Цивилизация
Поговорим, как сильфиды с сильфидой. А именно – о Пушкине.
Удивительное дело. Имея такой великий корпус текстов XIX–XX столетий, мы все равно продолжаем говорить, что самый нежный, самый высокий, самый любимый – он. Бедный Маяковский и компания – единственные, кто хоть что-то хотели сделать с этим культом. Пусть это и была только бравада. Бравада и вызов. Но само наличие осознанного вызова говорит об этом действии (желании сбросить с корабля современности) больше, чем что бы то ни было.
Помните у Ходасевича: «Мы будем перекликаться его именем в наступающих сумерках»? Помните у Блока в его знаменитой Пушкинской речи: «Веселое имя Пушкин»?
Неужели больше нечем перекликаться? Неужели больше нет других веселых имен?
В конце концов, какой Пушкин, когда у нас уже был Толстой? Кстати, Толстой. Здесь он был куда свободнее многих и о большинстве текстов Пушкина говорил крайне прохладно. Ну, он и Шекспира не жаловал. Люблю Толстого! Не за тайную свободу (надеюсь, вы опознали цитату), а за реальную. Это, я думаю, и есть основной пунктум.
Вся эта патологическая любовь от нашей несвободы. «Если не Пушкин, то кто?» В этом смысле показательна любовь нашего народа к фамилиям, начинающимся на этот слог. Пушкин, Путин, Пугачева.
Ну вот, как известно, последняя из этого списка в прошлом году по соцопросу была названа одной из главных персон этого периода. Я люблю Пугачеву, но не могу не спросить: почему она? Этого сейчас достаточно – суррогатного материнства и двух прелестных малюток – чтобы стать персоной года?
Ответ: достаточно.
Добавочный вопрос: почему?
Добавочный ответ: потому.
Ибо «потому» – это и есть стигмат мифологического сознания. Мы живем именно с ним. Точнее, в нем.
Отчего вдруг темнеет небо, налетает ветер и зигзагами сверкают узкие линии света, которые прорезывают сизую мглу? Это оттого, что «в относительно малом (но не меньше некоторого критического) объеме облака образовалось электрическое поле с напряженностью, достаточной для начала электрического разряда».
Вы в этом уверены?
Нет. Это бог рассердился на нас и бьет за тучами и белыми облаками с сизым подбрюшьем в литавры и потрясает щитом.
Писатель Захар Прилепин недавно написал в своем фейсбуке про то, как на эсминце ВМС США произошло массовое самоувольнение, когда над палубой двенадцать раз пролетел российский бомбардировщик.
– Вот она, толерантность, вот они, права человека и ценность собственной жизни, – вздохнул Прилепин. – А ведь они, военные моряки, призваны страх превозмогать и опасность терпеть.
Новость, разумеется, оказалась фейковой.
Но удовлетворенное замечание Прилепина фейком не оказалось. Оно повисло в воздухе, как воздушные литавры несуществующего бога, но он не врал. Он действительно, наверное, считает, что права человека и осознание ценности собственной жизни – это что-то не очень приличное и чуть-чуть стыдное.
Кстати, о правах. Недавно в тех же социальных сетях была шумно и иронично представлена история про женщину не юных лет (ну, типа моего возраста). Которая написала пост по поводу возможных готовящихся ограничений на въезд за границу. В этом нет ничего плохого, уверяла она. Мы и свою страну плохо знаем. А сколько у нас прекрасных мест! Мы и наши дети будем путешествовать по Золотому кольцу!
Любимая мной Татьяна Толстая пришла в этот фейсбук-статус и написала коротко и емко в комментарии: Дура.
И я согласен с Татьяной Толстой.
Как вы говорите? Тайная свобода? Вот она, ваша тайная свобода. В пределах Золотого кольца.
Ну, и возвращаясь к Пушкину (вы же любите кольцевую композицию?)
Недавно я жил три дня в Берлине, на Мотцштрассе. И как выяснилось, там не только сейчас гей-район, куда мы с моей подругой, надо сказать, попали случайно и очень боялись за свои духовные скрепы (вдруг отвалятся). Но и район, где в 20-е годы XX столетия жили писатели-эмигранты, которые составляют славу русской поэзии. И во многих случаях не уступают нашему Александру Сергеевичу. Марина Цветаева, Андрей Белый, Владимир Набоков и другие.
Уже упомянутый Ходасевич (тоже эмигрант) говорил, что они все перекликаются именем Пушкина в наступающем мраке.
Но он ошибся. Не они одни.
Сталинская Россия им тоже перекликалась. Перекликаются люди и сейчас. Мне это кажется диким. Слава богу, что массовое интеллигентское сознание усвоило хоть еще одно поэтическое имя и теперь (в кучку) перекликается и именем Бродского. Но и тут не знают меры.
Помните? В фильме «Раба любви» еще талантливого Никиты Михалкова есть сцена, когда Елена Соловей едет на взбесившемся трамвае, сидя на задней площадке, и шепчет мчащимся за нею конным белогвардейцам, к слову сказать, ее не слышащим: «Вы звери, господа. Господа, вы звери».
Так вот. Вы не звери, господа.
Вы – рабы. Ну, и чтоб никому не обидно, я тоже.
Отличный вывод, по-моему.
Хотя и постыдный.
Здравствуйте, Алла Борисовна!
***
Ночное небо так угрюмо,
Заволокло со всех сторон.
То не угроза и не дума,
То вялый, безотрадный сон.
Одни зарницы огневые,
Воспламеняясь чередой,
Как демоны глухонемые,
Ведут беседу меж собой.
Как по условленному знаку,
Вдруг неба вспыхнет полоса,
И быстро выступят из мраку
Поля и дальние леса.
И вот опять все потемнело,
Все стихло в чуткой темноте —
Как бы таинственное дело
Решалось там — на высоте.
(Ф. Тютчев)
