Цивилизация
Восемь онкобольных покончили с собой в Москве за последние две недели, устав бороться со смертельной болезнью, сообщил «Интерфаксу» источник в правоохранительных органах. По данным собеседника агентства, все погибшие страдали онкологическими заболеваниями различной формы. В ряде случаев на месте самоубийства были обнаружены предсмертные записки, в которых погибшие просили никого не винить и сообщали, что устали бороться с болезнью. Вице-мэра Москвы по социальным вопросам Леонида Печатникова эта новость не удивила. Чиновник связал рост самоубийств с весенним обострением психических нарушений, которые свойственны в том числе и онкобольным.
«То, что всплеск самоубийств происходит именно сейчас, на фоне ранней бурной весны, неудивительно. Люди не хотят мучить себя и окружающих. Это их вариант эвтаназии», — заключил Печатников.
Люди, которые отчаялись бороться с тяжелой болезнью и покончили с собой за последние две недели, выбирали разные способы ухода из жизни.
Так, 12 марта 71-летний полковник МВД в отставке выпрыгнул с седьмого этажа жилого дома на Туристской улице. 15 марта в Марьиной Роще застрелился из охотничьего ружья 75-летний пенсионер, а на следующий день в квартире на Фрунзенской набережной повесилась 76-летняя женщина.
17 марта в своем гараже на Открытом шоссе также был обнаружен повесившимся 52-летний москвич, а на улице Тюленева 19 марта 53-летний мужчина покончил с собой, перерезав себе горло. 18 марта в проезде Досфлота в своей квартире из наградного пистолета застрелился генерал-майор в отставке Борис Саплин. В воскресенье, 23 марта, из окна своей квартиры на Алтуфьевском шоссе выбросился 69-летний пенсионер.
Последний подобный случай произошел в минувший понедельник в Черемушках: 72-летний мужчина, как рассказал источник в правоохранительных органах, «был найден с ножом в боку». Жена погибшего утверждает, что он неоднократно высказывал мысли о самоубийстве.
Из всех этих случаев федеральные СМИ акцентировали внимание лишь на самоубийстве генерала Саплина и проводили аналогии с другим военным, покончившим с собой, контр-адмиралом Вячеславом Апанасенко. Адмирал застрелился из наградного пистолета 10 февраля и оставил записку с текстом: «Прошу никого не винить, кроме Минздрава и правительства».
Семья адмирала не успела в нужные сроки собрать все подписи рецепта на получение сильных обезболивающих для родственника. Смерть военного вызвала большой резонанс и привлекла внимание вице-премьера Ольги Голодец, которая поручила выяснить, почему контр-адмирал не получил своевременную помощь. Глава ФСКН Виктор Иванов потребовал от подчиненных упростить порядок получения анальгетиков. Минздрав также инициировал проверку учреждений, где проходил лечение Апанасенко.
Впрочем, на этот раз вице-мэр Москвы Печатников, комментируя всплеск добровольных уходов из жизни, заявил, что «ни в одном из этих случаев претензий к медицинским организациям не предъявлялось», списав все лишь на весеннее обострение.
Между тем в цивилизованном мире это не может считаться нормой: медики стараются помочь сохранять качество жизни даже обреченным людям. О необходимости создания в клиниках страны психоонкологических служб как обязательной части лечения говорил ранее и сам Печатников. «Несколько десятков лет назад некоторые заболевания считали психосоматическими: это знакомые всем «язвы от нервов» или «гипертонии от стрессов». Сегодня рядом с психосоматикой становится совершенно новое направление, когда от болезней тела постепенно возникают психические расстройства. И самый серьезный случай, конечно, онкология. И пациентам с раком и их семьям просто необходимо оказывать квалифицированную психотерапевтическую помощь», — заявлял он в прошлом году на первой сессии Международной школы психосоциальной онкологии.
Интегративная онкология и психоонкология давно являются стандартом помощи больным в Европе и США. Однако в системе российского здравоохранения этого нет.
Как нет и программ обучения психиатров диагностике и лечению сопутствующих онкологическим заболеваниям психических расстройств. В итоге тяжелые больные чаще всего предоставлены сами себе. По мнению координатора образовательных и просветительских программ Движения против рака, врача-психотерапевта, кандидата медицинских наук Ирины Морковкиной, в штате каждого онкоучреждения должен быть психолог или психотерапевт.
Однако в 90% нет даже штатной ставки. «Раньше такие ставки были, сейчас их стали восстанавливать, но пока это кошкины слезки», — отмечает она.
Причем психологическая помощь нужна на всех этапах онкозаболевания, не только в последней стадии. Такая помощь помогает человеку правильно осознать диагноз и «справиться с самим собой». «В нашем социуме закрепилось понятие, что если ты онкобольной, то обязательно умрешь, — отмечает эксперт. — Во многих странах такого нет. Но после калечащих операций, жесткой химиотерапии, резкого снижения качества жизни человеку нужна профессиональная поддержка. Онкологи не имеют для этого ни специального образования, ни времени».
Что касается больных в терминальной стадии, то, по словам Морковкиной, в большинстве случаев они абсолютно заброшены, не уделяется внимания и их родственникам. «Нам не хватает даже хосписов, не говоря уже о психологической работе с больными на отдаленных стадиях, о которых сегодня просто забывают, отправляя их умирать самим по себе», — отмечает она. Эта проблема напрямую связана и с неразвитостью паллиативной помощи, отмечает Морковкина. По ее мнению, в существующих хосписах больные люди получают необходимое внимание, но это капля в море. Число учреждений, способных оказать помощь тяжелым больным на последних стадиях (как в стационарных, так и в амбулаторных условиях), следует увеличить многократно: по данным главного онколога Минздрава Валерия Чиссова, заболеваемость раком растет на 1,5% в год. Ежегодно в России выявляют около 500 тыс. онкобольных.
По мнению эксперта Национальной медицинской палаты, члена правления Лиги защитников прав пациентов Алексея Старченко,
в основе всех произошедших суицидов лежит как раз недополученная медицинская помощь, на чем не стали делать акцент столичные власти. И правоохранительные органы должны выяснить, нет ли здесь признаков статьи о доведении до самоубийства, считает он.
«Для онкобольных адекватная медицинская помощь — одна из главнейших составляющих зоны комфорта, — считает эксперт. — Если человек будет получать адекватную медицинскую помощь, то повода для суицида не будет. Не будет напряжения родственников, собственных сил из-за отсутствия лекарств, обезболивания, бесконечного доказывания своих прав на это». Поэтому говорить надо, по мнению эксперта, именно о доведении до самоубийства, а не об эвтаназии.
«Эвтаназия (запрещенная в России – «Газета.Ru») – это удовлетворение просьбы о прекращении жизни медработником, когда все возможности медицины исчерпаны – больной получил максимум внимания, обезболен, находится в хосписе, но уже морально не может бороться, — отмечает Старченко. — Здесь же Следственный комитет должен провести по каждому случаю поверку именно на состав статьи о доведении до самоубийства».
«Ведомственные проверки «вообще» — это ни что иное, как попытка увести от ответственности должностных лиц, не обеспечивших должную медпомощь, — уверен эксперт.
— Так произошло и в случае с самоубийством адмирала Апанасенко: замглаврача с правом подписи рецепта ушла раньше времени, и именно ее отсутствие на рабочем месте привело к тому, что больной не получил обезболивающий препарат. Но, несмотря на прямую причинно-следственную связь, уголовное дело возбуждено не было, ее просто уволили, и на этом дело закрыли».
