Привет из Пальмиры

Боевики «Исламского государства» (террористическая группировка, деятельность которой запрещена в ряде стран, в том числе в России. — «Газета.Ru») захватили Пальмиру в Сирии. Пока нет достоверных сведений о том, что происходит с этим едва ли не лучшим из сохранившихся архитектурных памятников Древнего мира. Думаю, однако, не только у меня одного замирает сердце от самой этой новости.

Под угрозой уничтожения оказался еще один уникальный памятник европейской и мировой культуры. Общий по крайней мере для всех тех стран, где уже в новое время античные колонны стали эталоном собственных архитектурных шедевров. Россия тут, разумеется, не исключение — даром что Санкт-Петербург зовется Северной Пальмирой. Теперь может статься, что от Пальмиры южной не останется ничего. Так вместо торжества цивилизации XXI век несет новые непоправимые цивилизационные потери.

Второе после ужаса чувство — досада.

Пока новые вандалы продолжают свое наступление практически в самой колыбели мировой истории, в той части мира, где, казалось бы, должна твориться современная история, идет то ли новая «холодная война», то ли какая-то гибридная, то ли просто коммунальная склока. Это Россия и Запад выясняют, кто на кого наступает, кто кого больше обидел, кто против кого какие санкции введет… и прочий радиоактивный пепел в головах.

Ричард Саква уже назвал происходящее «25-летним кризисом» по аналогии со знаменитой книгой Эдварда Карра «Двадцатилетний кризис, 1919–1939: Введение в изучение международных отношений», впервые вышедшей в свет в 1945 году. Аналогия столь же понятна, сколь и страшна.

Проблема действительно общая — и тогда, и сейчас. За прошедшие сто лет человечество, в том числе наиболее развитая его часть, так и не сумело выработать устойчивую модель мирного сосуществования. Не сделано это вопреки всем тяжелейшим урокам. Наперекор всем надеждам, вспыхивавшим по окончании Первой и Второй мировых войн, а также после «холодной войны» (когда, казалось бы, все уже научены раз и навсегда!), мир снова все у той же черты.

«Но ведь это они во всем виноваты, они наступают, скоро они будут у наших границ, — скажут мне те, кто привык считать себя реалистами. — Мы просто обороняемся от их экспансии, а для этого нам нужна сила, вот мы ее и наращиваем». Впрочем, еще Гоббсу, одному из родоначальников философской традиции реализма в теории международных отношений, хорошо было известно, что грань между обороной и наступлением крайне тонка. Особенно в условиях войны всех против всех, или международной анархии, как ее называют в современной политической науке.

В этой анархии мы и пребываем сегодня, как и в фукидидовы времена.

Каждый, кто имеет силы, как и тогда, ведет свое наступление — исключительно, конечно, ради обороны. Ценой же такого оборонительного наступления становится война.

С той лишь существенной разницей: сегодняшняя анархия в международных делах многократно опаснее, нежели это было тогда, когда сирийская Пальмира только строилась. Так что те, кто называют себя «великими державами», уже не могут позволить себе беспечно и безответственно предаваться эгоизму.

Подлинно великие, без кавычек, силы в сегодняшнем мире могут считаться таковыми, только если сохранят за собой миссию гарантов общемировой стабильности.

Причем осуществляемой не на основе отношений подчинения и господства в условиях гегемонии кого-то одного. Подобная гегемония сегодня невозможна — это очевидно. Так, для многих наблюдателей американская гегемония оказалась под вопросом уже четыре десятилетия назад, на фоне нефтяного кризиса 1973 года и позорного поражения во Вьетнаме. Современный мир слишком сложен и многообразен, чтобы быть подчиненным из одного центра. Это и вызов, и возможность.

Меж тем Россия продолжает твердить о «вашингтонском обкоме», будучи травмированной «победой» США в «холодной войне».

Этот комплекс сам по себе — большая проблема и для нас самих, и для остального мира. Да, в тот момент, когда по инициативе советской стороны, вернее лично Горбачева, был взят курс на разоружение и прекращение противостояния систем, обеими сторонами был упущен исторический шанс на построение мира. «Мира без победителей», как называл его Вудро Вильсон. Мирного союза государств, основанного не на принципах властвования одного над другим, но на защите свободы и независимости каждого из членов такого союза, — системы международной кооперации.

Реалисты любят упрекать ратующих за «вечный мир» либералов в исторических иллюзиях и ошибках, якобы попустительствовавших Гитлеру в Европе, что привело ко Второй мировой войне. Дескать, реалист Черчилль сменил прекраснодушного идеалиста Чемберлена, и вот тогда-то мир был спасен.

Но имеем ли мы право забывать, что сами либеральные вильсоновские принципы, предложенные Версальской конференции по итогам Первой мировой войны, были не просто проигнорированы державами-победительницами, прежде всего Англией и Францией, но растоптаны в соответствии именно с реалистскими инстинктами силы и хищничества, основанными на национальном эгоизме?

Так было унижено достоинство потерпевшей поражение Германии, а 20 лет спустя из несправедливых условий Версальского мира выросла будущая мировая бойня, еще большая и страшная. Строго по Канту, писавшему, что

следующая война рождается из статей мира, заключаемого между победителем и побежденным.

Впрочем, от проигравших тоже кое-что зависит.

«Вместо того чтобы — там, где сама структура общества породила войну, — как старые бабы, искать после войны «виновного», следовало бы по-мужски сурово сказать врагу: «Мы проиграли войну — вы ее выиграли. С этим теперь все решено: давайте же поговорим о том, какие из этого нужно сделать выводы в соответствии с теми деловыми интересами, которые были задействованы, и — самое главное — ввиду той ответственности перед будущим, которая тяготеет прежде всего над победителем» — это слова из знаменитой работы Макса Вебера «Политика как призвание и профессия», вышедшей в том же 1919 году, когда был заключен Версальский мир.

Слова эти были обращены в первую очередь к немцам. Увы, теперь мы знаем, что в последующие 20 лет у Германии не нашлось мужества в его веберовском понимании, а новое поражение оказалось еще более тяжелым.

Нет смысла отрицать, что и 25 лет назад, по итогам «холодной войны» между США и СССР, одним не хватило мудрости, чтобы избежать соблазна объявить себя «победителями» и не начать действовать в старой гегемонистской парадигме, а другим — мужества, чтобы признать, что война с остальным миром окончена поражением коммунистической утопии и новой войны искать бессмысленно. Так с обеих сторон была проигнорирована и предана идея нового политического мышления и ненасильственного мира, ради которых было остановлено противостояние систем.

«Мы подошли к такому рубежу, когда неупорядоченная стихийность заводит в тупик, — сказал Михаил Горбачев, выступая на Генеральной Ассамблее ООН в 1988 году. — Мировому сообществу предстоит научиться формировать и направлять процессы таким образом, чтобы сохранить цивилизацию».

Собственно, те же самые слова можно повторить и сегодня, только с еще большей тревогой. Что стоит на кону, более или менее ясно. Не российская и не западная, а наша общая цивилизация. Взятие Пальмиры — всего лишь еще один символический сигнал нам всем.