— Как на белорусское общество повлияли события в Украине — Майдан, Крым и нынешние события в восточных регионах?
— Было несколько стадий. Когда только начинался Майдан и люди начали массово выходить на площадь, белорусы очень сильно воспрянули духом. Что, дескать, раз украинцы так смогли, то и мы сможем. Ситуация кардинально поменялась, когда стали расстреливать людей. Когда случились первые смерти, белорусское общество очень сильно испугалось. Каждый задумался над вопросом, стоит ли избавление от Лукашенко человеческих жизней. Этот вопрос очень серьезный, и белорусское общество для себя на него пока не ответило. Лукашенко на этом очень сильно выиграл в рейтинге. Люди подумали, что маленькие зарплаты при отсутствии смертей, массовых волнений — это все-таки лучший вариант, чем то, что происходит в Украине.
Потом, когда случилась ситуация с Крымом, пошла третья стадия. Белорусское общество просто раскололось. И раскололось оно по источникам информации. Люди, которые большей частью смотрят телевизор, они очень заметно поддерживают Россию. Даже агрессивно поддерживают. А люди, которые берут информацию из интернета и, как правило, знают несколько языков, — они очень сильно настроились против России и защищают действия украинцев. В результате этим двум сторонам стало невозможно даже разговаривать, потому что каждый опирался на свои факты, причем чаще всего эти факты даже не требовали проверки их правдивости.
В итоге если раньше белорусское общество было поделено по линии «за Лукашенко» и «против Лукашенко», то сейчас оно еще поделено по линии «за Россию» и «за Украину».
— Можно ли сказать, что Лукашенко, наоборот, стал более популярен у людей, для которых важна независимость, и стал выглядеть в их глазах чуть ли не гарантом этой самой независимости от России?
— Это было до подписания евразийского договора. Пока он его не подписал, даже для людей, которые были настроены оппозиционно, Лукашенко выступал как гарант белорусской независимости. Но после подписания евразийского договора, конечно, эти настроения заметно поутихли.
Всегда традиционно был своего рода водораздел: оппозиция воспринималась как прозападная, и люди, которые хотели перемен, смотрели в сторону Евросоюза. А Лукашенко воспринимался как пророссийский политик, и те, кто хотел, чтобы перемены не наступали, голосовали за него.
Сегодня ситуация поменялась, и она стала любопытной в том плане, что в обществе возникла большая группа людей, которых не устраивает Лукашенко потому, что он слишком пробелорусский. Они бы хотели иметь более пророссийского кандидата, потому что люди, которые обожглись на девальвации 2011 года, на потере банковских вкладов в 2008–2009 годах, хотят иметь больше стабильности в этом плане.
Они бы хотели большего объединения с Россией, потому что в их понимании российский рубль — это более стабильная валюта, он меньше зависит от каких-то действий руководства страны, а российское правительство имеет четкую экономическую стратегию.
— Насколько вероятна ситуация, что Лукашенко захочет поставить преемником старшего сына — Виктора?
— Я думаю, что сам менталитет Лукашенко это исключает. Любой сценарий преемника у нас просто невозможен.
— Но у Виктора Лукашенко наверняка может быть и свое мнение по данному вопросу…
— Может. Но в таком случае это только переворот. Я вижу, что при Вите Лукашенко выросли люди, которые хотели бы сохранения авторитаризма, но с таким «европейским лицом». То есть сейчас Лукашенко-старший находится в самоизоляции. И все чиновники вокруг него находятся в той же изоляции. Но они смотрят на Россию — и что они видят? Что высшее руководство ездит отдыхать в Куршевель, что они, несмотря ни на что, интегрированы в Европу, в ее культуру. А Лукашенко для европейцев ведет себя непонятно, нелогично. И окно возможностей для Белоруссии закрывается, а чиновникам это не нужно.
— Белорусские оппозиционеры никак не могут избрать единого кандидата в президенты. И одна из причин этого – невозможность объединить ресурсы. На что можете опереться вы?
— Первое — это люди, которые уже имеют административный опыт управления. Которые уже были чиновниками или депутатами, даже при Лукашенко, у них уже есть этот опыт. Второе: как ни странно, но с 2006 года Европа усиленно финансирует программы обучения белорусов за рубежом. И люди, которые уехали в 2006–2007 годах, уже окончили университеты и даже успели где-то поработать. Это люди, у которых европейское образование и мышление. Они готовы вернуться и делать карьеру в Белоруссии, потому что понимают: в период трансформации очень хорошо работают социальные лифты. И поэтому карьеру, на которую им бы понадобились годы в Европе, они могут довольно быстро сделать в Беларуси. И я думаю, что сейчас поколение между 25 и 45 годами — это поколение, которое всегда было негативно настроено к Лукашенко. И у них есть энергия, есть желание сделать карьеру, есть мозги.
— И вы сами, получается, яркий представитель этой группы?
— Да, я представитель этой самой группы. И этих людей уже не устраивает пенсионер Лукашенко, а он теперь будет идти на выборы именно как пенсионер. И они хотят, условно говоря, получить свой кусок пирога. Еще одна похожая группа — это люди, которые хотят начать свой бизнес. Но на сегодняшний день законы и административные процедуры таковы, что их блокируют. И делают белорусских бизнесменов неконкурентоспособными ни в России, ни в Евросоюзе. При всей уникальности белорусского рынка, окруженного достаточно богатыми соседями, белорусы сами не могут выйти на международный рынок, потому что слишком много времени тратят на возню со всеми этими непонятными законами, отчетами и т.д.
— Какое у этой группы отношение к России?
— Они спокойно относятся к России. Очень большая их часть, во-первых, работала в России — или работает сейчас, временами приезжая в Белоруссию. Во-вторых, они не националисты, или, точнее, не радикальные националисты. Просто у них совсем иная концепция жизни и совсем другое мироощущение. Просто и Лукашенко, и противостоящие ему националисты БНФ (Белорусский народный фронт. --«Газета.Ru») — они изначально строят концепцию белорусской нации как нации аграрной. А представители двух первых групп, о которых я говорила, деревню уже воспринимают просто как место, куда можно приехать на шашлыки. Они не собираются там полоть грядки или выращивать картошку. Они считают, что картошку нужно покупать на рынке, а деревня — никак не место для жизни. Как раз наша сила в том, что мы, моя команда, белорусов видим именно как городскую нацию. Городская нация с сельскими корнями. Мой дедушка ездил на телеге, я езжу на джипе, и эту парадигму развития надо продолжать.
Так что для этих людей Россия — не чужая страна. К тому же условия ведения бизнеса в России намного мягче. Представители этой группы уже пробовали делать бизнес в России, и им есть с чем сравнивать.
— В кругах минских политологов сейчас обсуждается сценарий, при котором восточные регионы через местные референдумы попытаются вернуться в состав России, а западные в ответ вспомнят о польских корнях? И через, к примеру, аннулирование пакта Молотова-Риббентроппа страну просто разорвут на две части…
— Что в восточных регионах может возникнуть идея референдумов о присоединении к России — я такое допускаю. Особенно при форсировании подобных настроений со стороны России.
Насчет Польши и Западной Белоруссии сказать сложнее. Конечно, традиционно там больше католиков, которые связаны с польским костелом и самой Польшей. Но просто Польша не будет эти территории забирать. Поляки — умные люди. Брать на себя такое квазигосударство, как Западная Белоруссия, с плохой экономикой и устаревшим оборудованием, им не интересно.
При этом они всегда рассматривали и рассматривают западные регионы Белоруссии как источник рабочей силы. Польское правительство уже приняло ряд законов, которые облегчают иммиграцию и ассимиляцию белорусов в Польше. Достаточно прожить там три года, чтобы получить польское гражданство. При условии знания языка, конечно, что для белорусов не проблема. В Польшу и сейчас активно мигрируют люди, которые не видят перспектив в Белоруссии и которые рассматривают Польшу как намного более развитое государство.