Остров беженцев

Станет ли египетский миллиардер Нагиб Саварис практикующим Платоном или Томасом Мором, создав новую Утопию? Как предписано, на острове. Он обратился к Греции и Италии с просьбой продать ему один из пустующих островов, чтобы разместить там беженцев, осаждающих Европу. Старушка всех принять, обогреть, обуть, накормить и обнадежить не сможет.

Саварис — телекоммуникационный магнат, имеет проекты в Египте, Ливане и Пакистане, «стоит» около $3 млрд. И уже знаком с одной «утопией»: он владелец единственной 3G-сети, работающей в Северной Корее.

Мечта о государстве, построенном заново, избежав несправедливостей, ошибок и злоупотреблений государств «старых», — вековая мечта человечества.

Платон, древнекитайский философ Хань Фэй, Томмазо Кампанелла, Томас Мор, отцы-основатели США, большевики, маоисты и полпотовцы — всех их объединяла Мечта. Что если целенаправленно применять «правильные методы» госстроительства, то будет всем, именно всем, счастье. Кое-где «начать с нуля» (ну почти — индейцы Северной Америки и аборигены Австралии напомнят, что их земли, в общем, не пустовали) получилось успешно. «Фронтир», свобода и естественный отбор людей, готовых пойти на жертвы ради новой жизни, сделали Америку сильной.

Но куда чаще «госстроители» захлебнулись в обрушившихся на них возможностях.

К примеру, ни одна «пиратская республика» Карибских островов так и не преуспела. Хотя выходцы с Ямайки сейчас славны в музыке и беге. А бывший флибустьерский «фронтир» Венесуэла, помимо всего прочего, славна еще и тем, что стала единственной страной в мире (с учетом стран бывшего СССР и Восточной Европы), где либерализация законов об оружии привела не к резкому сокращению преступлений против личности, а напротив — к вспышке общенационального насилия.

Жаль, что у Савариса мало шансов построить Утопию. Замотают, засмеют, десять раз сошлются на международное или иное право — и не дадут. А было бы занятно. Ну, например...

Остров Утопия, наши дни. Прибывает паром беженцев то ли из Сирии, то ли из Ливии или Ирака. Его встречают улыбчивые люди в белых одеждах, вручают поселенцам ключи от скромного, но достойного жилья и подъемные. Деньги на острове свои, но неконвертируемые, они подкреплены не золотовалютными резервами, а всемирным краудфандингом и помощью тех стран, которые тем самым избавляются от беженцев у себя.

Все проходят курсы изучения официального языка острова — эсперанто. Получают наряды на работу. Мужчины работают на сборочных производствах в порядке помощи перемещенных сюда ведущими корпорациями.

Женщины трудятся в поле, выращивают цветы, плоды и ягоды, работают в сфере услуг, а в свободное от работы время танцуют и поют. Дети учатся бесплатно.

Действует принцип «от каждого по способностям, каждому по потребностям». Все вечно счастливы, на зависть здоровы (медицина бесплатная и лучшая в мире) и неизбывно бодры. Нет преступности, религиозной и иной нетерпимости (все предрассудки поселенцы оставляют в прошлом). Управление Утопией происходит посредством референдумов по ключевым вопросам, а с каждодневной текучкой успешно справляется международная команда управленцев, нанятая Верховным Куратором Нагибом Саварисом.

Поверить в такую картинку можно лишь с условием, что всех прибывающих на Утопию подвергли генно-инженерной мутации, лишившей их склонности к человеческим порокам, таким как алчность, зависть, лень, агрессивность и т.д. Иначе в голове возникает картина анти-Утопии...

Остров Утопия, наши дни. Прибывает очередной паром то ли из Сирии, то ли из Ливии. Всех встречают автоматчики и суровые контролеры-сортировщики. Прибывающие проходят медицинскую проверку, а также тест на детекторе лжи. На предмет, с какими намерениями прибыл и сколь безупречно его прошлое. Не прошедших сажают обратно на паром. При малейшем сопротивлении — огонь на поражение.

Женщин и детей отделяют от мужчин, они живут в разных бараках.

Свидания с семьями — раз в неделю через пуленепробиваемое стекло. Первые год-два поселенцы проходят карантин. Под строгим надзором постепенно набирают баллы и характеристики, которые опередят их будущую относительно свободную жизнь. Кому суждено стать строителем, кому сборщиком на конвейере, кому школьным учителем, а то даже со временем пополнить команду привилегированных управленцев.

Менять профессию нельзя. Общество разделено на касты, как о том мечтали многие утописты. Представителям разных каст не дозволено жить вместе в одном районе и вступать другом с другом в брак или заводить дружбу. Всякие отношения должны быть одобрены спецпредставителем Управляющего совета.

Жизнь регламентирована, в том числе питание, прогулки, отдых, секс. У каждого в голове чип. Для контроля. Среди вольных поселенцев нет преступности, поскольку малейшее нарушение карается депортацией или расстрелом, тюрем нет.

Интернета тоже нет, кроме сугубо рабочей сети. Религии запрещены, кроме одной — дисциплины и беспрекословного подчинения законам Управляющего совета и Великого Куратора Нагиба Савариса.

Работает один канал ТВ — «Время Утопии».

Но все опять же вечно счастливы, вечно здоровы (больных тут не держат) и неизбывно бодры, а женщины в свободное от работы время танцуют и поют.

Евросоюз сам по себе в какой-то мере Утопия. Попытка воплощения мечты о Европе, веками видавшей реки крови, насилия и зверства почище игиловских, — Европе без войн. О Европе толерантности что к геям, что к политическим маргиналам. О Европе мультикультурализма, где все религии равны настолько, что большинство готово уступать меньшинству в его кажущихся поначалу безобидных «прихотях». Во многом такая Европа была воплощением в жизнь мысли, сформулированной Анатолем Франсом: «Без Утопий прошлых времен люди по-прежнему жили бы в пещерах, жалкие и голые.

Утопии начертали линии первых городов. Из великодушных мечтаний получились полезные реальные вещи. Утопия — это принцип всякого прогресса и построения лучшего будущего». И такая Европа во многом действительно получилась.

А вдруг у них и сейчас, на новом этапе, получится? Почему у нас этого не допускают?

В России многим сегодня кажется, что Европа сейчас трещит по швам, идет ко дну, катится в бездну. Толпы иноверцев, приверженцев совсем не европейских ценностей вовсе не тождественны первым пилигримам, прибывшим в Америку на корабле Mayflower. Теми двигали — да, и страх за свою жизнь, и стремление спастись от репрессий, в том числе религиозных, но прежде всего — Мечта, надежда обрести свободу и построить жизнь на новых принципах.

Нынче в Европу устремились люди, бегущие от страха, а многие — в поисках Халявы. Европа Мечты раскололась. Если Ангела Меркель заявляет, что Германия готова принять любое количество беженцев из Сирии (полагают, что широко понятое «приглашение» и стало толчком к нынешнему массовому прорыву в ЕС целью осесть в ФРГ, которой предстоит в этом году обработать не мене 800 тыс. прошений о беженстве — в четыре раза больше, чем в прошлом году), то восточноевропейские новобранцы мнутся в этой части следования общеевропейским ценностям.

Почти никто из них не хочет принимать беженцев по «брюссельской разнарядке». Мол, мы не для того рвались в брак со старушкой Европой, чтобы быть с ней не только в радости, но и в горести. С мнущимися восточноевропейцами солидарны и прагматичные бритты: мол, нам достаточно уже тут своих понаехавших «детей греховного прошлого» из бывших колоний.

Выживет ли европейский проект-утопия-мечта, во многом зависит от того, насколько удастся интегрировать в европейскую жизнь сотни тысяч, а то и миллионы переселенцев, которые ожидаются в обозримом будущем. Успокоения в разворошенных на Севере Африки и Ближнем Востоке странах не предвидится, тамошний мир идет вразнос.

Пока получается не очень. Очевидно, что мультикультурализм надо бы отправить на свалку истории, да все не решатся.

Американский «плавильный котел» хотя в последнее время и работает с перебоями, но оказался куда более надежным механизмом.

Если Европа (население более 0,5 млрд человек) мучается и ахает от ужаса с сотнями тысяч мигрантов, то Америка (население примерно 300 млн человек), хотя уже и с большим скрипом, по-прежнему переваривает пришлых миллионами. Там готов закон о легализации около 7 млн нелегалов.

Мы, кстати, несмотря на все реальные большие трудности с мигрантами, прежде всего из Средней Азии, немного ближе по способности их «переваривать», скорее, на мой взгляд, к Америке, чем к Европе. И то, что мы пока «не повелись» ни на мультикультурализм, ни на широко понимаемую толерантность, во многом нас, как ни покажется странным, еще спасает.

А вот сильно «губит» другое — слабость государственных и общественных институтов, о чем много понаписано. А еще — утрата той самой Мечты-Утопии, которая, может, неосуществима, но двигает (тут согласимся с Анатолем Франсом) прогресс.

Это словно про нас, середины ХХ века, сказал Оскар Уайлд: «На карту мира, где нет страны Утопии, не стоит даже и глядеть. Это единственная страна, подходящая для человечества. А когда человечество обоснуется в ней, оно будет искать лучшего и, если найдет, опять отправится в путь».

Человечество и отправилось, уже наевшись социализма с любым лицом. А мы, кажется, сбились с пути — и сегодня «потрясающих утопий мы ждем, как розовых слонов» (Игорь Северянин). Причем взлетная площадка у слонов где-то в районе Соборной площади Кремля. Или, что очень символично, на Старой. Тогда как надо бы «перезагрузить» русский мир и подгнившее русское государство.

Мы один раз было попробовали. Да обожглись. Видимо, поверив в правоту Карла Поппера (ох уж эти немцы, то они нас учат, то с ними воевать): «Попытки построить рай на земле неизбежно оборачиваются адом».

А как бы так, чтоб без ада? Не знаем. Уповаем пока на то, что рухнут то ли Америка, то ли Европа, то ли цены на нефть взлетят. Нашим руководящим и направляющим принципом, кажется, окончательно стал тот, что еще Салтыков-Щедрин описал (антиутопист своего рода): «Как бы чего не вышло!» А что выходит?