Цивилизация
25 апреля на канале HBO и сервисе «Амедиатека» стартует шестой сезон сериала «Игра престолов». В преддверии премьеры «Газета.Ru» попыталась выведать подробности одной из самых ожидаемых телепремьер сезона у исполнительницы роли леди Мелисандры Карис ван Хаутен и Лиама Каннингема, сыгравшего Давоса Сиуорта.
— Карис, ну что, каково вам было сниматься в экшен-сценах с Джоном Сноу?
Ван Хаутен: (смеется). Не понимаю, что все пристали к моему персонажу. С самого финала предыдущего сезона я прямо чувствую нарастающее напряжение. Почему-то все решили, что я способна воскресить этого парня. Но хотя я понимаю, почему в этом полном смерти и боли мире нам нужно, чтобы достойные люди жили долго и счастливо. В гибель такого персонажа сложно поверить и еще сложнее ее принять, но возможности Мелисандры небезграничны.
— Да ладно, она там и не такое вытворяла!
Ван Хаутен: Одно дело — убивать кого-то при помощи черной магии, и совсем другое — воскрешать. Боюсь, я все же разочарую зрителей, которые уверовали в силы моей героини. Но в этом и прелесть сериала: хорошие парни умирают. Это несправедливо, но все как в жизни. Уж простите.
Каннингем: Слушайте, ну ведь героя десять раз тычут кинжалом в сердце, а мы смотрим и думаем: «Он не умер. Этого не может быть». Что нам еще надо увидеть, чтобы в это поверить? Ядерный взрыв?
— Если бы у вас все же была сила воскрешать мертвых, каких двух персонажей вы бы вернули в шоу?
Ван Хаутен: Я была бы рада воскресить Джоффри.
Каннингем: (смеется). У этих двоих очень много общего.
Ван Хаутен: Просто мне очень нравилось наблюдать за ним. В основном из-за актерской игры, потому что твой, Лиам, соотечественник Джек Глисон просто феноменален. И персонаж у него был отличный, я в числе многих ненавидела его с огромным удовольствием. И теперь, после его смерти, я стала главным объектом ненависти фанатов, так что хочется уже восстановления паритета. Также я бы вернула в сериал Тайвина Ланнистера — еще одного из своих любимых персонажей саги.
Каннингем: Да, Тайвин отличный, очень глубокий персонаж и прекрасно сыгран выдающимся актером Чарльзом Дансом. Помню, когда Джоффри все-таки отправился к праотцам, весь интернет отмечал и веселился: мол, наконец этот гаденыш сдох! Но примерно неделю спустя те же самые люди писали что-то вроде: «Мы типа немного скучаем по Джоффри». Это, возможно, прозвучит странно, но наблюдать за ним было даже по-своему приятно: такой юный, а уже эталон зла.
Ван Хаутен: Знаете еще что смешно? Мой персонаж прошел такую занятную эволюцию: сначала Мелисандра убивает Ренли, и я начинаю один за другим получать твиты с примерным содержанием: «Умри, тварь!» К счастью, за смерть дочери Станниса мы вместе со Стивеном Диллейном разделили народный гнев. А теперь, когда Джон Сноу умер, все внезапно готовы меня простить, если я верну всеобщего любимца к жизни.
Каннингем: (смеется). Настроения масс такие переменчивые.
— У ваших персонажей тоже отношения довольно напряженные: Давос и сам давно пытается избавиться от Мелисандры.
Каннингем: Мне кажется, у него это уже прошло — тяга к крайним мерам. Да, когда-то он пытался ее отравить, а потом кидался на нее с ножом. Они, конечно, страшно друг друга недолюбливают, но у них есть нечто общее, что определяет весь смысл их жизни, — это Станнис. И теперь, когда он умер, оба оказались в одинаковой ситуации: им непонятно, куда податься. Они оба прибиваются к Ночному Дозору, оба только что лишились не просто работы, но и вообще всего. У него, возможно, по-прежнему хватает поводов ее прикончить, но теперь они в одной лодке, которую лучше не раскачивать почем зря.
— Это просто он еще не знает, что случилось с его любимицей Ширин…
Каннингем: Не знает, факт. Вот что я люблю в этом сериале, так это умный сценарий: в конце пятого сезона Давос без понятия, какая была заваруха с сожжением девочки и последующей битвой. Знает только, что и Ширин, и Станнис погибли. Поэтому, когда он видит Мелисандру в Черном Замке, он не в курсе, что эта стерва во всем виновата. Аудитория в курсе, а он — нет. Поэтому теперь, на пороге шестого сезона, все вроде как зависли в ожидании, узнает ли он, что на самом деле случилось? И если узнает, какие меры после этого примет? И вот этот саспенс, когда на руках у аудитории больше информации, чем у персонажа, мне кажется невероятно интересным.
— За кого вы теперь будете болеть как зрители?
Каннингем: После смерти Станниса я честно собирался отдаться с потрохами Джону Сноу, но и с этим парнем что-то не задалось. Кто там остался после них из достойных?
Ван Хаутен: Я бы хотела увидеть Сэма Тарли на троне. Но это вряд ли возможно.
Каннингем: Ну, у тебя какие-то совсем дикие фантазии, этому точно не бывать никогда. В моем воображении финал шоу будет таким: Белый Ходок сидит на троне, закинув ногу на ногу, развалившись и покуривая сигару.
Ван Хаутен: И после этого у меня еще дикие фантазии!
— В этом сериале полно сильных женских персонажей, включая Мелисандру. Кто из них вам больше нравится?
Ван Хаутен: Ох, трудно выбрать, они все такие прекрасные. Я большая фанатка Серсеи — потрясающий персонаж. Я даже поначалу пробовалась на эту роль, но так ее и не получила — пожалуй, и хорошо, потому что Лина Хиди просто божественна. Также мне симпатичны Бриенна и Арья — обе восхитительные пацанки с несгибаемой волей.
Каннингем: Это большая роскошь: в «Игре престолов» такое количество сильных женских персонажей, что из них трудно выбрать лучших. Как много подобных сериалов вы знаете? Дайана Ригг сыграла потрясающую Леди Оленну — этой старой интриганке лучше не переходить дорогу. Здесь полно фантастических женских персонажей, которые делают страшные вещи. Возьмите Арью — да она же, блин, самая настоящая убийца! У нее целый список людей, которых она собирается укокошить, при этом она потрясающая ролевая модель для девочек-подростков. И это неоспоримо круто. На героях с сомнительными моральными качествами держатся лучшие произведения мировой культуры.
— Карис, вы и в голландских фильмах часто играете таких сильных женщин, в «Черной книге» например. Тот факт, что вас часто зовут на подобные роли, придает вам, не знаю, некой уверенности в себе?
Каннингем: Поверьте, у нее с уверенностью в себе никаких проблем.
Ван Хаутен: (смеется). Лиаму, конечно, виднее! Почти все мои персонажи из предыдущих фильмов, возможно, и были сильными женщинами, но в них также хватало страха и сомнений. Все они страдали по полной программе, и мне всегда нравилась эта драма — легко было вдохновляться собственной жизнью. Но с Мелисандрой все было совершенно иначе — личный опыт совсем не пригодился, до недавнего момента. Она всегда была настолько уверенной в себе и всегда так умело контролировала ситуацию. Немного жаль, потому что как актриса я все же предпочитаю играть кого-нибудь менее совершенного. Ее эмоциональный фон тоже всегда меня напрягал — она все держит в себе и никого не подпускает близко. И только сейчас в ней начинают проявляться какие-то человеческие черты, когда она осознает, что все это время, возможно, была неправа.
— А сниматься нагишом вам очень некомфортно?
Ван Хаутен: О, я обожаю это дело! (Смеется.) На самом деле нет. Но мы это много обсуждали и пришли к выводу, что без обнаженки никак. Пусть это и фэнтези-история, мы все же пытаемся быть как можно более реалистичными. Поэтому, если бы во всех сценах, где Мелисандра предстает голой, я прикрывала наготу подручными средствами, это выглядело бы ужасно глупо и неестественно. Она жрица огня, она первобытна и могущественна, ее не должны смущать такие мелочи, как отсутствие на ней одежды. Да и все, что мы показываем в сериале, настолько брутально, грязно, грубо, что заигрывать с цензурой не представляется возможным.
Каннингем: Это было бы нечестно по отношению к зрителям, если бы мы оставили за кадром секс и насилие. Действие происходит в жестоком мире, как ни крути.
Ван Хаутен: Часто, когда я смотрю постельные сцены в других фильмах, я ловлю себя на мысли: «Это все выглядит фальшиво. Если уж я занимаюсь сексом, я не оставляю на себе бюстгальтер, чтобы продемонстрировать какую-то ложную целомудренность». Уж простите за подробности.
Каннингем: Ничего-ничего, ты продолжай, не останавливайся.
Ван Хаутен: Все это ложь и двойные стандарты. Раз уж показываете постельную сцену, то почему бы не сделать ее поубедительнее. Сосок в кадре еще никого не убил. Я не призываю к тому, чтобы телевидение и кино заполонила обнаженка, но секс — огромная часть нашей жизни. И показывать его на экране так, будто участники процесса не любовью занимаются, а участвуют в собачьей выставке, равносильно тому, что держать зрителя за идиота.
— А есть ли разница в американском и европейском подходе к обнаженке?
Ван Хаутен: Я точно могу сказать, что разница между американским и голландским кино довольно существенна. Мы всегда росли с более свободным отношением ко многим вещам, к которым по ту сторону Атлантики относятся по-пуритански. Но я не считаю, что обнаженка только ради обнаженки может быть оправданна. Это некрасиво и неэтично. Другое дело, что в сценарии «Игры престолов» была так грамотно прописана нагота, что вопросов она не вызвала. Мелисандра использует свое тело как орудие — дело даже не в ее сексуальности, она просто может умело манипулировать всеми средствами, что ей даны.
Каннингем: Вообще, как определить, какой из этих подходов используется в «Игре престолов»? Это ведь, по сути, американский проект, снятый на американские кабельные деньги. При этом он на 100% ощущается европейским. Джордж хотя и американец, но он во многом использовал за основу своих книг реальные исторические события Британии. Например, Стена — это намек на Адрианов вал, который в свое время отделял Шотландию от находящейся в римских владениях Англии. И у него много подобных штук в романах. Действие происходит хотя и в выдуманном, но все же Средневековье, и, даже если очень хочется, вряд ли можно поместить его куда-нибудь в Миннесоту. Создатели сериала Дэвид и Дэн — американцы, но они учились в аспирантуре в Дублине. Я не знаю, хорошо это или плохо, но это задает определенный тон сериалу. Однако американцы обладают невероятно большими кошельками, и, если бы не они, европейцы никогда не смогли бы профинансировать такой масштабный проект: у нас мало продюсеров, способных рискнуть серьезным капиталом и поставить его на такую сомнительную авантюру. И именно большое количество обнаженки и крови делает это предприятие таким рискованным.
— Какие сцены с вашим участием вам дались сложнее всего?
Ван Хаутен: Их было так много… Наверное, самой сложной из них была сцена родов.
Каннингем: Ой да, это было ужасно. Не просто потому, что в сцене происходило нечто отвратительное и мистическое. Там было холодно и душно одновременно.
Ван Хаутен: Меня обдували какими-то благовониями и красили мне соски, пока я, полуголая, с неудобными накладками на животе, ползала туда-сюда по одеялу, распластанному в грязи. Очень нелегко раздвинуть ноги и представить, что из твоего чрева выползает огромный черный монстр.
Каннингем: После этой сцены нам обоим хотелось напиться. Но нам выдали только кофе. И сигарету.
— Карис, как вам кажется, Мелисандра все-таки злодейка или нет?
Ван Хаутен: Нет, я стараюсь не исповедовать такой подход, потому что это скучно. Я не верю, что хоть кто-то рождается злодеем, поэтому у всех есть, может, и не светлые черты, но обязательно благородные цели, в которые они сами верят и которым свято следуют. У Мелисандры, конечно, очень жестокие методы достижения своих целей, но в конце концов она пытается спасти человечество. Это примерно то же самое, что играть Гитлера: бессмысленно представлять его на экране тупо злым. Гораздо интереснее играть его как человека, который считает, что он все правильно делает. И это как раз делает образ куда страшнее. Банальное зло никого не пугает, но вот совсем другое дело видеть, как Гитлер ласково обращается со своей собакой.
— Тут еще важно, что Мелисандра представляет религиозный культ…
Каннингем: Мне ее образ всегда казался крепко завязанным на религиозном фундаментализме. То, что Станнис и его жена способны сделать с собственным ребенком, оправдывая это некой благой божественной целью, — это невыносимо страшно и отвратительно. Здесь вполне очевидны аналогии с современным миром: если ты легко поддаешься влиянию, то тебя могут убедить совершать бесчеловечные вещи во имя некой идиотской идеи. Это было актуально и в Средневековье с его кровавыми Крестовыми походами, и сейчас с тем, что творит ИГИЛ (запрещенная в России организация. — «Газета.Ru»). Отношения Станниса и Мелисандры лишний раз показывают, что религиозный фундаментализм до добра не доводит и жертвоприношение во имя любого бога, пусть даже Владыки Света, является актом не просто жестокости, но и удивительной глупости.
