Божественная кандидатская

В России появилась новая научная специальность — теология — и соответствующий диссертационный совет. В мае протоиерей Павел Хондзинский будет защищать диссертацию, посвященную богословию Филарета, митрополита Московского. Разумеется, это не первая защита богословской диссертации в России новейшего времени. Но первая, по итогам которой соискателю (в случае успеха) будет присуждена степень кандидата исторических или философских наук и выдан государственный диплом.

Этому решению предшествовали долгие и упорные споры. Позицию церковной иерархии понять легко.

До сих пор все церковные дипломы, по сути, были почетными грамотами, не имеющими никакого значения за пределами церковных структур.

Иерархии важно добиться государственного признания во всех сферах, включая научную, обозначить свое присутствие в максимально возможном количестве мест.

Со стороны научного сообщества возникало немало возражений, прежде всего от представителей точных и естественных наук: что, теперь будут защищаться диссертации креационистов о том, как Бог создал Землю сразу в готовом виде семь тысяч лет назад? Разве ж теология — наука?

Строго говоря, конечно, нет. Но точно так же трудно назвать наукой философию, однако никого не смущает, что у нас есть доктора и кандидаты философских наук. И они не столько философы, сколько философоведы: не гуляют сами, как Сократ по Афинам, и не беседуют с прохожими, а изучают историю таких прогулок.

Теологию или богословие можно счесть разновидностью философии.

На возражения ученых-естественников богословы отвечали: посмотрите на Европу, старейшие факультеты в лучших университетах — теологические! Вновь, как в петровские времена, мы заимствуем с коварного Запада готовые формы, будь то теологический факультет или тротуарная плитка, не задумываясь, как и почему это возникло и с какими общественными институтами связано. Так с какими?

Университеты стали возникать в Европе в XI–XII веках в результате эмансипации науки от церкви. Ученые познавали окружающий мир, чтобы понять свойства его Творца, — поэтому теология действительно становилась одной из основных специальностей (обычно вместе с медициной и правом, науками о человеческом теле и человеческом сообществе). Строго говоря, все естественные науки выросли в свое время из такой средневековой теологии.

Но при этом ученые хотели быть самостоятельными и независимыми от епископов и священников. Научная революция в Европе была в значительной мере подготовлена этой свободой научного исследования, в том числе и свободой рассуждать о Боге в университетской аудитории. А помимо того, разумеется, эта свобода породила Реформацию.

Впрочем, сегодня далеко не во всех университетах Европы есть теологические факультеты. Знаменитая Сорбонна в Париже возникла как богословская школа — сегодня в ней нет богословия, как и в большинстве французских университетов, поскольку со времен революции во Франции церковь отделена от государства. А вот во французском Страсбурге есть сразу два богословских факультета, католический и протестантский, и причина проста: некоторое время Страсбург входил в состав Германии, где совсем другие традиции церковно-государственных отношений. Они и по сей день регулируются особыми соглашениями, которые подразумевают посредничество государства в регулировании церковных дел (граждане Германии даже церковный налог платят государству), и когда Страсбург вернулся в состав Франции, прежняя схема была сохранена просто потому, что она работала.

В России, за исключением западных губерний, которые давно стали самостоятельными государствами, теологии в университетах не было никогда. В МГУ, к примеру, был с самого начала философский факультет, из которого в 1850 году выделились историко-филологический и физико-математический факультеты. Та самая идея глобального описания мира связывалась в России не с теологией, а с философией.

И нетрудно понять, почему: богословское образование в России всегда было делом внутрицерковным, и таким оставалось оно и в советские годы. И я совершенно уверен, что это главная причина нынешних штормов в церковно-общественных отношениях.

Те, кто говорит от имени церкви, просто не привыкли общаться с людьми, которые не складывают ручки лодочкой для благословения, едва завидев человека в рясе.

Они воспитывались и жили в другой системе и плохо понимают, как устроено светское общество. В свою очередь, светское общество не привыкло к тому, что разговор о Боге может вестись не по указанию из епархиальной канцелярии, и уже подозревает во всяком верующем фанатика или функционера.

В конце концов, опыт последних десятилетий показал, что в гуманитарных науках есть такие области знания, которые удобнее всего рассматривать именно с богословских позиций. Скажем, религия Древнего Египта — она интересует, прежде всего, тех, кому в принципе близок религиозный взгляд на мир. Скорее всего, это будут люди, принадлежащие к той или иной существующей (не египетской) религии, и я таких знаю. Их взгляд — это взгляд не только историков и культурологов, но и теологов. Наверное, можно представить себе анализ религиозных практик Древнего Египта, проведенный человеком, которому религия глубоко безразлична, который чужд всякой теологии — но с какой стати он будет заниматься подобными вещами? Ему же не интересно.

Если бы в России возникла традиция самостоятельного университетского богословия, это было бы лучшей прививкой от воинствующего невежества как со стороны атеистов, так и со стороны верующих.

Это была бы та самая площадка, на которой люди разных убеждений могли бы встречаться для уважительного диалога, в котором ищут взаимопонимания, а не виноватых. Словом, я целиком и полностью за включение теологии (богословия) в номенклатуру научных специальностей. В теории.

А на практике? На практике — скорее нет, и вот почему. Копируя западную форму, у нас, похоже, наполняют ее, как и при Петре, собственным содержанием. Возникший диссертационный совет — плоть от плоти церковных структур, а первая представленная к защите диссертация — образцовая работа из духовной академии. И мне очень трудно представить себе, как будут проходить в этом совете защиты независимых работ, в которых будут разбираться действительно спорные вопросы и высказываться смелые мнения — а ведь в этом и был главный смысл университетской теологии на Западе!

Судя по всему, наша официальная теология сведется к каталогизации богатого наследия и к пропаганде текущей линии священноначалия. Только теперь уже с государственным признанием и за государственный счет.

Далее, вполне вероятно, что свои диссертационные советы сформируют не только православные, но и мусульмане, а там, глядишь, буддисты и иудеи — представители четырех «самых равных» из всего множества представленных в России религий. Но я не уверен, что свой совет дадут создать многочисленным и очень активным в России протестантским конфессиям — пока что им в основном присылают повестки в суд за незаконное миссионерство, существуют уже десятки дел по «закону Яровой». Напомню, что в Петербурге был задержан, судим и оправдан Дмитрий Угай, всего-навсего читавший лекцию про йогу.

Я знаю и целый ряд историй про то, например, как на вполне светской кафедре могут «зарубить» тему магистерской работы по Библии просто потому, что она звучит неформатно и может вызвать обвинения в «оскорблении чувств верующих». И про то, как в церковном учреждении один из ведущих специалистов с огромным стажем отстраняется от руководства профильной кафедрой и на его место ставится молодой архимандрит. Я не хочу их рассказывать с именами и адресами просто для того, чтобы никому не навредить.

Но по их совокупности я делаю вывод: в нашей реальности, в России 2017 года, введение теологии в номенклатуру научных специальностей призвано не создать площадку для творческого поиска, а скорее, наоборот, — продолжить сращивание церковных и государственных структур и поставить разговоры о Боге под надежный контроль.

Чай, не Страсбург у нас на дворе, православные.