Царское дело

Исаакиевский собор в Петербурге, один из самых посещаемых городских музеев, до конца года будет передан в безвозмездное пользование РПЦ — официально решение пока, кажется, не объявлено, но информация по всем каналам передается как проверенная. С такой просьбой Санкт-Петербургская епархия обратилась к правительству города еще летом 2015 года, но получила отказ. Теперь вдруг решение пересмотрено.

Справедливость восторжествовала, церкви возвращают отобранное большевиками имущество, и в храме теперь снова будут идти богослужения, не так ли? Нет, не так. Совершенно верно, что в здании храма должны проходить богослужения. Но они идут и сейчас почти ежедневно, как и во многих других храмах-музеях в мире и в России. Много прихожан они не собирают, ведь в центре Петербурга достаточно храмов. Их не хватает в спальных районах на окраинах города или в области, но там, конечно, нет таких престижных и роскошных соборов.

Кроме того, собор никогда церкви не принадлежал.

Храмы обычно находились в собственности тех, кто их строил, в случае с Исаакием это было государство, что, конечно, никак не мешало его использовать по прямому назначению.

И сегодня, как ни удивительно это покажется для многих, кафедральный собор Москвы, храм Христа Спасителя, церкви не принадлежит — им официально владеет город, а управляет особый фонд. Так даже удобнее: нынешнее здание храма — многофункциональный комплекс, и далеко не все его помещения предназначены для богослужений. Точно так же есть храм, например, при Третьяковской галерее, где каждый может помолиться перед Владимирским образом Богородицы и другими знаменитыми иконами — но при этом они хранятся в музейном режиме.

Наконец, можно задать вопрос, является ли Московская патриархия, созданная как структура заново в 1943 году, единственным правопреемником дореволюционной церкви, которая иначе управлялась и даже называлась иначе: Православная кафолическая греко-российская церковь. Но это отдельная тема, и сейчас мы не будем ее рассматривать.

В любом случае, понятие реституции, отсутствующее в нашей юридической практике, к этой ситуации неприменимо — да и почему реституция должна быть такой избирательной? Почему не вернуть отнятое когда-то у дворян и крестьян, купцов и мещан их потомкам — нам с вами?

Ну, в общем-то, по одной-единственной причине: прошло слишком много лет, слишком мало сохранилось и той собственности, и документов на нее. Поэтому передача собственности, в том числе и такой, как храмовые здания, может определяться не ее былой принадлежностью (повторяю, Исаакиевским собором к тому же владело государство), а нынешней целесообразностью.

Вот с ней большие проблемы. Разве музей мешает немногочисленным прихожанам молиться? Как сообщает официальный представитель епархии, «в соборе сегодня слишком мало храма. Слишком мало молитвы. Исаакиевский собор закрыт в среду, даже если на этот день выпадает церковный праздник. Службы, которые есть, ведутся в усеченном виде. И все они согласованы с руководством музея... Музей должен быть при храме, а не как сейчас — храм при музее».

Казалось бы, разница невелика, но вопрос в расстановке приоритетов.

Вот один простейший пример. Верующие покупают свечи, чтобы зажечь их перед чтимыми иконами. Свечи, как правило, продаются стеариновые (у восковых слишком высокая себестоимость), а стеарин сильно коптит. В результате через несколько лет иконы и росписи покрываются слоем копоти, они нуждаются в «поновлении», а если речь идет о музейных экспонатах — в профессиональной дорогостоящей реставрации.

Музейщики могут обеспечить такой режим, при котором экспонаты сохраняются в неприкосновенности. Но захочет ли обычная свечница исключить стеарин из своего ассортимента?

Сейчас она обязана всё согласовывать с директором музея, а тогда, наоборот, музейные сотрудники будут на любой шаг брать благословение настоятеля. Разница огромна.

Да и само «поновление» очень сильно отличается от реставрации, и печальных примеров тут немало. Задачи у них разные: одни стараются сохранить памятники истории и культуры в том виде, в котором они до нас дошли, а другие — сделать красиво и удобно, чтобы «было больше молитвы», чтобы не оставлять без работы производителей церковной утвари из Софрино. Впрочем, об этом пусть лучше расскажут реставраторы и музейщики, они сделают это профессионально.

Наконец, налогоплательщики подозревают, что содержание собора останется на плечах городского бюджета, а вот доход от продажи билетов (за прошлый год — 800 млн рублей) епархия оставит себе. Церковные финансы ведь в принципе непрозрачны.

Но интересно другое: а что изменилось за последние два года? Почему власть изменила свою позицию и пошла навстречу епархии? Рискну высказать одну догадку.

В наступающем году нас ждет череда юбилейных мероприятий на тему национального величия и примирения: самая лучшая в мире империя, пройдя через период смуты (или, в другой версии, самой великой в мире революции), обновилась и стала еще лучше.

Часть из них будет так или иначе связана с императорской семьей, расстрелянной большевиками в 1918 году и канонизированной РПЦ в 2000-м.

С поиском и захоронением их останков связана целая детективная история. Говоря вкратце, в девяностых были обнаружены скелеты, которые при помощи генетической экспертизы были идентифицированы как принадлежащие членам царской семьи (кроме Алексея и Марии) и захоронены в Петропавловском соборе Петербурга летом 1998 года по инициативе Бориса Немцова и при личном участии президента Бориса Ельцина. Затем, в двухтысячные, были обнаружены еще два скелета, и новые экспертизы определили их принадлежность той же семье. Их захоронение уже было назначено на осень 2015 года, но не состоялось и по сей день.

Дело в том, что церковь результатов всех этих экспертиз не признала и не признает. Думаю, что дело не столько в недоверии к генетикам, сколько в нежелании следовать чужому сценарию: как это подлинность мощей будут определять археологи и генетики? Как это Немцов нам будет диктовать, какую гробницу почитать? Нет, это дело исключительно церковной иерархии. Собственно, вопрос в той же расстановке приоритетов: музей или исследовательский центр должны быть при храме, а не наоборот.

Хоронить новомучеников безо всякого церковного участия могли дерзнуть Ельцин и Немцов в лихие девяностые, но никак не нынешняя власть. Провести эту торжественную церемонию при участии патриарха и многочисленного духовенства в юбилейном 2017 году — это был бы красивый способ поставить точку в истории смуты (она же — великая революция) и объявить о полном единении нации.

Тем более что и в речах высшего церковного руководства все чаще звучит эта тема единой и неделимой церковно-национальной истории, где все способствовало нашему величию. В последнем рождественском послании патриарх сказал: «Мы с трепетом и благоговением вспоминаем подвиг новомучеников и исповедников Церкви Русской, молитвами которых, верим, не оставил Господь народ наш и даровал ему силы на свершение великих трудовых и ратных подвигов, приведших к победе в самой страшной войне из всех войн, к восстановлению страны, к достижениям, вызывающим восхищение».

Иными словами, новомученики внесли ценный вклад в успехи социалистического строительства.

Но для того, чтобы такая церемония состоялась, церковное руководство должно признать найденные останки мощами страстотерпцев Романовых. Возможно (подчеркиваю, это лишь моя догадка), Исаакиевский собор, да и не только он, — обещанная плата за такое признание, неслучайно и срок назван «до конца 2017 года».

Прав ли я, увидим в течение года.