Мы опять всем показали

3 марта, или, согласно старому юлианскому календарю позапрошлого века, 19 февраля, – дата хоть и позабытая, но весьма занятная как для отечественных либералов, так и для национал-патриотов. Дело в том, что на один этот день приходится сразу два весьма важных исторических события, происшедших в разные годы правления царя Александра II.

Так, наши либералы любят вспоминать 19 февраля 1861 года, когда был издан высочайший Манифест об отмене крепостного права. Патриотам же и державникам скорее ближе другая дата – 19 февраля 1878 года, – когда по итогам войны с Турцией в местечке Сан-Стефано недалеко от Константинополя Россия подписала весьма выгодный для себя мирный договор, по которому Османская империя фактически лишалась своего присутствия на большей части Балканского полуострова, а у ее границ создавалось довольно крупное пророссийское славянское государство Болгария с выходом не только к Черному, но и к Эгейскому морю.

Отмена крепостного права – тот самый момент, когда личную свободу получили предки большинства сегодняшних россиян, до того момента ни о чем таком не помышлявшие. По своему значению это был акт, сравнимый с произведенной примерно в те же годы отменой рабства в США.

Став одним из ключевых моментов русской истории, Манифест 19 февраля 1861 года ознаменовал начало преобразований, которые власти сами инициировали и проводили исключительно «сверху». Впоследствии все это назовут Великими реформами. Не будем пересказывать учебник истории, но суд присяжных, более-менее независимые формы земского самоуправления и армия нового времени, построенная на всеобщей воинской повинности, появились в России именно тогда.

Наши либералы «старой школы» любят использовать реформы Александра II как образец более-менее удачных преобразований в России. Несомненно, 60–70-е годы XIX века были временем настоящего подъема в России, больших надежд и планов на будущее.

Однако потом реформы почему-то закончились. Более того, при следующем царе начались «контрреформы».

Многие из тех, кто начинал карьеру при Александре II как либеральный бюрократ-реформатор, при его сыне Александре III перешли в консервативный лагерь, заняв крайне непримиримую позицию в отношении своих недавних единомышленников.

Как это объяснить? Кое-кто теперь настаивает на существовании некой особой цикличности, присущей русской истории. Дескать, всегда у нас так: реформы сменяются контрреформами, и консерваторы побеждают либералов, пока не случится какое-нибудь большое поражение на международной арене – и тогда снова возможны реформы.

Да, свои реформы Александр II, как мы знаем, начал после Крымской войны, итоги которой для Российской империи были крайне неприятны. Однако касались эти реформы все-таки в первую очередь внутреннего положения страны. Не будем, кстати, так уж идеализировать их результаты. Ожиданий там было больше, чем результатов. Противоречия и недосказанности оказались зашиты почти в каждом, казалось бы, весьма прогрессивном шаге.

Крестьян освободили, но земельный вопрос и проблему социального равноправия решать никто не думал. Земства и суды присяжных действовали в тех пределах, которые им были отведены, меж тем основные права и свободы, к тому времени уже становившиеся нормой в большинстве западноевропейских стран, были отложены на неопределенное будущее. Как и введение парламентаризма.

Россия оставалась сословным обществом с массой предрассудков и архаичных правил, где подвергались дискриминации целые народы, да и сами русские, получив личную свободу, от гражданских свобод были еще очень далеки, не только в низших, но и в высших классах.

Не стоит забывать, что чем дольше Александр II правил своей страной, тем медленнее становился ход его реформ. Историки не без оснований полагают, что к концу его правления преобразования были и вовсе свернуты.

Либеральная интеллигенция и революционная молодежь, желая еще больших и еще более стремительных перемен, все сильнее критиковали власть. В какой-то момент эта критика переросла в ненависть.

Так что не всегда можно было разобрать, где еще либерал, а где уже социалист-революционер.

Власть реагировала в своем стиле, понимая ситуацию так, как ей самой было удобнее. Вполне себе милые, почти не кровожадные, местами даже либеральные государственные деятели той кажущейся нам теперь благодатной эпохи стали подозревать, что за общественным недовольством и революционной активностью скрывается «заграничная интрига», умысел внешних врагов и инородцев, которые хотят подорвать могущество державы.

Когда в декабре 1876 года у Казанского собора в Петербурге состоялся первый в истории России политический митинг протеста, известный тогдашний консерватор Михаил Катков заявил, что все это было сделано при поддержке из-за границы с целью «напугать Россию революцией» и ослабить ее позиции накануне очередной дипломатической конференции.

С тех самых пор, то есть как раз с относительно либеральных времен Александра II, наши консерваторы и симпатизирующие им генералы ищут условные «печеньки Госдепа» в любой оппозиции и на любой антиправительственной демонстрации в России.

Как раз на беду в те самые 60–70-е годы XIX века пришлось зарождение и начало расцвета науки геополитики. Придумали ее англичане в оправдание своих имперских амбиций, но другие народы Европы тоже не хотели отставать, включая и Россию. Именно в это время начитается так называемая Большая игра – соревнование между Великобританией и Российской империей за земли и влияние в Центральной Азии и на Балканах.

Александр II, как мы знаем, по своему воспитанию был европейцем и в чем-то даже либералом, как и все русские правители, он боялся революции и вместе с тем пытался проводить осторожные реформы. Но не меньше всего этого он хотел, так сказать, пересмотреть итоги Крымской войны. С этой целью Россия начала наступление против дряхлеющей Османской империи и на «ничейные», то есть не захваченные ни одной империей, территории в Азии.

День 19 февраля 1878 года важен именно с этой точки зрения. Заключив Сан-Стефанский мирный договор, Россия праздновала большую геополитическую победу. Шутка ли, теперь не только в Черное море выход есть, но через Болгарию и в Эгейское. Патриотическая общественность ликовала, устраивая массовые манифестации.

Рейтинги популярности тогда никто еще не мерил, но, очевидно, на волне успехов под Плевной, в Карсе и Ташкенте у Александра II он должен был быть совсем немаленьким. Без всяких уже реформ, от них ведь одна головная боль.

Куда проще присоединить еще какой-нибудь кусок земли, где в поддержке нуждаются наши «братья-славяне» или просто нет пока никакой силы, которая могла бы нас остановить.

Кстати, условия Сан-Стефанского мира были пересмотрены Берлинским конгрессом уже летом того же 1878 года, и Россия с ними согласилась, будучи вынужденной пойти на немалые уступки. Но эйфория «патриотического подъема» еще долго кружила голову тогдашним нашим «славянофилам» и консерваторам.

Итог тогдашней геополитической активности России, впрочем, известен не хуже, чем итог реформ. Просто почему-то у нас до сих пор их было принято рассматривать изолированно.

Меж тем в сухом остатке к концу правления Александра II было примерно следующее: 1) преобразования внутри страны начаты, проведены половинчато, с массой бюрократических ограничений и до конца не доведены; 2) встревание в борьбу за географическую карту без должного анализа собственных сил и возможностей привело к очередной политической изоляции России в Европе, международному давлению, экономическим трудностям и в конечном итоге к вынужденным, иногда довольно позорным уступкам. Да, и Болгарию как союзника мы тогда тоже потеряли: в двух мировых войнах «братская славянская страна» выступала на стороне Германии, а не России.

Добавим, что к концу правления Александра II заслуги начала его царствования в глазах многих успели позабыться. Общество относилось к власти со все большим недоверием, а радикальная студенческая молодежь так просто ненавидела царя и его сановников. Вскоре Россию захлестнула волна терроризма, жертвами которого стали многие высшие чиновники государства и, к большому сожалению, сам Александр II Освободитель, на самом деле далеко не самый плохой правитель в русской истории. Охранка играла с революционерами и террористами в свои секретные игры, но ни революцию, ни террор остановить так и не сумела.

Не помогла и «консервативная утопия», которой решили окончательно заменить курс реформ при следующем царе. Ту столь милую нам ныне дореволюционную Россию власть и общество в итоге потеряли, так и не успев превратить ее в по-настоящему современную и свободную страну.

Здесь, конечно, уместна какая-нибудь назидательная мораль для современников. Однако поскольку история ничему и никого не учит, просто поставим в конце точку.

Соблазн геополитики весьма силен и в наши дни, так что в жертву ему порой приносятся не то что какие-то реформы, само будущее страны – ерунда по сравнению с тем, что мы «опять всем показали».