Цивилизация
Опрос попал на сайт «Эха Москвы» неспроста — незадолго до этого Русская православная церковь отважно раскритиковала власть. Смельчаки из патриархии выступили с разгромным заявлением против предложенной новой редакции Уголовного кодекса, в которой вводится ответственность за домашнее насилие, в том числе за телесные наказания детей. Проще говоря, церковь возмутилась грядущей отменой телесных наказаний — основы основ православного воспитания.
Потерев ладошки от предвкушения: «Ну наконец-то паства увидит, чего стоят мнящие себя нашими духовными пастырями!», я полезла читать возмущенные отповеди читателей. Справедливости ради — нашла. Немного. В основном же возмущаются посягательством на право старшего бить младшего — то есть позицию патриархии полностью разделяют.
Посмотрела повнимательнее — не из лесных ли землянок пишут, не из чудом ли сохранившихся староверских селений, не Герман ли Стерлигов, наконец? Да нет, география обширна — от Калининграда, как водится, до Владивостока, из городов-миллионников с оперными театрами, библиотеками, университетами и нейрохирургическими клиниками.
Все возмущенные — разумеется, с ноутбуками, смартфонами и прочими гаджетами. То есть худо-бедно грамоте разумеют.
«Я считаю, что это недопустимое вторжение в воспитательный процесс в семье. Родитель действует в интересах ребенка. Пусть они сами разбираются, как учить уроки и что убирать дома. В наших традициях любить детей, желать им добра, а не истязать», — пишет пользователь сети «ВКонтакте». И собирает невероятное количество восторженных откликов.
«С каких пор государство лезет в семейные дела?!», «Правильно — церковь должна защищать наши традиции, без которых мы не может считаться нацией», «Наши предки всегда наказывали своих детей, так что ж нам теперь — от их уроков отказываться?», «Пряника без кнута не бывает, и не слушайте тут гуманистических поборников, это они ювенальную юстицию продвигают»… Пишут молодые, и в основном — женщины, мамы.
Россия — страна мифов.
Русский человек — знатный мифотворец, он любит придумывать про себя мифы и потом с ними жить.
Один из таких мифов — сила великой русской традиции. Считается, что Россия — страна патриархальная. Розга в русской патриархальной традиции занимает почетное место где-то между лаптями и балалайкой, и все вместе они гнездятся на верхнем этаже патриотического олимпа.
Русский человек беззаветно влюблен в свой патриотизм: патриотизм необычайно удобен, когда лень заниматься всем остальным. А что есть патриотизм, как не следование великим традициям предков, правда? «Любовь к отеческим гробам» все спишет. Унизить, избить ребенка за двойку — «наши предки только так детей воспитывали — и ничего, великую Россию построили».
Нажраться самогону и поставить спьяну жене фингал — «Бьет — значит, любит».
Напиться до зеленых чертей — «Веселие Руси есть пити». Все ведь так просто и так прелестно-патриотично, так завещали предки.
Любое «завещание предков» для истинного современного патриота всегда выше и священнее любого живого человека из плоти, крови и костей.
Человек, особенно маленький, несмышленый, непослушный, вертлявый, — куда ему по своей значимости до исконных семейных ценностей? Ценности — они там, в глубине веков и поколений, они приветливо мерцают оттуда своим любовным светом, а дитя, маленький человек — он вот тут, рядом, с разбитыми коленками, в разодранной рубашке, и раздражает безмерно. А если он еще и двойки приносит? И учителя жалуются, что зевает на уроках? Вот сейчас как дам тебе, чтоб отца не позорил!
А тут еще по телевизору объясняют, что Запад нам грозит, Америка изводит, Турция пытается протащить негодные помидоры, мы должны перед лицом опасности все как один. Затянем пояса — зато «Крымнаш». Не пустим сирот в американские руки — зато подохнут в православной стране, окученные православными ценностями.
«Дедывоевали», но помирают в коммуналках без сортиров — бросьте демагогию, «дедыпобедили» — а мы в знак благодарности увили себя георгиевскими лентами. Мы помним, мы гордимся.
Современный россиянин все больше напоминает господина Беликова — того самого чеховского «Человека в футляре» с его знаменитым «Как бы чего не вышло». Ему все время страшно, ему постоянно кажется, что у него что-то хотят отобрать. Историческая травма, наверное: сначала, в 1917-м, царя и Бога отобрали. Только привыкли верить в светлое коммунистическое будущее — в 90-е и эту веру отобрали. Ну ничего не осталось.
Хочется стоять на земле прочно, а ухватиться не за что — раньше хоть к березке можно было прислониться для отправления патриотической надобности, а тут и их вырубают почем зря.
Уже и династию Романовых реанимировали и канонизировали — а уверенности как не было, так и нет. Стойте, у нас ведь еще Домострой есть! Вот уж столп так столп, вот уж опора нашей патриархальной нравственности! Наших исконных семейных ценностей там что мальков в ближайшем пруду. Будем уж за него, что ли, держаться, раз другого ничего нет.
Там, кстати, и про телесные наказания много чего написано — например: «...не жалей, младенца бия: если жезлом накажешь его, не умрет, но здоровее будет, ибо ты, казня его тело, душу его избавляешь от смерти». Подходит, берем.
Нам, пожалуйста, что посвежее, не раньше XVI века.
Для человека слабого, неуверенного в себе, закомплексованного понятие силы становится главным. Есть сила — ты хозяин жизни. И это кредо вовсю подогревается теми, у кого есть трибуна.
«В сортире замочим», — грозно обещает президент, и народ млеет от счастья. «Стань хозяином дорог!» — призывает реклама джипа. Добавим к этому планомерное лишение людей культурной среды — телевизионные кошмары, засилье в книжных магазинах Дарьи Донцовой, отсутствие в прокате настоящего кино, немыслимо дорогие билеты в театр, — и человек один на один с ребенком становится бессильным хотя бы потому, что он не умеет разговаривать, подбирать слова, выстраивать предложения.
Он не знает, как объяснить, что такое хорошо и что такое плохо. Он не найдет слов, чтобы утешить ребенка, когда тот плачет, казалось бы, без повода. У него нет достаточного словарного запаса, ему неоткуда черпать примеры. Подсознательно он это понимает и, чувствуя свое бессилие, злясь на себя, поднимает на дитя руку. Или с интонацией урки с нижних нар «успокаивает» малолетнего сына: «Ты че орешь? Быстро замолчал! Замолчал быстро, я грю, а то щя как дам!» Можно не сомневаться — даст.
Он сам вырос без любви, потому что его родители были уверены: родина и партия — вот главное в жизни советского человека, а человек — всего лишь собственность родины и партии.
А маленький человек — собственность большого человека.
Впрочем, поборников телесных наказаний детей, в том числе и РПЦ, можно утешить: не будет работать этот «закон о запрете воспитания», как окрестили его возмущенные последователи Домостроя. В стране, живущей с «законом Димы Яковлева» и допускающей гибель детей в лагерях отдыха, у ювенальной юстиции шансов нет. Выдохните, товарищи домостроевцы, и, запасшись ремнем, пойдите проверьте — а вдруг ваш ребенок успел набедокурить, пока вы читали этот пасквиль на исконные семейные традиции?
