Цивилизация
В 2010 году усилия РПЦ по возвращению утраченного имущества были оформлены отдельным федеральным законом. СМИ окрестили закон 2010 года «законом о реституции», что не вполне верно. Формальное его название «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения, находящегося в федеральной и муниципальной собственности». То есть за церковью восстанавливаются права владения не только имуществом, которое ей когда-то принадлежало, — государство может передать РПЦ по ее запросу любые объекты «религиозного назначения». Вернее, не только РПЦ, а любой другой религиозной организации, но в большинстве случаев этим законом пользовалась именно она.
Формулировки закона, с одной стороны, позволили государству избежать всех связанных с проблемой настоящей реституции коллизий.
С другой — дали РПЦ возможность претендовать на объекты, которые, подобно Исаакиевскому собору в Санкт-Петербурге, никогда церкви не принадлежали.
Если ранее РПЦ каждый объект приходилось отбивать у строптивых деятелей культуры с боем и под возмущенный гул широкой общественности, то после принятия закона процесс заметно упростился. С 2011 по 2016 год церковь получила от государства в безвозмездное пользование и собственность более 250 объектов.
Государство, таким образом, признает, что существует особая структура, вне системы регулярных общественных связей. Причем как в формальном плане — в виде особого статуса в законодательном поле, — так и в плане неформальном. Ведь только ей позволительно отчуждать государственное имущество. Позиция странная, ведь церковь как будто выводится за пределы государственной иерархии.
Последнее, впрочем, не совсем так, иерархия есть, просто другая, что демонстрирует и случай с Исаакием. Когда в 2015 году митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Варсонофий обратился к губернатору Георгию Полтавченко с просьбой передать храм РПЦ в безвозмездное пользование, против выступили горожане, собравшие под сотню тысяч подписей под петицией. Губернатор в результате отказал, мотивировав это тем, что «такая корова нужна самому»: музей, он же собор, приносит деньги в городской бюджет. Из туманных сообщений последнего времени следует, что на этот раз губернаторская позиция изменилась после личной просьбы патриарха.
Возмущение общественности и музейщиков в целом ряде случаев тормозит процесс передачи, но церковь все равно добивается своего. В случае с Исаакием процесс несколько сложнее. По закону музейщикам требуется равнозначное помещение для продолжения работы. Но что делать в том случае, когда объект охраны и исследования музейщиков и помещение — одно и то же? Одно дело выселить из здания реставрационную мастерскую, другое — собственно музей, который и является «зданием».
Специалисты бьют тревогу, приводя все известные им аргументы: от большей востребованности Исаакиевского собора именно в качестве музея и его прибыльности (это доступные для чиновников аргументы) до сомнений в способности служителей культа обеспечить даже не исследования, а хотя бы сохранность исторического комплекса. Широкая общественность вновь подписывает петиции: число подписей в последние дни превысило 150 тысяч, что вроде бы должно делать неизбежным государственное вмешательство в судьбу собора. Но, вероятно, усилия будут не то чтобы тщетны, но малоэффективны.
Это в российской управленческой традиции: не обращать внимания на возмущение общества по известному принципу «собака лает — караван идет». Государство с любыми общественными кампаниями поступает примерно в той же манере.
С общественностью вообще сложно: процесс согласования всех групп интересов удлиняет процесс, оттого повышаются текущие издержки. Легче принять кулуарное решение, пусть оно в стратегическом плане и окажется более затратным и неудобным для всех. При этом вполне можно допустить дискуссию, но нельзя допускать решения вопроса при помощи каких-либо демократических процедур. Как говорил покойный Виктор Черномырдин депутатам: «Все ваши предложения мы соберем в одно место».
Ровно в том же духе на сегодняшней пресс-конференции председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Владимир Легойда отметил: референдум по вопросу передачи Исаакия является «экзотикой», и если его допустить, то — цитата — «никакого правового поля у нас вообще не останется».
Представители РПЦ часто апеллируют в своей риторике к спорному, но эффектному ходу: говорить о количестве православных верующих в России.
Цифры опросов показывают — более двух третей опрошенных считают себя таковыми. Церковь стабильно занимает лидирующие позиции и в рейтингах доверия институтам. В конце сентября прошлого года в опросе Левада-центра церковь заняла четвертое место, вслед за президентом, армией и спецслужбами.
Другое дело, что, согласно иным опросам, численность активных верующих кратно ниже уровня декларируемого. Показательным в этом смысле был хотя бы недавний опрос ФОМ. Почти 70% православных верующих на вопрос о Символе веры дали ответ, что Святой Дух исходит «от Отца и Сына», то есть процитировали католический, а не православный Символ веры. Это, правда, никак не мешает церкви записывать по умолчанию в свою паству большую часть населения страны, а самим гражданам ощущать себя «правильно верующими».
Это, конечно, проблема взаимоотношений общества и церкви. Но есть проблема и в отношениях церкви и государства. Государство, внешне отделяя себя от церкви, в то же время очевидно выделяет ее из ряда иных религиозных и общественных организаций. Даруя государственное имущество, власти, вероятно, полагают, что навсегда получают лояльность церковных иерархов.
Но история говорит, что это несколько наивное представление. Сильная и богатая церковь традиционно претендовала на все большее участие в решении проблем уже чисто политических.
Священству же в этой связи стоит помнить не только о новых храмах и их убранстве, а о скромности и органичной жизни в современном обществе. Ведь если, не дай Бог, маятник качнется обратно с такой же амплитудой, которую он набирает сегодня, отвечать придется простым верующим.
