Эпоха запрещения

Сразу после того, как Алексей Кудрин провел Общероссийский гражданский форум, в агентстве ТАСС появилось интервью Владимира Путина, в котором на третьем году применения закона об «иностранных агентах» лидер страны разъяснил свою позицию по отношению к неуправляемой со Старой площади части гражданского общества.

«Если люди искренне заинтересованы в улучшении структуры управления, контроля общественности за их деятельностью, доступа граждан к органам власти – правоохранительным, административным, каким угодно, – это абсолютно правильно и должно быть поддержано, я всегда буду за, – говорит президент. – Но если вижу, что все делается исключительно из желания понравиться кому-то за бугром, поплясать под чью-то музыку и нас заставить, конечно, буду подобному противодействовать».

Местоимение «я» здесь ключевое. Не прокуратура, как в первые два года существования этого закона, говорящего на языке времен борьбы с космополитами. Не Минюст, как это определено поправками в июле этого года, а «я», то есть президент. Что не вытекает из буквы закона, зато прямо следует из его духа.

Букв в этом законе мало, а духа много – в том смысле, что практически все в нем отдается на усмотрение правоприменителя.

А правоприменитель разрешает, например, Путину заботиться о стерхах, но признает политической деятельностью в пользу иностранных держав опеку японских журавлей и дальневосточных аистов.

Как батька Лукашенко однажды, по его выражению, «перетрахивал» правительство, так и теперь в связи с тем, что почетная обязанность назначать «иностранными агентами» перешла от прокуратуры к Минюсту, перетряхивать начали и их список. Иногда эта нелегкая работа сопровождается пиаровской артподготовкой.

В одной из высокотиражных желтых газет вышла статья против Московской школы гражданского просвещения (МШГП) Елены Немировской и Юрия Сенокосова. Организации, уже более двух десятилетий знакомящей молодых региональных чиновников, журналистов, экспертов с мировыми и европейскими трендами в политической науке, философии, социологии, культуре.

Где они еще увидят живьем актера Ральфа Файнса или писателя Иэна Макьюэна? Или услышат лорда Роберта Скидельского, который заседал с Владимиром Путиным на Валдайском форуме, а незадолго до этого рассказывал слушателям МШГП о роли роботов в изменении мирового рынка труда?

И почему для одних лорд – это иностранный агент, а для другого – желанный слушатель и потенциальный собеседник?

Статья плоха не столько набором стандартных обвинений по поводу «внушения соответствующих американским интересам представлений», что не дотягивает даже до уровня «Крокодила» 1950-х, сколько тем, что публикация в федеральной прессе оценивается как команда «Фас!». И региональные СМИ, перепечатывая руководящее издание, как когда-то перепечатывали «Правду», начинают публиковать фамилии слушателей школы, которые работают в том или ином регионе. А это означает широко объявленное разрешение на шельмование конкретных людей.

Происходит персонализация понятия «иностранный агент» на местах.

Помимо неряшливости в общей смысловой линии статьи, уныло сражающейся зачем-то, например, с Польским культурным центром, в ней перепутано все свете – поленились проследить за переменами в карьере ряда иностранных членов попечительского совета, в частности. Остро кольнули почему-то эксперта школы Владислава Иноземцева, но не тронули, например, члена совета, председателя комитета Госдумы Владимира Плигина; сопредседателя совета директоров школы Александра Волошина; члена совета директоров МШГП, председателя правления ВТБ24 Михаила Задорнова. Не упомянули, что среди выпускников школы, например, первый замминистра финансов Татьяна Нестеренко и даже «культовый» депутат Ирина Яровая.

Школа потребовала от газеты опровержения. Это все пустое. Кто же остановит артподготовку превращения гражданской организации в иностранного агента? Как следует из интервью президента ТАССу, только первое лицо. Путин, кстати, поздравляя 11 лет назад школу с десятилетием, написал, что ее слушатели «имеют возможность услышать экспертов мирового уровня и открыто обсуждать с ними самые актуальные проблемы политической и экономической жизни… школа сегодня – это просветительский объединяющий центр, где отстаиваются ценности демократии и общественного служения, воспитывается уважение к закону, моделируются инновационные решения».

Чистая правда. Лучше не скажешь.

Если бы власть была до конца честной сама с собой, давно запретила бы уже иностранные фонды библиотек – там книжки хранятся на латинице.

Все, что верховная власть стесняется сказать вслух, иногда говорят депутаты ЛДПР, которые, в частности, полагают, что студенты, обучающиеся в западных вузах, возвращаются в Россию в качестве шпионов. Если под санкциями оказались «друзья Путина» (термин из того же интервью ТАССу), то можно, в конце концов, закрыть и выезд из страны – чтобы все оказались в шкуре этих «талантливых», ставших невыездными, государственных бизнесменов.

Эта жесткая антизападная линия не новая, но совсем уж диковато-архаичная. Мы очень гордимся первопечатником Иваном Федоровым, но забываем о давней ксенофобской и антизападной традиции, которая тоже связана с его именем: в 1565 году «консолидированный» вокруг царя народ, возмущенный влиянием «иностранных агентов», разрушил книгопечатный станок Федорова. И, так сказать, уникальный коллектив первопечатников был вынужден бежать в другой «домен» – что симптоматично, в Литву.

Помимо закона об «иностранных агентах» у власти есть и другой инструмент: можно, например, высказать претензии к уставу организации, как это было в истории с «Мемориалом», который уж точно не вписывается в сегодняшнюю официальную трактовку российской истории. А «война памяти» у нас нынче важнейшая составляющая решающего сражения с инакомыслием. Но «Мемориал» переделал устав, и есть надежда, что благодаря этому хотя бы у части нации не отшибет память и не все хором будут называть Сталина «отцом», а кое-кто, в соответствии формулой Александра Галича, назовет его «сукою».

Один из руководителей «Мемориала» Арсений Борисович Рогинский рассказывал недавно историю о том, как он хотел, да не бросил курить.

В одиночной камере, куда его поместили за неправильное поведение, курить было нельзя – и это был счастливый шанс реализовать давнюю мечту: избавиться от вредной привычки. «Так вот, – продолжал рассказ Арсений Борисович, прикуривая сигарету, – стена камеры вдруг зашевелилась, в ней образовалась дырка приличных размеров, и через нее в камеру вплыли кружка чифиря, спички и… пачка «Примы». Так я и не бросил курить».

В чем мораль этой басни от политзэка? Гражданское общество в России неубиваемо.

Как говорил растерянный и отчасти даже разочарованный Рабинович, отпущенный после допроса на Лубянке: «И патроны у них тоже кончились».