Цивилизация
В период самых ожесточенных кампаний летом 2014 года через ростовскую границу пошли цинковые гробы и рефрижераторы с телами бойцов. Из-за хаоса и неорганизованности в структурах самопровозглашенных республик родственники из России часто не могли найти тела погибших.
О специфике поисковой работы в Донбассе «Газете.Ru» рассказали в поисково-спасательной группе «Медведь». Аналитик группы Дмитрий говорит, что прежде чем найти тело, поисковики собирают информацию, ищут и опрашивают свидетелей.
Родственники погибших часто пытаются найти родных по открытой информации в интернете.
Украинские сайты вроде lostivan.com и gruz200.net собирают статистику по убитым, главным образом, из открытых источников. Свою статистику ведут и российские правозащитники — проблему курируют «Солдатские матери» и Совет по правам человека при президенте.
Член СПЧ, координатор общественной инициативы «Гражданин и армия» Сергей Кривенко говорит, что российские правозащитники стараются опираться на информацию от родственников и партнерских организаций, поскольку данные из украинских реестров сложно верифицировать. Впрочем, на этих ресурсах честно указано, что они не претендуют на полную достоверность.
В Донбассе поисковики сталкиваются с проблемами во взаимодействии с самопровозглашенными республиками.
«Есть конкретный случай: нашли тело N в морге. Со слов сослуживцев, это был N. Просили сделать фото и выслать — отказали, сказали: приезжайте и забирайте. Суть в том, что его ищет дочь, у которой на руках ребенок, денег нет, и по понятным причинам поехать в Донбасс она не может. Погибший служил в Славянской бригаде (неофициальное название группы Стрелкова, оборонявшей Славянск. — «Газета.Ru»), если у командира есть деньги — почему не отправит? Никто не помог, кто обязан», — говорит Дмитрий, координатор «Медведя» в России.
Член поисковой группы «Медведь» ополченец Алексей Пенза вспоминает громкий случай с гибелью российского добровольца Максима Стехина. Захоронение из пяти тел нашли летом под Донецком, над могилой была табличка: «Ребята погибли за путинскую ложь».
«Я занимался поиском родителей ребят. Нашел родителя Стехина, однако тела исчезли, — вспоминает Пенза странную историю. — Уже почти полгода не можем найти тела, ДНК не совпали. Хотя девушка из донецкого морга сказала нам, что ДНК верны, однако как они могли сравнить, если образцы ДНК брал только я?»
Ополченец связывает проблему поиска и возвращения тел с атмосферой секретности вокруг участия российских добровольцев.
В прошлом году тема массовых анонимных захоронений стала одним из эпизодов информационной войны. В сентябре ополченцы обнаружили захоронения под Донецком, в котором, как утверждают власти самопровозглашенной ДНР, лежат мирные жители Донбасса, якобы убитые украинскими силовиками. В Москве после этого провластные организации провели митинг «Акция скорби» на Поклонной горе. В ответ представитель Совета национальной безопасности и обороны Украины Андрей Лысенко заявил, что на кладбищах в Славянске Донецкой области обнаружены три массовых захоронения.
«У меня таких историй много, — рассказывает Пенза. — Так, мы хоронили ребят под Андрианополем (Луганская область). Троих взяли в плен, а шесть человек — все россияне — расстрелял батальон «Киев-1» и засыпал мусором от террикона, потом их нашли местные.
Двое выжили, их потом обменяли. Еще у двоих была отрезана голова, у двоих срезаны татуировки. Мы опознали группу, когда увидели наколку в виде орла у одного из них. (Из-за бюрократических проблем с властями) мы их эксгумировали целых три месяца — в октябре выкопали, в ноябре доставили в Ростов. Я вызвал родителей, ДНК совпали, и их отправили домой».
С июля группа помогла по около 70 случаям — трети обратившихся.
Пик запросов «Медведю» от родственников приходился на август — время самых ожесточенных боев, когда украинские войска терпели самые громкие поражения от сил ДНР и ЛНР. Тогда же, 27 августа, Александр Захарченко в интервью телеканалу «Россия-24» заявил, что в рядах сторонников ДНР и ЛНР воюют не только добровольцы из России, но и действующие военные российской армии, которые, по его словам, «предпочли провести отпуск не на пляже, а среди нас, среди братьев, которые сражаются за свою свободу». Бойцы республик неформально называли участвовавших в конфликте российских кадровых военных «военторговцами». Минобороны России их присутствие в регионе отрицает.
По словам ополченца Пензы, «военторговцы» и республики отдельно работают по переправке тел своих людей. «Они («военторг». — «Газета.Ru») сами по себе, поймите», — говорит «Газете.Ru» член комиссии по делам военнопленных при минобороны ДНР Андрей Рагулин. Существование другой системы логистики подтверждает и ополченец, координатор негуманитарной помощи ДНР Александр Жучковский, однако подробностей никто из них рассказать не смог.
На поиск одного человека уходит до 100 тыс. рублей
В то же время точно известно о множестве проблем с логистикой «двухсотых» у самопровозглашенных республик. Самому Пензе приходилось тратить на переправку тел на родину свои деньги, поскольку в интернете больше 20 тыс. руб. он не собирал. В соцсетях поисковики действительно занимаются краудфандингом: 26 февраля в посте группы «ВКонтакте» указывалось, что на счет поступило 7 тыс. руб. Периодически в постах указываются имена разыскиваемых и прикладываются номера кошельков. На поиск одного человека уходит 50–100 тыс. руб.: это деньги на транспортные расходы (бензин, машина, самолет); анализ ДНК 18–25 тыс.; гроб, костюм и цинк — 20–25 тыс. руб.
«Я просил администрацию ДНР и ЛНР, но мне отвечали, что на все это якобы выделяются деньги от министерства обороны Российской Федерации.
Когда я задал вопрос человеку в России, который занимается этими вопросами в «военторге», он посмеялся и предложил показать этот договор. То есть такой договоренности просто нет. Ополченца призывают, говорят: мы бедные, нужна твоя помощь. Человек приезжает, одевается, кушает за свои деньги. А когда его убивают, он никому не нужен. Тот же самый аэропорт (транспортный узел Донецка — один из эпицентров боев). Мы не могли забрать тело пацана, которого переехал украинский танк. Я предлагаю привезти часть тела, чтобы похоронить. Нет, никому это не нужно, а за каждого «двухсотого», по моей информации, командиры получали 20–25 тыс. грн на похороны. Эти деньги исчезали в неизвестном направлении», — жалуется Пенза.
Он рассказывает, что поисковых групп по Донбассу в России, кроме «Медведя», он не знает, только отдельных людей, собирающих информацию по погибшим и раненым. При этом самому «Медведю» прошлой осенью объвили бойкот — «задавали слишком много вопросов»:
«Меня хотели несколько раз расстрелять в ДНР из-за того, что мешаю людям деньги зарабатывать».
Однако проблемы бывают не только с недобросовестными полевыми командирами, но и с некоторыми поисковыми группами. По сведениям «Газеты.Ru», родственники жаловались на то, что им пытались отдать останки чужих людей, якобы проведя экспертизу ДНК.
В любой войне часто возникают проблемы с опознанием тел. Полковник в отставке управления «А» ЦСН ФСБ и ветеран чеченских кампаний Сергей Милицкий рассказал «Газете.Ru» про исторический опыт опознания тел.
«В первую войну стояли вагоны в Ростове, туда свозили погибших из Чечни. Там многие обгорели, их вытаскивали из сгоревших БМП. Трудно было опознать. Мама моего товарища по училищу приезжала и брала слепки зубов, пломбы, чтобы попытаться по ним опознать своего сына. В Чечне погибших старались не оставлять, в нашем подразделении никого не оставили. Со времен Великой Отечественной войны для опознания использовались гильзы в нагрудном кармане гимнастерки в форме маленького закрывавшегося пенальчика с бумажкой, на которой написано ФИО. Поисковики до сих пор определяют по ним погибших со времен ВОВ. Я до сих пор ношу жетон с надписью СССР и личным номером, закрепленным во всех архивах. Жетон нужен, чтобы, когда тебя убили, положить его в рот и закопать вместе с ним для дальнейшего опознания. В первую чеченскую искали по зубам, с 1995 года ищут уже по ДНК», — рассказывает Милицкий.
«Судьба тела в первую очередь зависит от родственников»
Передачей тел украинским и российским родственникам в Донецке занимается комиссия по делам военнопленных при минобороны ДНР. Ее представитель, активист движения «Альтернатива» Андрей Рагулин сказал, что добровольцы, по сути, «никому не нужны в плане их судьбы»: «Они предоставлены сами себе. Это похоже на добровольцев в Сербии. Судьба тела в первую очередь зависит от родственников, во вторую от командира», — говорит Рагулин.
Ни Рагулин, ни Мельников не смогли подтвердить слова Пензы о том, что на переправку тел родственникам в России командирам в республиках выделяют деньги и о подобных указах в самопровозглашенных республиках не знают.
Родственников в Донецке разыскивают и с украинской стороны, рассказал другой член комиссии по военнопленным ДНР, Лилия Радионова.
По ее словам, к ней регулярно обращаются украинские родственники. Недавно в одном из районов Донбасса нашли массовое захоронение украинских военнослужащих, комиссия проверила место, раскопала, передала украинской стороне, а из морга Донецка дали информацию по ДНК-экспертизе, рассказала Радионова.
Она жалуется на «войну» и вокруг передачи тел: украинская сторона перестает переправлять «двухсотых» — ДНР отвечает бойкотом. «Тела наших бойцов лежат в районе поселка Спартак (Донецкая область) с января. Приходится отвечать такими контрударами, хотя это не по христианским и человеческим законам. Но меня больше интересуют наши ополченцы, хотя родственники с российской стороны о нас мало знают. Если надо, я сажусь и еду с ними, нас пускают на передовые позиции, где так просто нельзя быть. Под моим контролем выкапывают и забирают тела. А вот на украинскую сторону попасть почти невозможно», — говорит Радионова.
Из запоминающихся случаев она вспомнила 21-летнего парня из села Логвиново (Донецкая область), который вытащил тело 19-летнего товарища из подбитого танка во время боя. Он похоронил его в воронке, нашел рядом палки и сколотил крест, повесил каску и подписал табличку. Танкиста в итоге нашли родственники из России.
«Есть, конечно, случаи, когда и в окопах присыпают, когда хоронить нет возможности, хоть землей присыпать, чтобы животные не растащили».
Сколько тел добровольцев прошло через комиссию, Радионова сказать не может, точной статистики нет: «Могу только сказать, что много».
Ветеран Чечни Милицкий подчеркивает: войну в Донбассе нельзя сравнивать с Чечней из-за характера гражданского противостояния и многих стихийных подразделений как со стороны самопровозглашенных республик, так и Киева. В любом случае, регулярные формирования тщательнее относятся к похоронам соратников: «Честно говоря, думаю, что украинцы больше заинтересованы вытащить своих солдат, как ни крути — это кадровая армия. Больше, чем неместные ополченцы, которые приехали и их толком не знают. Ну, получилось — вытащили, не получилось — нет. С другой стороны, местные наверняка стараются вытащить своих. А украинская армия все-таки кадровая, с отчетностью, и им надо объективно показывать своих солдат».
В комиссии по военнопленным при минобороны ДНР надеются, что московский Красный Крест может в будущем системно заняться переправкой тел российских добровольцев родственникам, на что у республик не хватает ресурсов. Однако пресс-секретарь Российского Красного Креста Татьяна Кленицкая говорит, что организация никогда не занималась работой с «грузом-200» и эта работа скорее в компетенции МЧС.
Как возвращают «груз-200» на родину
В последние месяцы пропускной режим на границе резко ужесточился, однако в отличие от гуманитарных и других грузов с переброской тел проблем нет, говорит «Газете.Ru» полевой командир ДНР Олег Мельников. Выписываются стандартные справки о смерти, невложении (посторонних предметов) и незаражении, далее цинковые гробы официально везут через границу в ростовский аэропорт и отправляют по месту назначения.
Руководитель клуба «Имперский легион» Денис Гариев замечает, что проблемы с переправкой через границу могут возникнуть, если у погибшего не было с собой документов или они сгорели в бою: «Мы такие проблемы не разруливали, у нас документы были у всех. Сейчас еще возникли проблемы с ужесточением досмотра: вскрывают гробы, досматривают. Также проблема в том, что сделанный в Донецке цинк не годится для России (вероятно, имеется в виду не соответствие российским ГОСТам. — «Газета.Ru»). Сначала нам приходилось покупать цинки и там, и там. Это мешает транспортировке на самолете и железной дороге».
Ранее Мельников говорил «Газете.Ru», что российских добровольцев хоронят на месте в Донбассе, если часть окружена и не имеет физической возможности вывезти тело через границу, а также если у погибшего нет родственников или их не удалось найти. В остальных случаях тело стараются доставить на родину.
Самые резонансные случаи переправки «груза-200» в Россию из Донбасса были прошлым летом, после майской провальной операции в донецком аэропорту.
Тогда границу пересекали фуры с гробами с наклейками «Донецкая народная республика». Для защиты от атак активисты рисовали краской на бортах и крыше грузовика красные кресты и цифры «200», а конвой сопровождали журналисты.
На официальном уровне государство не участвует в похоронах и переправке тел добровольцев, объясняет депутат Госдумы Франц Клинцевич. Организационно и финансово, по его словам, здесь помогают три ветеранских организации: Российский союз ветеранов Афганистана, «Боевое братство» и Союз десантников России.
Отдельная проблема — часто добровольцы не предупреждают родственников, куда именно они едут в «командировку», отмечает депутат: «Это же добровольцы, ополченцы. Кто-то с женой поругался и пошел помогать братанам, это же не системно, и порой никто не знает, кто и откуда прибыл. Здесь есть проблемы и бардак. А мы систему наладить не можем, каждый раз, когда что-то случается, нужно ручное управление».
Другой проблемой с поиском и идентификацией тел для родственников в Донбассе может быть сокрытие сторонами конфликта своих потерь из пропагандистских целей и личной мотивации командиров. Эта история характерна для многих войн: в советское время в афганской кампании командиров вызывали наверх и отчитывали за потери. Отчеты писались по армейской, партийной, медицинской линии и по контрразведке — цифры должны были «биться». Стремясь избежать проблем, командиры придерживали тела, занижая потери на бумагах и растягивая во времени обнародование списков и отгрузку гробов. Примерно так же американцы поступали в Афганистане и Ираке, чтобы нивелировать реакцию общества и конгресса. Можно предполагать, что такая же практика имеется и в Донбассе, что только усложняет попытки найти погибших родных.
