День семьи, любви и верности, который обещал стать нашим ответом «бездуховному» Дню святого Валентина, был внесен в список государственных праздников восемь лет назад. Его символами стали полевая ромашка и православные святые Петр и Феврония, которые нажили троих детей, умерли в один день и были похоронены в одном гробу.
Собственно, с символизмом тут все в порядке – было бы чем, кроме символов, наполнить новый праздник. Отдай его государство в руки креативных людей, может, и стал бы он чем-то вроде летней Масленицы, и пекли бы мы сегодня блины-куличи в форме ромашки на радость жене-мужу-детям-тещам-свекрам и т.д.
Но он, к сожалению, стал всего лишь графой в списке «праздничных мероприятий» — потому так уныло и выглядят отчеты из администраций городов и сел, как там собираются отметить 8 июля.
Вот, в Москве решили провести «день без разводов» — видимо, загсы в эти дни просто не будут оформлять «распад семьи». В Питере поженятся 360 пар. В хабаровском парке имени Ленина откроют памятник Петру и Февронии – их, кстати, за прошедшие годы по всей стране уже под сотню понаставили. Цель этого беспрецедентного по масштабам проекта для постсоветской России (да и в СССР так истово водружали статуи только вождю мирового пролетариата) — «возрождение семьи» и «пропаганда целомудрия, верности и любви».
Семейные бюджеты скульпторов на этом проекте наверняка окрепли, но стали ли от этого крепче и целомудреннее российские семьи?
Можно, конечно, обратиться к статистике свадеб-разводов, но куда вернее говорит о наших семейных ценностях широкая дискуссия вокруг вопроса «бить детей или не бить?», с новой силой развернувшаяся после того, как в конце июня российский парламент одобрил поправки в Уголовный кодекс.
В частности, в статью 116 («Побои») была добавлена фраза «в отношении близких лиц» и примечание, что близкими являются супруги, дети и родственники. Если закон будет подписан президентом, физическое наказание ребенка может угрожать его родителю сроком заключения до двух лет.
Этого апологеты «традиционных семейных ценностей» снести не смогли. Сначала Ассоциация родительских комитетов, а потом и патриаршая комиссия РПЦ выступили резко против вмешательства государства в частную жизнь. Как напомнили в РПЦ, Священное Писание и церковное предание рассматривают «возможность разумного и любовного использования физических наказаний в качестве неотъемлемой части установленных самим Богом прав родителей».
Даже недавно отправленный в отставку Павел Астахов успел принять участие в этой дискуссии, заявив на своем официальном сайте, что также считает данные поправки в УК дискриминационными по отношению к родителям: «Посторонним лицам за побои и иные насильственные действия, впервые нанесенные ребенку, может быть назначено административное наказание до трех месяцев ареста, а родителям — уголовное наказание до двух лет лишения свободы». Непорядок.
Хотя кто-кто, а детский защитник точно должен был знать, что в области семейного насилия в нашей стране далеко не все благополучно. Сам же Астахов в 2012 году выступал с инициативой вернуть смертную казнь для детоубийц. Тогда он говорил, что «ситуация с гибелью детей от рук родителей становится без преувеличения чудовищной». Что «за последние 10 лет почти в два раза возросло число детей, пострадавших со стороны собственных матерей и отцов». Что
ежегодно в России от рук родителей погибают более тысячи детей, а счет увечьям от побоев идет на десятки тысяч.
От этой статистики волосы встают дыбом, особенно когда понимаешь, что это лишь часть айсберга: большая часть подобных преступлений, в силу разных причин, просто не доходит до суда и следствия.
Но самое поразительное, что даже среди людей образованных на вопрос «Допустимы ли физические наказания детей родителями?» (именно так был сформулирован опрос на сайте «Эха Москвы») большинство, 55%, ответили, что да, а еще 6% сказали «не знаю».
Конечно, вполне возможно, ответившие имели в виду, что легкий подзатыльник иногда и не помешает, но ведь дискуссия развернулась вокруг уголовной статьи «Побои», то есть когда ребенок избит так, что это фиксируют врачи. Это тоже «разумное использование физических наказаний»? Или скорее разрешенный садизм? «А что такого — меня отец бил, я человеком вырос и сына человеком сделаю» — кто не слышал такой фразы от соседа, коллеги или собственного отца? Да и
поговорка «Бьет — значит, любит» многим кажется венцом народной мудрости, а зря.
Как говорят психологи, если родитель эмпатично воспринимает ребенка, он просто не сможет осознанно и планомерно причинять ему боль, психологическую или физическую. Он, конечно, может сорваться, в раздражении шлепнуть, но у него не получится заранее решить, а потом взять ремень и «воспитывать». Потому что когда ребенку больно и страшно, родитель чувствует это напрямую и сразу, всем существом.
В семьях, где такой эмпатии нет, и ребенок, особенно когда его часто «воспитывали ремнем», вырастает, плохо умея понимать чувства других. И в семье, которую он позже создаст, этот культ насилия, скорее всего, будет продолжен.
Как пишет психолог Людмила Петрановская, «вынуждая ребенка испытывать боль и страх — чувства сильные и грубые, — мы не оставляем никакого шанса для чувств тонких — раскаяния, сострадания, сожаления, осознания того, как ты дорог».
Часто говорят, что самая большая проблема граждан России — это не столько привычка терпеть (некоторые называют ее «привычкой к рабству»), а как раз недостаток эмпатии.
Мы редко сочувствуем друг другу, редко доверяем, редко пытаемся понять другого, будь это даже собственный ребенок.
Конечно, истоки этого отчуждения таятся не только в семье, но и в истории — проявлять эмпатию во времена военного коммунизма или сталинских репрессий было просто опасно для жизни. Но в стране, которая 70 с лишним лет живет более-менее мирной жизнью, уже, кажется, пора научиться ценить жизнь и права не только больших и сильных, а в первую очередь маленьких и слабых. Отстаивать не право родителей бить детей, а право детей иметь возможность защитить свою жизнь и здоровье от взрослых садистов.
Когда большинство это искренне поймет, когда фраза «Бьет — значит, любит» окончательно уйдет в фольклор, мы будем жить совсем в другой, куда более гуманной и доброй стране. А там и верность с любовью подтянутся. Даже без сотен памятников святым Петру да Февронии.