Европейский миграционный кризис вдруг затмил в новостной картине мира и запрещенный в России ИГИЛ (организация запрещена в России), и войну на Украине, и многое другое. 71 мигрант задохнулся в фургоне в Австрии. Вокзал в Будапеште остановил работу из-за наплыва мигрантов. На границе Венгрии и Сербии сирийские мигранты прорвали оцепление в лагере первичной регистрации и грозят побегом, если их не зарегистрируют. Венским полицейским удалось спасти из кузова найденного грузовика 24 подростка-мигранта из Афганистана, которые чуть не задохнулись в автомобиле.
С начала 2015 года на территорию Евросоюза приехали 340 тыс. мигрантов. В Германии ожидают, что всего за год в Старый Свет прибудут 800 тыс. мигрантов — в четыре раза больше, чем в прошлом году. При попытке пересечь Средиземное море погибли по меньшей мере более 2500 человек.
Это цифры военного времени.
Кульминацией «кризиса мигрантов» стала обошедшая весь мир и потрясшая даже привыкших ко всему фоторепортеров фотография утонувшего трехлетнего сирийского мальчика Айлана Курди. Его тело вынесло на турецкий берег. Журналисты предполагают, что судьба этого мальчика может кардинально изменить отношение европейцев к мигрантам. Теперь страны ЕС, с одной стороны, обещают увеличить квоты на прием мигрантов, а с другой, заговорили о возможности восстановления полноценных государственных границ внутри Шенгенской зоны.
Российская реакция на это скорее равнодушная, чем сочувствующая.
Президент Путин на Восточном экономическом форуме во Владивостоке заявил: «Это абсолютно предсказуемый кризис, даже непонятно, чему они сейчас так удивляются». По его мнению, «люди в Европу бегут не от Башара Асада, с которым борется Запад, а от ИГИЛ, с которым сражается Асад». Кроме того, свержение режима Каддафи в Ливии, а также поддержанные Западом «цветные революции» в Египте и Тунисе, «распечатали» север Африки, убрав режимы, которые жестко контролировали свои границы. Банды, которые сегодня являются «властью» на территории фактически бывшей Ливии, превратили миграцию в высокодоходный бизнес. За несколько тысяч долларов любой гражданин из стран арабской или черной Африки может попробовать перебраться в Европу. В следующем году счет, скорее всего, пойдет уже не на сотни тысяч, а миллионы беженцев. С аргументацией «Европа сама выстрелила себе в ногу, когда боролась с Каддафи и Асадом» соглашаются не только в России, но и в самом Евросоюзе.
Все это так. Но это не значит, что проблема миграции не касается и России.
Кризис с мигрантами в Европе заставляет задуматься о том, что в мире с каждым днем становится все меньше мест, где можно жить и откуда не нужно уезжать, чтобы просто спастись. В конце концов, в тех странах, куда бегут, ситуация всегда лучше, чем в тех, откуда бегут. По крайней мере, на данный момент.
Не одно десятилетие длятся попытки урегулировать кризисы на Ближнем Востоке. Результатов — ноль. Огромный регион, с самой древней мировой историей, по сути, колыбель цивилизации, в XXI веке превратился в кровавый хаос: войны в Ливии, Сирии, практически уничтоженный Ирак, Афганистан, теперь вот ИГИЛ, который бросает вызов всему цивилизованному миру. Ежедневно казнит людей, захватывает территории, уничтожает храмы и гробницы.
Спасение Африки, длящееся уже более полувека, тоже не дало особых результатов. Жизнь на Черном континенте за исключением двух-трех стран по-прежнему ужасна: массовый голод, эпидемии, высокая смертность.
К регионам глобальной нестабильности присоединилась Украина. Из охваченного войной Донбасса тоже уезжают люди — и эта ситуация напрямую связана с Россией. Хотя бы потому, что именно к нам устремился основной поток украинских беженцев.
Из России люди тоже уезжают рекордными с начала века темпами.
У нас, слава богу, военных действий пока нет, но многие далеко не самые глупые соотечественники перестали видеть в нашей стране место, где им хочется остаться и растить детей.
Европа и Америка, в которой проблема мигрантов стоит не менее остро, сталкиваются с парадоксальной ситуацией – чем лучше они пытается обустроить свою жизнь на своей территории, тем хуже она становится из-за положения с мигрантами. Эмигрируют ведь далеко не только будущие нобелевские лауреаты или выдающиеся бизнесмены.
Как бы политики ни объясняли свои действия по наведению порядка в регионе, заботой ли о близкой культурно стране с «единым народом» (как Россия в случае с Украиной) или заботой о международной безопасности (как Америка в случае с Ливией или Ираком), ситуация там становится все хуже. А мест на Земле для сколько-нибудь нормальной жизни обычных людей — все меньше.
На дворе ХХI век, а стычки мы видим такие, будто продолжаем жить в раннем Средневековье: варвары, пытающиеся вернуть мир на 10–15 веков назад, кровавый дележ земель и сфер влияния.
В такие моменты нам надо не злорадствовать по поводу проблем Европы, а дать себе труд осознать: хотя «для веселья планета наша мало оборудована», она именно наша. Общая. Это не у «них», а у нас кризис мигрантов. Это у нас, а не у «них» все больше мест, из которых люди бегут, рискуя жизнью, только потому, что оставаться — еще больший риск.
Как ни ругай глобализм, все мы реально повязаны этим общим миром. И нам не спрятаться от него ни войной санкций, ни великой китайской, северокорейской или российской стеной. Все мы хотим счастья и здоровья себе, своим детям и старикам. Достойной работы и возможности хоть как-то реализоваться в этой короткой жизни. Сотни миллионов, если не миллиарды людей такой возможности не имеют — у них нет даже шанса.
Жить там, где они родились, невозможно. Обрести новую родину тоже не получается.
Все наши представления о чудесном будущем с биотехнологиями, солнечной энергией, геномной медициной и разумным мироустройством без войн и эпидемий выглядят циничной утопией на фоне фотографии тела трехлетнего мальчика, утонувшего из-за того, что ему просто не нашлось в нашем огромном мире места для жизни.