Цивилизация
Судя по количеству комментариев в СМИ и интернете, памятник Ивану Грозному, установленный на орловской земле, вознесся своей буйной царской головой чуть ли не выше Александрийского столпа.
Чем громче общественное обсуждение памятника, тем красноречивее молчание руководства страны.
Для либеральной общественности это печальное подтверждение как минимум молчаливого согласия на установку монумента. Хотя в итоге на саму церемонию собрались люди с довольно специфической репутацией и взглядами — публицисты Проханов и Кургинян, байкер Хирург. Даже министр культуры Владимир Мединский, сославшись на занятость, отказался от участия в ней.
Среди серьезных историков никаких особых споров о фигуре Грозного и ее роли в истории страны нет. И фигура, и роль, и память — зловещие.
Хорошо известна беседа Сталина с Сергеем Эйзенштейном по поводу выхода второй серии его фильма об Иване IV, которая активно не понравилась «отцу народов». Цитату из этого разговора хорошо бы тоже вывесить на сайте Орловской администрации. «Одна из ошибок Ивана Грозного, — заявил тогда Сталин, — состояла в том, что он недорезал пять крупных феодальных семейств. Если он эти пять боярских семейств уничтожил бы, то вообще не было бы Смутного времени. А Иван Грозный кого-нибудь казнил и потом долго каялся и молился. Бог ему в этом деле мешал... Нужно было быть еще решительнее».
Орловский губернатор Потомский, вполне возможно, думает, что наведение «порядка и дисциплины» в середине XVI века начиналось с граждан. Знай он историю хотя бы на уровне семинариста Сталина, то не забыл бы, что первыми, по кому ударила опричнина, — это те, кого сам Сталин назвал «феодальными семействами», а мы сегодня именуем региональной элитой. Ну а народ шел в расход как щепки в том лесу, который рубят.
Печальнее то, что сегодня слышны голоса тех, кто говорит, что ничего страшного в переосмыслении образа Ивана Грозного нет. Мол, первый венчанный русский царь пал жертвой позднейшей мифологизации, к которой приложили руку, в частности, Романовы, нуждавшиеся в обосновании своих прав на престол.
Какова бы ни была научная ценность этих аргументов, к сегодняшней ситуации они вряд ли применимы. Переосмысление начинается не с бюрократических инициатив, а с научной дискуссии, которой попросту нет лет уже как минимум пятьдесят. Не по злой воле историков, а в связи с тем, что никаких принципиально новых данных по этому периоду нашей истории за последнее время не появилось, а все наличествующие множество раз обсуждены и приведены к консенсусу.
Более того,
в нынешней кампании в защиту Ивана Грозного речь идет вовсе не о новом понимании его правления, а исключительно о смене знака — жирных минусов на не менее жирные плюсы.
То, что столетиями привыкли считать разорением Русской земли, предлагают трактовать как наведение порядка. Стратегические военные неудачи в борьбе за выход к Балтийскому морю — как сопротивление распространению европейского влияния. Поиск врагов среди ближайших родственников и представителей знатных родов — как борьбу за сохранение государственности.
Это весьма примитивное опрокидывание сегодняшних реалий на четыре с половиной столетия назад, и вряд ли оно даст что-то для лучшего понимания нашей истории.
В то же время попытки «по-новому взглянуть на Грозного» настолько же неизбежны, насколько обречены на провал. Неизбежны, потому что, делая скидку на все наши особые обстоятельства, они лежат во вполне общемировом постмодернистском русле. Это общая, прежде всего кинематографическая, тенденция. Достаточно посмотреть самые популярные западные сериалы на исторические темы, в которых раз за разом предпринимается попытка показать, что «не все так однозначно», сработать на парадоксе, ниспровергнуть школьные истины.
Люди равно любят и удивляться, и убеждаться в том, что двойки-тройки по истории они получали не потому, что плохо выучили урок, а потому, что учитель скрывал настоящую правду.
А провальны потому, что против этого восстает огромный пласт национальной культуры, которую, по крайней мере сразу, не может заменить собой ни один сериал и уж тем более ни один одиозный губернатор. В нашем случае это и Карамзин (между прочим, антизападник того времени и тот, кого сейчас бы назвали «государственником»), крупными мазками нарисовавший картину опричных расправ. И Лермонтов, в образе купца Калашникова изобразивший личное сопротивление неправедной власти.
И, наконец, булгаковско-гайдаевский Иван Васильевич, который, отправившись в наши дни (о чем, вероятно, мечтают его апологеты), превращается в натурального городского сумасшедшего. По поводу чего в социальных сетях шутят, что в будущем памятник Грозному не нужно будет демонтировать, а просто поставить рядом статуи Ивана Васильевича Бунши с супругой.
И тем не менее в наших условиях нужно быть готовыми к тому, что это далеко не последняя ревизионистская попытка, которую предпримут на местах и к которой «с пониманием» отнесутся в центре. В следующем году нас ждет 75-летие Сталинградской битвы, и наверняка очередное предложение переименовать Волгоград в Сталинград не заставит себя ждать. Значит, будут и новые споры, и новые опасения, и новые поломанные копья.
Все дело в том, что
чем туманнее будущее нашей страны, тем ярче и многограннее нам будут представлять ее прошлое.
Вредной привычкой российского общества давно стал поиск ответов на сегодняшние вызовы во вчерашнем, а то и в позавчерашнем дне. Причем большинство профессиональных историков давно от этой игры устранились, считая прямые аналогии попросту некорректными, поэтому за дело берутся все кому не лень. Но бесконечное копание в травмах далекого прошлого и в собственном историческом анамнезе едва ли сделает нашу сегодняшнюю, а главное — завтрашнюю жизнь лучше.
Историки пусть спорят о своем, а обществу нужно прежде всего определиться, с какими ценностями оно хочет идти дальше. И тогда сразу станет ясно, кому ставить памятники, а кому — нет.
Проблема не в том, что сегодняшние апологеты Грозного доказывают, что он вовсе не был кровавым тираном, а в том, что они согласны: он — кровавый тиран, и это нормально. Ненормально!
