Цивилизация
У новых «Бесов» радикальная, но эффективная концепция: это не скрупулезная экранизация романа, а телевизионное введение в Достоевского для тех, кто его не читал или читал в прошлой жизни. Работа Владимира Хотиненко прежде всего пытается быть интересным и современным сериалом, дополняющим, но не заменяющим и уж тем более не переосмысливающим книгу.
Поэтому в первом же кадре мы вылавливаем из реки труп бунтаря-отступника Шатова (Евгений Ткачук). А уже во втором знакомимся с выдуманным лирическим героем — приезжим следователем Горемыкиным (Сергей Маковецкий), названным так в честь реального дознавателя, занимавшегося делом революционера Нечаева. Горемыкин, полномочный представитель современного зрителя в мире Достоевского, будет одного за другим выдергивать персонажей из книги к себе на допрос.
Благодаря этой находке необъятный текст, никогда не помещавшийся ни на широком, ни на голубом экране, превращается в череду компактных и ярких эпизодов-флешбэков. Измененная последовательность событий позволяет сериалу держать почти идеальный ритм. «Бесы» то контузят, то пугают, то дают время подумать, то увлекают в дьявольский пляс, то веселят.
Последнее — важно: кажется, экранизаторам впервые удалось передать феноменальный юмор творца.
Горемыкин — не единственная вольность Хотиненко. Ставрогин (Максим Матвеев) у него стал лепидоптерологом: теперь его эксперименты над человеческой природой иллюстрируются страданиями невероятной красоты бабочек. Эффектное новшество позволяет трактовать образ героя как переходный между Базаровым и Набоковым — куколку в терминологии энтомологов. Этот слой «Бесов» предназначен рефлексирующим зрителям, отказывающимся видеть в героях лишь дьявольские порождения.
Для остальных помимо деликатных метафор заготовлена совсем уж тяжелая артиллерия. У Ставрогина то и дело вырастают демонические крылья, он смеется соответствующим смехом и инфернально сверкает глазами. А Верховенский (Антон Шагин) одевается в клетку «Мастера и Маргариты» и то и дело танцует со свиньями — главными, как известно еще с «Мусульманина» Хотиненко, представителями дьявола на земле. Гром и молнии в самых напряженных сценах прилагаются.
Завершается сериал диалогом Горемыкина с отцом Тихоном, в котором авторы невольно усиливают религиозный акцент романа и через лирического героя задают зрителю прямой вопрос: веришь или нет? Впрочем, серьезного отступления от текста здесь нет. Фамилия Ставрогина происходит от греческого слова «ставрос», то есть крест. По горизонтали загадано «безверие», по вертикали — «вера». Сериал всего лишь упрощает эту метафору и предлагает зрителю повисеть на кресте вместе с героем.
Впрочем, интервенция в текст классика и художественные особенности картины, кажется, занимают зрителей и критиков куда меньше, чем скандальная дата премьеры и изнурительный хронометраж.
«Бесы» — не первый литературный сериал «России», показанный нон-стоп. До этого такая же история приключилась с «Белой гвардией». Ее показали 3 марта 2012 года, за день до выборов президента России. Премьера «Бесов», по странному стечению обстоятельств, совпала уже с выборами на Украине и в Евросоюзе, что здорово искривило восприятие сериала.
Условный критик-лоялист увидел в нем долгожданный сеанс экзорцизма революционеров по любую сторону границы, хотя и по Достоевскому, и по Хотиненко, и даже по Бердяеву бесовство — скорее симптом, чем болезнь сама по себе. Герой и антигерой тут, иначе говоря, вся страна, а не отдельные одержимые.
Условный же критик-либерал, житель маленькой осажденной крепости внутри огромной осажденной крепости, увидел в сериале очередной пропагандистский залп по себе и естественным образом художественные достоинства «Бесов» недооценил.
Ведь когда по тебе стреляют, а ты безоружен, остается утешать себя только тем, что неприятель — мазила.
Таким образом, «Бесы» стали еще одним ярким эпизодом гоголевских отношений отечественного ТВ и просвещенного зрителя. Оба давно поссорились и раскланялись, но убеждены, что творят исключительно друг для друга. Если «Оттепель» — то для нас. Если «Бесы» — то против.
Правда же заключается в том, что дата премьеры и имена заказчиков забудутся, а кино останется; и в том, что русская классика — слишком большое ОАО, чтобы кто-то один мог приватизировать в нем власть.
И именно как кино «Бесы» достойны самого пристального внимания.
В первую очередь актерскими работами. Играющая хромую и безумную Лебядкину Мария Шалаева (вчерашняя девочка из «Русалки») блистательно открывает зрителям юмористическую сторону «Бесов». Эпизоды с ее участием — феерическая комедия; забудьте про «Аббатство Даутон».
Евгений Ткачук укрепляет заявку Шатова (Иуды среди апостолов Верховенского) на звание главного героя, и это отличная новость для тех исследователей, кто считает, что Достоевский оставил его место вакантным.
Антон Шагин здесь дает инфернальный моноспектакль, после которого отвыкшие от отечественного кино зрители еще долго будут называть его русским Камбербэтчем и ДиКаприо, хотя на самом деле он выше любых сравнений.
Полупрозрачный персонаж Маковецкого устроен так, что зритель неизбежно в него вселяется — а ведь содержательным личностям редко удается сыграть пресловутый «пустой сосуд». В Максиме Матвееве не чувствуется всеподчиняющая твердость Ставрогина, но более подходящего для этой роли молодого актера у нас нет. Зато есть ощущение, что выбор того же Данилы Козловского разрушил бы больше, чем не достроил Матвеев.
Наконец, актеры второго плана, отвечающие за паноптикум бесов, их жертв и экзорцистов, изображают куда больше одержимостей, чем заметил в романе Достоевского тот же Бердяев. У консервативного философа классификация была ясной и четкой: «бес лжи и подмены, бес равенства, бес бесчестья, бес отрицания, бес непротивления». Актеры сериала — даже те, что появляются буквально на минутку, — успевают усложнить мотивации своих героев.
Если выйти из защитной стойки, то можно увидеть, что это вовсе не пропагандистское произведение.
От «Бесов» достается всем — и революционерам, и власти, и отцу Тихону, и безмолвствующему народу, и зрителю, неизбежно узнающему в героях собственных демонов.
Никакой идеологии этот сериал, даже если хочет, не служит. Россия в нем не осажденная бесами крепость и не последний бастион подлинного христианства. Она в нем, как и в любой классике, как бы над ней ни измывались, — лишь зеркало, которое одним льстит, а другим мстит. Вчерашний почти пятичасовой сеанс экзорцизма, затеянный каналом «Россия», похоже, не ставил цели кого-либо откуда-либо изгнать. Ведь без бесов здесь просто некому будет жить.
