Цивилизация
18 декабря в российский прокат выходит «No Comment» — игровой дебют телережиссера-документалиста Артема Темникова. Сюжет картины в стилистике found footage рассказывает историю двух героев на фоне второй чеченской войны. Один из них — российский спецназовец Алексей Басаргин, а второй — завербованный в ряды боевиков немецкий юноша Томас. Перед премьерой фильма режиссер побеседовал с «Газетой.Ru»
— Как у вас возникла идея картины?
— Несколько лет назад канал «Россия 1» предложил мне сделать фильм к годовщине второй чеченской войны. Среди прочих материалов ко мне попали видеокассеты с личными съемками как спецназа ГРУ, так и боевиков, найденные после боя в блиндаже под селением Сержень-Юрт. Военные снимали видеофиксации рейдов, а боевики делали видеоотчеты для своих спонсоров, но также были съемки, предназначенные для личного пользования. Мне как документалисту это было очень интересно: когда сам снимаешь такие сюжеты, то между тобой и героем всегда есть некоторый естественный барьер, которого здесь не было, потому что снимали свои и для своих. При отсмотре материалов эпизоды из жизни людей по разные стороны фронта порой рифмовались. С одной стороны отмечают, например, Курбан-байрам, а с другой — день рождения комбата. Боевики, кстати, и в действительности погорели на том, что сняли часовых, когда пошли поздравлять командира с рождением сына… Некоторые из таких сюжетов попали в итоге в сценарий фильма. Я старался показывать всех персонажей истории в первую очередь людьми и быть объективным. Ведь человек везде человек, я объездил больше 90 стран и уверен, что между нами куда больше общего, чем различного. Дети разных народов вообще прекрасно понимают друг друга без слов.
— Почему вы не сделали большой документальный фильм, а решили написать свою историю?
— Из тех съемок, которыми я располагал, не выстраивалась самостоятельная история — даже с закадровым голосом. И значительная часть записей была такого качества, что не годилась даже для показа по телевидению, ведь трофейные кассеты были найдены в сгоревшем блиндаже.
Кроме того, помимо рассказа о реальных событиях чеченской войны мне хотелось создать историю в традициях хорошей русской литературы.
Показать внутренний путь героя, рассказать, как он решает вечные вопросы бытия. А также в фильме «No comment» была еще очень важная тема отцов и детей, которая по-новому зазвучала в наше непростое время.
— Как, кстати, возник герой? Немец, завербованный боевиками, — не самая очевидная история.
— Прототип героя — Карл Томас Фишер, совершенно реальный юноша, воевавший в Чечне, про него много писали в СМИ. Когда я работал над тем фильмом для «России», то еще не знал историю Фишера. Мое внимание привлек сам факт, что в кадре время от времени слышалась немецкая речь. Я разузнал кое-что об этой истории — самые общие данные. Но когда делал «No comment», глубже копать не стал, чтобы избыток фактов не мешал выстроить драматургию, которая прописывалась исходя из образов и общей идеи. Тут еще совпало, что незадолго до начала работы над картиной я писал сценарий современной интерпретации «Фауста» Гете.
И мне показалось, что линия бунта Фауста против мира и подростковый бунт Томаса против мира родителей и своего социума перекликаются.
Только искушает Томаса не Мефистофель, а вербовщик Мустафа, который при этом пользуется примерно теми же методами: убеждает в избранности, завлекает любовью и высшими целями. Но цель остается та же — завладеть еще одной душой.
— Как вам кажется, насколько показанный вами сюжет универсален в контексте сегодняшних боевых действий на Ближнем Востоке?
— По-моему, он актуален сейчас как никогда. Мне вообще не хотелось, чтобы события в фильме были жестко привязаны ко времени. У нас солдаты ходят в форме, которая поменялась всего 2–3 года назад. Фильм снят так, чтобы было непонятно, когда произошли эти события, десять лет назад или только вчера. Сейчас ведь в Сирии и Ираке происходит то же самое. И сейчас среди членов ИГ (запрещенная в России организация) не только немцы турецкого происхождения и французы арабского, но и коренные европейские молодые люди и порядка двух тысяч россиян. Когда мы снимали немецкие эпизоды в прошлом году, то строили палатки салафитов, которые раздают на улицах Коран, в точности по образцу сегодняшних палаток, расставленных на улицах и площадях в Германии, которые, несмотря на все произошедшее за последний год на Ближнем Востоке и в той же Франции, также периодически проводят свою агитацию.
Хотя понятно, что радикальные организации везде действуют похожим образом, — в этом смысле между ними на Кавказе, Ближнем Востоке или в Европе нет никакой разницы.
Хотя уже для большинства европейцев понятно, что идея мультикультурализма дала сбой. Цивилизационный конфликт, как бы его ни старались замолчать в той же Германии, все еще не решен, а простые люди не хотят, чтобы их дети попадали под влияние каких-то радикалов и шли убивать и умирать.
— Есть ли какой-то способ защититься от этой угрозы?
— На бытовом уровне у каждого из нас он, конечно, есть. Нужно повнимательнее относиться к своим детям, следить, чтобы ребенок не только не начал курить и пить вредные напитки, но интересоваться тем, с кем он общается, уделять больше внимания его переживаниям. В юности, когда человек особенно остро реагирует на отсутствие какой бы то ни было справедливости, открыт к большой и светлой любви, легко найти путь к сердцу молодого человека людям, знающим, за какие веревочки дергать и какие кнопки нажимать.
Поэтому чувство справедливости по возможности не должно попираться на всех социальных уровнях, от семьи и школы до города и страны.
Человек должен знать, что с ним поступают справедливо, чтобы в нужный момент встать на защиту тех, кто о нем заботится, а не слушать красивых басен профессиональных вербовщиков, выдающих себя за борцов с несправедливостью. Именно на недостаток любви в семье и справедливости в социуме делают ставку вербовщики, и именно эту потребность в любви и защите они обещают удовлетворить, а заканчивается все тем, что человек идет и убивает других людей.
