Цивилизация
«Хлюпик слабонервный», — называл в своих дневниках председатель КГБ Иван Серов секретаря ЦК Леонида Брежнева в июне 1957 года, когда вошедшая в историю «антипартийная группа» с «примкнувшим к ним Шепиловым» (который потом напишет мемуары под заголовком «Непримкнувший») пыталась скинуть с трона первого секретаря Хрущева.
60 лет назад Никиту Сергеевича спас такой институт, как пленум ЦК. Семь лет спустя уже другие заговорщики, напротив, используют именно пленум, чтобы убрать надоевшее всем первое лицо.
В нашей сегодняшней политической системе нет ни одного института, который сделал бы возможным заговор против «первого». Но некоторые уроки 1957-го нынешней властью, пусть и интуитивно, учитываются.
Против Хрущева выступили Булганин, Молотов, Каганович, Маленков — всего семь против четырех членов президиума проголосовали за рекомендацию пленуму сместить первого секретаря. Микоян и Суслов тоже были из сталинской гвардии, но, вероятно, способность одного виртуозно бегать «между струек» и другого проявлять крайнюю сдержанность и аптекарскую сбалансированность во всех вопросах подсказали им правильное решение.
Серов (КГБ), Жуков (армия), Дудоров (МВД) не торопили события, переложив ответственность на пленум, где важную роль играли региональные секретари. Две составляющие успеха (а спустя годы — поражения) — силовики и региональные «элиты». Их поддержка или отказ от нее в течение десятилетий советской и постсоветской истории многое определяют в итоговой конфигурации кремлевской власти.
Вот и сегодня силовые элиты, несмотря на естественную, иногда очень жесткую, конкуренцию ведомств, не мыслят себя вне тени большого «зонтика» первого лица — это условие их устойчивости.
Но «договор» равноценный: «защищаясь» верховным главнокомандующим, они защищают и его самого. Щит на поле боя не бросают.
Беспрецедентная — во всяком случае, для позднего СССР и постсоветской России — чистка регионального руководства, причем с арестами и отправкой символических месседжей всем остальным элитам (никто не может чувствовать себя в безопасности) вкупе с назначениями на высшие провинциальные посты или технократов-бюрократов или спецслужбистов, свидетельствует о чрезвычайной важности региональной кадровой политики. Все внимание регионам, вся отчетность перед Москвой — от регионов, все мониторинги социально-политической напряженности — прежде всего в регионах, прямые линии и жалобы — это региональные проблемы.
Главы территорий, как и в советские времена, — ресурс поддержки и условие долголетия персоналистской модели политического режима.
Правда, строительство новой команды и излишнее доверие к ней — это ровно то, что подвело Хрущева в 1964 году. Именно его собственные выдвиженцы вроде «железного Шурика» Шелепина, не говоря уже о «хлюпике» Брежневе, который, обладая мощнейшей интуицией, имитируя перманентный сердечный приступ, осведомлялся о ходе событий в июне 1957 года именно у председателя КГБ, выстроили конструкцию идеального заговора. С опорой на силовые ведомства, ключевую роль административного отдела ЦК и секретарей обкомов.
Кем Хрущев защитился в 1957-м, кем страховал себя на годы вперед — от тех и принял политическую смерть в 1964-м.
Как нормальный византийского типа автократ, Хрущев убрал тех, кто спас его в 1957 году. Начал с харизматичного Жукова, закончил служакой Серовым. Сосредоточившись на конкретных персонажах, проглядел формирование массовой основы для заговора в элитах. А во время заговоров вспоминается все, включая личные обиды. Как Булганин не простил Хрущеву развязности на свадьбе его сына, так и Брежнев вспомнил слова Никиты Сергеевича о секретарях ЦК — «а вы говорили, что мы, как кобели, сцым на тумбу». Не спасла и институциональная консолидация власти — совмещение Хрущевым постов первого секретаря ЦК и председателя Совмина.
Нынешние элиты разрозненны во всем, кроме одного — зависимости от воли и покровительства первого лица.
Разобщенность — залог монолитной поддержки президента. Стоит кому-то проявить хотя бы толику нелояльности, в ту же секунду найдутся доброхоты-доносчики. А если они еще и служат в конкурирующих и/или борющихся за близость к телу силовых структурах — жди масок-шоу, уголовных дел и процедур, описываемых понятием «мериться ресурсами». И какой смысл тогда плести заговоры или просто проявлять чрезмерную свободу мысли и действия?
Элитные группировки блокированы страхом перед любым действием — осмысленным или бессмысленным и взаимной подозрительностью. Отсюда и истерические проявления демонстративной лояльности, особенно в сфере подавления оппозиции и борьбы с «иностранным влиянием». Недобро поглядывая друг на друга, любое свое действие верхушечные группировки сверяют с базовым KPI — быть одобренными первым лицом и не попасть под его безразличие. Это когда апелляции к былой верности не спасают от выбрасывания из элиты или даже уголовных дел.
Молчание и бездействие, лояльность на страхе или безразличии отменяют всякую возможность развития, реформ, модернизации. Они невозможны, потому что всякая инициатива наказуема.
Само первое лицо не против инициатив, но никогда нельзя предсказать, за какую из них «прилетит», где зарыта мина соседом по особняку на Рублево-Успенском шоссе и куда нынче конъюнктурно сдвинулась «двойная сплошная».
Заговоры по модели хрущевской эпохи институционально невозможны еще и потому, что в сегодняшних обстоятельствах первое лицо — всенародно избранное. Популярность и избираемость страхуют от неприятностей в элитах. Хотя, конечно, в критических ситуациях «народ безмолвствует» — по большому счету, ему все равно. Как показывает исторический опыт, никто с вилами в руках не побежит спасать власть, если она опасно накренится и будет готова рухнуть.
Конформизм — это ведь оборотная сторона безразличия.
Элиты в той же степени лояльны, сколь и безразличны к «зонтичному» бренду, дающему им власть и благосостояние. По большому счету, им все равно, под чьим «зонтиком» стоять. Главное, ориентироваться на самого сильного. И угадать, на кого ставить, как Микоян с Сусловым 60 лет назад, в июне 1957 года.
