Интересно узнать, что ели в «лихие девяностые» нынешние высокопоставленные чиновники. Жарили ли дешевые американские окорочка? Наслаждались ли вкусом свободы от «Пепси»? Покупали ли детям зловредный бубль гум? Стояли ли в очереди в первый «Макдоналдс» на Пушкинской, в конце концов? Или картошка, укроп и подсолнечное нефильтрованное летом да гречка с печенкой зимой, потому что знали о вреде всего импортного уже тогда?
Во второе даже можно поверить: экс-глава Роспотребнадзора Геннадий Онищенко – кадровый санврач, он ментально не доверяет ничему чужеродному. Нынешний глава Россельхознадхзора Сергей Данкверт до госслужбы – сотрудник совхозов и агрокомбинатов, где тоже своего посконного хватало. Правда, не всем.
Несложно представить жизнь федерального чиновника в середине 2010-х. Правительственный борт (а если повезет – частный бизнес-джет) доставляет в средний российский регион. Там его встречает делегация во главе с губернатором и прямо с трапа предлагает рюмку лучшей местной водки или парное молоко. На худой конец, каравай с солью.
В поездке по недавно отремонтированным дорогам ему демонстрируют инновационный молочный комбинат (неинновационные демонстрируют редко).
На столе малосольные огурчики с местных грядок, пышный хлеб муки местного помола. В Вологде его угощают лучшим вологодским маслом, в Туве – чаем с местными травами, на Урале – пельменями с медвежатиной, на Дальнем Востоке – устрицами и гребешками, в Сибири – муксуном.
Дома чиновника ждет жена, которая хвалит российские фермерские продукты из новомодной лавки – капуста из Никола-Ленивца, картофель из Рязани. На деловой встрече в московском ресторане можно отведать гречотто с лисичками, а на выходные съездить порыбачить в подмосковное рыбное хозяйство. И зачем, спрашивается, питаться зарубежным, если все российское такое вкусное?
Может, поэтому так просто в случае конфликта с кем бы то ни было взять и запретить все идеологически чуждое для русского народа: грузинское «Боржоми» или рижские шпроты, или украинское сало, или в среду вот обещают еще капусту из Польши запретить — цветную и белокочанную.
В России, в которой живет чиновник, «Макдоналдс» – это не просто вредные булки с сомнительными котлетами, но и символ разложения капиталистического запада. В России же, в которой живет большинство, «Макдоналдс» – это рабочие места в бедном российском городе, гарантия закупки товаров у местного производителя и зачастую единственный способ перекусить после многочасовой пробки на трассе без риска отравления.
В России чиновника польские яблоки и бельгийские груши – носители опасных плодожорок, в России супермаркетов средней ценовой категории – единственные доступные круглый год фрукты.
Украинские сыры, с точки зрения ограничителей, – невкусные потенциально опасные продукты, а с точки зрения потребителя – доступное дополнение на хлеб с финским сливочным маслом.
Даже согласно исследованию обычно осторожного РАНХиГСа, Россия полностью обеспечивает себя только зерном и картофелем: не хватает молока, мяса, мясопродуктов, что уж говорить о рыбе, овощах и фруктах. И это только в среднем по России. По разным оценкам, в крупных городах доля импортной продукции в магазинах достигает 60–70%, а значит, тотальное закрытие рынков продовольствия от иностранной продукции в угоду политическому моменту неизбежно приведет к росту цен.
В хорошие времена теплых отношений с Западом ни вредность американских бургеров, ни плодожорки, ни запрещенные к использованию в России вещества в мясе чиновников не волнуют: пусть люди едят что угодно — главное, чтобы потребляли побольше и рынок развивался.
В плохие времена плохих дипотношений есть что угодно уже нельзя.
Впрочем, богатый горожанин, с точки зрения чиновников, разницу не заметит; небогатый житель региона от дефицита голландских сыров не пострадает, а концепцию «покупать только российские» не поддержит только «пятая колонна». И с этой точки зрения превратить Роспотребнадзор и Россельхознадзор в силовые ведомства, обозначающее позицию России не слабее Минобороны, оказывается вполне удобно.
Платить за эти ведомственные метаморфозы в итоге придется гражданам. Но это, в конце концов, не самое важное: после «войны» разберемся, а сейчас все средства хороши. И не страшны русскому народу западные санкции: он их с помощью наших «санитаров мира» сам на себя наложит.
Даже забавно, как с точностью до деталей повторяется история.
Пушкин так описывал в «Рославлеве» квасной патриотизм времен войны с Наполеоном: «...Гостиные наполнились патриотами: кто высыпал из табакерки французский табак и стал нюхать русский; кто сжёг десяток французских брошюрок, кто отказался от лафита, а принялся за кислые щи. Все закаялись говорить по-французски».
Впрочем, разница все-таки есть: во времена Пушкина не было Роснадзоров и патриоты ограничивали себя в еде сами.