходы были единовременными: получил — и до свидания! Совершенно в другой ситуации были, к примеру, сценаристы.
Вот как описывает их положение известный советский сценарист Владимир Кунин: «Даже зубры советской романистики люто завидуют киносценаристам. Причина зависти четко поддавалась вскрытию при помощи всего двух самых примитивных арифметических действий — сложения и вычитания. За семьдесят пять страниц сценария для полнометражного фильма киностудии платили от шести до восьми тысяч рублей. В зависимости от имени и заслуг сценариста. Когда же фильм выходил на экран, то сценаристу еще доплачивали и «потиражные» — примерно полтораста процентов от договорной суммы. А это еще минимум девять тысяч. А то и больше... Итого за один сценарий — пятнадцать!
При стоимости «Запорожца» в три с половиной тысячи рублей этот гребаный сценарист за одну свою тощенькую рукопись мог купить сразу четыре «Запорожца» или два с половиной «Жигуленка»!»
Ему вторит и Андрон Кончаловский: «Сценаристы получали потиражные, то, что на Западе называют «роялти». При больших тиражах это были хорошие деньги: сценаристы были богаче режиссеров». Вовсе не случайно даже именитые режиссеры не брезговали сочинением сценариев – тот же Кончаловский, Данелия, Тарковский и многие другие. С Тарковским вообще занятно: достаточно вспомнить практически забытую историю о том, как в очередную паузу в борьбе за «Сталкер» Аркадий Стругацкий и Андрей Тарковский, устав от простоя и безденежья, ввязались в добытую Тарковским халтуру – написали сценарий полнометражного криминального боевика «Берегись, Змей!» для киностудии «Узбекфильм». Фильм даже был снят Захидом Сабитовым в 1979 году, и Тарковский значится в титрах, вот только видели это совместное произведение двух культовых авторов считанные единицы.
Режиссеры, естественно, были очень недовольны, и надо сказать, вполне справедливо: в конце концов их авторский вклад в фильм был как минимум не меньшим.
Но тут уж, как говорится, «так сложилось исторически»: общие принципы системы формировались во времена, когда кино только-только разворачивалось. Режиссеров тогда держали за что-то вроде фотографов и даже в мыслях не сравнивали с почтенными и древними творческими профессиями писателей и композиторов (которые в кино тоже получали потиражные, и за один фильм выходило порядка 5 тысяч рублей). Хоть как-то исправить этот анахронизм попытались уже только во времена «застоя», когда Григорию Чухраю позволили создать Экспериментальную творческую киностудию. Где, по задумке, за создание коммерчески успешных лент режиссеры должны были получать совершенно другие деньги: авторам фильмов в порядке эксперимента позволили получать дивиденды от проката.
Правда, итоги получились как минимум спорными.
Вот как отзывался об этой инициативе Владимир Мотыль, снявший у Чухрая «Белое солнце пустыни»: «Я оправдал надежды тех, кто задумал этот киноэксперимент, а вот они мои — нет. Поскольку режиссеры у Чухрая, по положению эксперимента, зарабатывали гораздо больше, чем на других советских студиях, то появилось указание ЦК КПСС, по которому расчет запретили. И мне заплатили пятую часть того, что я по договору заработал. По некоторым подсчетам, я должен был получить 80 тысяч, а получил 16». А Владимир Меньшов, снявший «Москва слезам не верит», напротив, остался доволен: «Как раз перед тем, как наша картина вышла, в действие вступило новое правило, поощряющее зрительский успех, и, если фильм перекрывал норму, за это стали выплачивать премию — до 150 процентов постановочного вознаграждения. Поскольку я еще и соавтор сценария, в совокупности вышло 40 тысяч рублей чистыми. Это были хорошие деньги...»
В музыке, кстати, была примерно та же ситуация: самые большие деньги шли вовсе не тем, кто блистал на сцене. Певцы официально получали до 50 рублей за концерт, что, конечно, по сравнению с коллегами было курам на смех. Конечно, в ход шли «левые» концерты, но за них тогда сажали, и увлекаться этим делом было чревато. Сравните с доходами поэтов или композиторов, которым «капало» за каждое исполнение песни.
Суперзвезды уровня Юрия Антонова или Раймонда Паулса только на авторских отчислениях, по их собственному признанию, получали в месяц порядка 12–15 тысяч рублей. Тысяч. Рублей.
Но это, конечно, суперзвезды. Не столь раскрученные композиторы имели поменьше: Жан Татлян, к примеру, в своем интервью называл сумму в 7,5 тысяч рублей в месяц.
Занятно, что полноводная финансовая река эта собиралась из ручейков, текущих из самых неожиданных мест. Авторское право в Советском Союзе соблюдалась безукоризненно, поэтому львиная доля этих денег шла даже не от пластинок, выходивших невиданными сегодня тиражами, а из банальных ресторанов. Репертуар там литовался, и за каждое «Гляжусь в тебя, как в зе-е-еркало», провытое кабацкими лабухами нетрезвым клиентам в промежутке от Калининграда до Петропавловска-Камчатского, Юрию Антонову капала копеечка.
Но самыми зажиточными в Союзе считались драматурги, сиречь сочинители пьес. Дело в том, что только они обладали невиданной более нигде привилегией: они получали живые деньги, свой процент, от каждого сыгранного спектакля.
Как это так получилось, концов уже не найти.
Одни говорят, что свой процент они выбили еще до революции, а покуситься позже никто не решился. Другие рассказывают, что еще на заре советской власти большевики рассудили о «главнейшем из искусств» совершенно иначе: кино оставалось забавой для крупных городов, цирки тоже работали в основном по столицам, а вот свои театры, пусть любительские, были в каждом, даже самом провинциальном и маленьком, городе. Вот новая власть и решила «порадеть» сочинителям революционных пьес.
Так или иначе, но получали драматурги очень много: их процентные отчисления от валового сбора шли по количеству актов в пьесе, по 1,5% за акт, и пятиактная, к примеру, пьеса давала 7,5% от сбора. Это очень много. В знаменитом докладе сусловской комиссии Сталину цифры приводились впечатляющие: «Так, драматург Барянов за публичное исполнение написанной им пьесы «На той стороне» получил только в 1949 году около миллиона (920,7 тыс.) рублей процентных отчислений. Драматург Софронов в том же году получил 642,5 тыс. рублей, братья Тур — 759 тыс. рублей.
Писатель Симонов получил процентных отчислений за четыре последних года около 2500 тыс. рублей».
Авторы пьес стали притчей во языцех. Даже Михаил Шолохов, только на зарубежных переводах получивший не один легальный миллион, отправляя как-то в «Правду» телеграмму с просьбой оплатить заказанную газетой статью, написал: «Гонорар не получен. Скромно напоминаю, что я не драматург. Привет. Шолохов». Дело доходило до курьезов. Однажды в Белоруссии руководитель детского кукольного театра при клубе одного из минских заводов написал для своего театра пьеску. Творение неожиданно получилось удачным, пьеска стала популярной и впоследствии была поставлена в 104(!) профессиональных кукольных театрах СССР.
А нищий «кружковод» с заплатой в 80 рублей в одночасье стал одним из богатейших людей республики.
Конечно, потратить такие деньги было просто невозможно. И здесь я хотел бы отметить одну очень важную вещь. В СССР сложилась уникальная ситуация: была группа людей, чьи доходы многократно превышали не расходы даже, а возможность этих расходов. Слово Андрону Кончаловскому: «Мы были элита. Больше нас, артистов, писателей, зарабатывали только атомные физики. Только у них был так называемый открытый счет. Зарплату им не платили. Можно брать денег, сколько нужно. Ну а сколько было нужно? Купил дачу, купил «Волгу», а что дальше?».
А действительно, что дальше?
После успеха «Белых рос» сценарист Алексей Онуфриевич Дударев, заработав на фильме 5 тысяч рублей и еще 20 тысяч «потиражных», хотел поехать в Болгарию, но поездку банально и равнодушно «зарубили». Что оставалось? Правильно. Михаил Боярский однажды в телеэфире признался, что даже не помнит, сколько получал во время съемок «Д'Артаньяна и трех мушкетеров»: большую часть гонорара он все равно пропивал, прямо на съемках и сразу после них. И действительно, о загулах, которые случались в ресторанах «Дома кино», писательских домах творчества и т. п., ходили легенды. Владимир Меньшов в том же интервью, разоткровенничавшись, сообщил, что из 40 тысяч, полученных за «Москва слезам не верит», «ну пятнадцать точно было пропито: какие-то банкеты, друзья, посиделки…».
Еще одна важная вещь, которую я хотел бы отметить: не стоит все вышесказанное понимать так, что, мол, Советы купили всю интеллигенцию, отстегивали ей от щедрот, сколько хотели. Сейчас часто представляют, что в СССР все делалось по указке партии: что хочу, то и ворочу, все, мол, делалось волей левой пятки вождя.
Это не так.
Была система, работавшая по своим законам, в том числе и экономическим. Да, другим, нежели сейчас, но законам. Возьмем ту же музыку. Деньги там часто зарабатывались не по благословению системы, а вопреки ей. Юрий Антонов как-то сказал: «Я же ведь не был членом Союза композиторов, а по советским нормам это значило, что ты никто, не композитор. А песни пела вся страна. Но, к счастью, была фирма «Мелодия», хоть единственная и государственная, но ей надо было «делать план», и этот план она делала не на песнях «советских композиторов», а на мне, на Пугачевой, на западных лицензиях… Из-за этого, скрипя зубами, с моим «миллионерством» приходилось мириться. Вот такие были времена…».
И он прав: в СССР был рынок. Кривой, страшноватый, но был. Ведь как работала та же фирма «Мелодия»? Один из ее бывших работников как-то объяснил механизм: «Сначала выпускался сигнальный тираж, объем которого определяла специальная тиражная комиссия. Затем, по результатам анализа спроса и заказов на эту пластинку, который проводился в основном через сеть фирменных магазинов «Мелодии», формировался дополнительный тираж пластинки, который мог превышать сигнальный в несколько десятков, а то и сотен раз, как, например, было с выпуском первых гигантов А. Пугачевой. Причем дополнительные выпуски, при наличии спроса, могли проводиться неоднократно».
Примерно то же самое было и в издательствах.
А как вы думаете, почему художник-иллюстратор Леонид Владимирский, сделав свои знаменитые рисунки к «Волшебнику Изумрудного города», после этого практически не иллюстрировал книги? Потому что мог себе позволить жить с роялти: «Волшебника» издавали незнамо сколько раз и немыслимыми тиражами. А как иначе? «Отбивать» валявшийся по книжным бездарный, но идеологически верный шлак на чем-то же надо было. Что уж говорить про кино: несусветные заработки киношников не шли ни в какое сравнение с теми деньгами, что их фильмы приносили.
Кино было настолько востребовано, что «отбивался» практически любой фильм, самый занудный, а в целом кино в то время приносило от восьмисот до тысячи двухсот процентов прибыли от затраченных на него средств.
Поэтому я бы не стал клеймить советских «миллионеров» как банду купленной на корню творческой обслуги режима. Да, бездарных упырей-интриганов, все достоинства которых исчерпывались их «правоверностью», среди них хватало. Но многие свои деньги заработали честно. Вот только большой радости им это в итоге не принесло: наступили новые времена, и у большинства все накопления сгорели во время реформ. Надо было все начинать сначала, а контраст между старыми и новыми временами был слишком уж разительным.
Лучше всего его почувствовали те, кто, успев краешком зацепить советское время, в основном вынужден был творчески реализовываться уже при новых порядках. Вот как вспоминает об этом фантаст Сергей Щеглов: «При наличии знакомств с лицами, принимающими соответствующие решения, это была очень выгодная для автора модель. Я как раз вчера вспоминал, что за первую свою публикацию (повесть «Игра без шансов на победу», 1988 год, кажется) получил гонорар в размере 4000 тогдашних рублей. На нынешние деньги это минимум 400 тысяч —
больше, чем я заработал на всех своих следующих книгах, вместе взятых.
Вы спросите: так что же, основное отличие в том, что тогдашняя власть деятелей культуры любила, холила и ставила под ружье, а нынче кошка бросила котят – пусть живут как хотят?
И да и нет. Законы-то по большому счету остались теми же: авторское право никто не отменил, и миллионеров, в том числе и вполне долларовых, среди нынешних властителей дум хватает. Просто изменилась система, а вследствие этих изменений перестроилась и «табель о рангах». Но это уже совсем другой разговор.
