Цивилизация
Сюжет вышедшего в прокат фильма Жака Одиара «Пророк» настолько прост и банален, что его можно с чистой совестью пересказать, не боясь обидеть потенциального кинозрителя.
Замызганный и жалкий 19-летний француз арабского происхождения Малик эль-Джебена (Тахар Рахим) за драку с полицейским получает шесть лет тюрьмы. В заключении им поначалу помыкают все кому не лень, а затем всерьез берет в оборот корсиканская мафия во главе с немолодым матерым паханом Чезаре (в нашем переводе – Цезарем) Лучиани (Нильс Ареструп). Дело в том, что «держащим» тюрьму корсиканцам поступил заказ: необходимо убрать «расколовшегося» зэка, ненадолго «заехавшего» в тюрьму, чтобы дать показания на суде. Проблема в том, что вставший на путь исправления и сотрудничества с органами ренегат ведет себя крайне осторожно, из камеры практически не выходит, и достать его авторитетным людям весьма непросто. Вот земляки Наполеона и решают подсунуть ему не вызывающего никаких подозрений вследствие крайней зашуганности Малика. Чтобы тот, улучив момент, полоснул стукача по сонной артерии выхваченной изо рта бритвой.
Малик, которому никакого выбора не оставили, выполняет порученное, поимев в награду пару блоков сигарет и должность «прислуги за все» у корсиканцев.
А дальше начинается подробный и неторопливый, на два с половиной часа, рассказ о постепенном восхождении быстро обучающегося Малика по ступеням тюремной иерархии из «шестерки» в «тузы».
Вот, собственно, и все. Казалось бы, пьесу «Кто был никем, тот станет всем» в криминальных декорациях мы видели раз сто – от «Лица со шрамом» и «Однажды в Америке» до отечественной «Бригады». Тем не менее мировая кинообщественность почему-то пришла в несусветную ажитацию. «Пророку» вручили Гран-при Каннского кинофестиваля, за который бодалась добрая дюжина живых классиков мирового кино, ныне Франция отрядила ленту в поход за «Оскаром», а кинокритики по своему обыкновению устроили шумную дискуссию.
Дискуссия эта примечательна в первую очередь тем, что движется не по привычному руслу шумного выяснения, д`Артаньян Одиар или всем известно что. Нет, налицо какое-то подозрительное единодушие: все согласны, что режиссер однозначно в белом, фильм великолепен, а состязаются критики в том, кто больше вытянет из картины скрытых смыслов и метафор.
Оспаривать главный тезис и впрямь ни к чему – «Пророк» и впрямь нереально хорош и разочарует разве что выкормленное попкорном племя инвалидов умственного труда, для которых количество «бдыщ-бдыщ» на единицу экранного времени является главным и единственным критерием качества криминальной драмы.
А вот о метафоричности хотелось бы поговорить подробнее.
«Пророк» и впрямь можно рассматривать как притчу о самых разных вещах.
Кто-то увидит в нем хрестоматийный «роман воспитания». Малик в начале картины представляет собой классический случай tabulа rasa, нетронутой чистой доски. Воспитанный в детдоме и рано сбежавший из него, он не умеет ни читать, ни писать, понятия не имеет о своем вероисповедании, сомневается в этнической принадлежности и даже не может толком объяснить, какой язык ему родной – французский или арабский. Именно в тюрьме он постигнет все – от корсиканского диалекта и французского алфавита до понимания базовых жизненных принципов. Филигранно сделанное преображение Малика просто завораживает – даже чисто визуально. Наблюдать, как жалкий белый глист исподволь и незаметно преображается в уверенного хозяина жизни, невозможно, не испытывая острой зависти к тому, как это сделано.
Поговорка «жизнь научит» здесь в буквальном смысле слова получает зримое воплощение.
И вот уже кто-то уверенно объясняет, что не стоит сводить смысл фильма к тезису «тюрьма – школа жизни», фильм Одиара-младшего гораздо глубже. У него скорее «жизнь – лучший учитель», а тюрьма просто оказалась удобной моделью для демонстрации этого тезиса, миром в миниатюре, идеальной площадкой для поставленного эксперимента.
И это мнение – чистая правда.
Другие запальчиво возразят, что фильм «Пророк» на самом деле — одно из самых красивых доказательств того, что «кровь переможет все», и на самом деле он о ключевой для сегодняшнего мира проблеме национализма. Мол, не забывайте, что воспитали этого Маугли корсиканцы, но в финале мы видим Малика предводителем «бородатых» — обитающих в тюрьме мусульман.
И предельная достоверность одиаровского фильма лишь подчеркивает неизбежность и однозначность этого выбора между «своими» и «чужими».
Усвойте, мол, а там как хотите, так и трактуйте. Хотите – сокрушайтесь «не в коня корм», хотите – злобно шипите «сколько волка ни корми», а хотите – гнусавьте, вслед за БГ, «чтобы стоять, я должен держаться корней».
Скажут так – и тоже будут абсолютно правы.
А третьи крикнут им – опомнитесь! Там ведь даже аллюзий искать не надо, прямым текстом рассказано про самое актуальное сегодня цивилизационное противостояние.
Про пресловутое «бремя белых», если хотите.
Причем изложено очень честно, без всякой ангажированности, со всеми грехами и заслугами каждой из противостоящих сторон. Пожилая старушка Европа в лице Лучиани с корыстными целями пригревает дикого мусульманского варвара. Да, пусть исключительно чтобы попользоваться, но все-таки учит его на стенку писать и нос вытирать. А варвар вырос, поумнел — да и придавил благодетеля. Не по злобе даже, не из коварства своего азиатского – просто фатум такой. Варвар долго и честно отрабатывал благодеяния, даже заматерев, не похерил прежнюю услужливость. Потом приемыш вырос, поумнел стараниями учителя и однажды осознал безжалостный расклад: «своим» он здесь все равно никогда не станет — морда не даст. Ничего личного, голая физиология, которую, увы, не отменить. Значит, надо отходить и возвращаться к истокам. А в неизбежной, увы, схватке победа будет за тем, на чьей стороне молодость, энергия, сила и большая, как ни крути, жажда жизни.
И этим тоже не возразишь.
Изощряться в трактовках можно долго, но вот только сам Жак Одиар едва ли не во всех интервью (в том числе и в беседе с нашим корреспондентом) настойчиво твердит про черную кошку в темной комнате:
«Нет никаких мессиджей. Кинематографист вам не оратор. Ни к чему говорить на публику, тыкать ее носом в некую проблему. Ненавижу концепцию, где кино становится трибуной».
Немного лукавит, конечно: некоторые вещи слишком уж явно сделаны как отсылки к обобщениям. Взять хотя бы имена двух главных героев. Малик, в отличие от практически непереводимых «султана» или «эмира», едва ли не единственное арабское титулование, перевод которого вполне однозначен – это владыка государства, король. А кто напротив? Чезаре, он же цезарь, он же кесарь, он же царь. Энджой.
Но по большому счету Одиар, похоже, прав. На самом деле основная сила «Пророка» именно в том, что это просто достоверная история. Обычная история, просто очень правдивая. Именно на жизненность, реалистичность, несделанность и бьет все время Одиар, достигая в этом каких-то невероятных высот. Режиссер часто намеренно недокручивает там, где любой другой не удержался бы и подавил на железы, жертвует зрелищностью, чтобы не потерять в достоверности.
Похоже, Одиар и впрямь делал всего лишь честную житейскую историю. А скрытые смыслы полезли из нее сами, как каша из кастрюли, самозародились в ленте, как мыши в тряпье.
И это, наверное, единственный способ сделать многослойный фильм.
Если варишь — искренность, правда выделяется сама, как спирт из браги. Причем правда не только настоящего, но и будущего, и именно в этом, похоже, смысл смущавшего всех названия — «Пророк».
Будущего, надо сказать, не самого радостного.
Как уже говорилось, в фильме, по большому счету, правит Фатум. Там нет правых и виноватых, плохих и хороших. Просто так карты легли, такой расклад. Просто не повезло, просто пригретый мокрый кутенок оказался волком.
Малик ведь, если разобраться, варвар в изначальном, исконном смысле этого слова — это говорящее животное. Просто хищное. Как любой хищник, он прежде всего естествен. Он лишен слабостей человека, в нем нет шлака ненависти, зависти, мести. Малик не делает плохо никому из тех, кто не делал плохо ему. Но даже и тем он делает плохо только тогда, когда по-другому уже не получается. Он не делает зла, он просто забирает себе хорошее. Как любой хищник, он убивает для того, чтобы жить, – и ни для чего кроме. И в этом зияющая впереди безнадежность.
Будущее не злое. Оно не очень доброе, но и не злое.
И никому от этого не легче.
Как Чезаре не легче оттого, что в ходе устроенного Маликом переворота его не зарезали, а всего лишь несильно стукнули в живот. И оставили лежать на асфальте.
Доживать безрадостным слабым стариком.
