Цивилизация
Как известно, Андрей Синявский был вовсе даже не против самой советской власти, но у него были с ней «стилистические разногласия». Всем вроде как понятно, о чем идет речь. Но есть такие простые вещи, которые постоянно произносишь и очевидно понимаешь, что имеется в виду, но попросят объяснить, что это значит, и человек в замешательстве. Так и со «стилистическими разногласиями». Я всегда понимал, что имеет в виду Синявский. Мне это было настолько понятно, насколько я сам ощущал то же самое. И никогда не пытался формулировать. А тут задумался уже применительно к себе и своим стилистическим разногласиям с нынешней российской действительностью.
Жизнь — это стиль, говорил Набоков. Каков стиль человека, таков и он сам. Его целостность и непохожесть. Но стилистические особенности не связаны напрямую ни с социальным положением, ни с достатком, ни, казалось бы, с образованием. Даже не всегда с главенствующей идеологией. Вот с ее подачей — да. Вот с людьми, которые ее обслуживают, — конечно. С культурной атмосферой, которая господствует в обществе, — еще как.
То есть дело не в каких-то расходящихся взглядах на то, как устроен мир и человек, какой должна быть политика, что есть национальный интерес или правовое государство.
В данном случае дело не столько в том, что, а в том как. Именно как во многом определяет что.
В той же мере, в которой эстетика определяет этику. На это, к слову, давно обратил внимание Бродский, который говорил: «Эстетика — мать этики».
Так и идея не всегда формирует ряды сторонников. Скорее она рождается изнутри некой массы. И обязательно несет на себе отпечаток ее органики. Это чувственное восприятие того, что хорошо, что плохо. Неосознанное до конца. Нутряное.
Если говорить о себе, то я готов притерпеться к идеологическим несовпадениям, попытаться понять суть этических разночтений, но для меня практически невозможно преодолеть эстетические разногласия. Они и есть стилистические. Потому что они не подлежат ни преобразованию, ни управлению. Только искусственному сдерживанию.
То есть «свой — чужой», а лучше «свой — другой», различается не по социальной, не по этнической или религиозной линии, а по эстетической.
Ну, к примеру, можно сколько угодно спорить о патриотизме, можно по-разному его трактовать, понимать его роль. Но слушать фальшивые ура-патриотические речи любого толка — мука мученическая, а чувствовать тошнотворный запах квасной любви к отечеству просто непереносимо: он отбивает всякое подлинное чувство, как какая-нибудь гадость отбивает нюх у служебной собаки. И вся эта псевдопатриотическая вакханалия обязательно сопровождается самой дурной театральщиной с непременным биением себя кулаком в грудь, сентиментально-пошлой лирикой и пьяно-народной слезой.
Культура самодовольства и самодостаточной силы, эстетика ПСЕВДО, переходящего в АНТИ — антизападничество, антилиберализм, антимайданство. Это не может не претить, даже если в фальшивом хоре случайно попадутся отдельные искренние голоса.
И, конечно, лица... Кто-то сказал, что человек с возрастом ответственен за свое лицо. Имеется в виду, конечно, не индивидуальная косметология, не гигиенический уход, не борьба с морщинами или облысением. Это про то, чтобы «не отступаться от лица». «Не терять» его — в буквальном и переносном смысле. Это про ту душу, что на нем отражается, которая «обязана трудиться и день, и ночь». Про внутренний свет, осмысленность и принадлежность к человеческому роду.
Правда, если раньше человек у нас звучал «гордо», то теперь патриарх Кирилл говорит о еретической опасности «человекопоклонства» и защиты прав человека. Уже писали, что глава РПЦ, возможно, посягнул и на Конституцию России, и на саму великую идею гуманизма. Но я хотел бы заметить следующее: во-первых, не понимаю, зачем противопоставлять человека и Бога, во-вторых, совсем не уверен, насколько Бог покинул людей (кто это точно знает?) и насколько он изгоняется из человеческой жизни, — по-моему, это не так.
Но уж если бить в колокола, то о том, что из нашей российской жизни изгоняется, скорее, человек, который и так никогда не был в центре внимания.
Происходит, в первую очередь, исход человека из нашего общества. Не знаю, нуждается ли в защите Бог (скорее РПЦ), а вот человек точно нуждается. Особенно наш человек — в массе своей бесправный, униженный, несчастливый, проживающий свою жизнь как бы вчерне. Боясь ошибиться и переписать ее набело.
А ведь тот же Бродский хотел верить, что тех ошибок, которые совершает человек без вкуса, не совершит человек со вкусом. Скорее разберется. Допустим.
Мне легко могут возразить: во-первых, художественный вкус отнюдь не предохраняет целиком от низости, во-вторых, все имеет право на существование — мало ли что кому не нравится, и, в-третьих, вкусовые различия — вещь тонкая и относительная. Но я говорю — и это важно подчеркнуть — не об отдельных людях, даже не об их отношении к искусству и не о том, что кому-то нравится арбуз, а кому-то свиной хрящик. Речь о господствующем в обществе эстетическом тренде, о взращенной среде обитания, которая формирует стиль, культивирует те или иные особенности общения, манеру поведения и даже склад ума.
И когда я говорю о своих стилистических разногласиях, то в данном случае имею в виду доминирующий ныне вечно торжественный, государственный, военно-спортивный стиль «общей гребенки», «равнения на середину», вообще равнения.
Стиль «кто сильнее, тот и прав» или «что, самый умный?»
Стиль чинопочитания, который предусматривает понятные вертикальные отношения, но не умеет выстраивать горизонтальные. Стиль сплоченной массы, презирающей человека, как самоценную единицу, отрицающий его частное пространство. Хотя бы даже те пресловутые 35 дюймов от своего носа до другого человека, о которых писал Уистен Оден. Частное пространство и личное достоинство.
Кто-то сказал, что о вкусах не спорят те, у кого плохой вкус. Мне больше нравится другое выражение, что вкус — это эстетическая совесть человека. Или она есть, или еще не пробудилась. Вкус — это как в грамматике: не все слова можно проверить и подобрать к ним правило. Иногда надо просто запомнить. Как то, что слово «корова» пишется через «о».
В оппозиции хорошему вкусу, каким бы разнообразным он ни был, всегда находится пошлость. Это все, что с избытком, что приторно и слащаво, что раздуто и демонстративно, что выставлено напоказ. Что искусственно, что подменяет истинные чувства, талант и ум. Все, что претенциозно невпопад и значительно не по месту. При этом есть еще один нюанс:
пошлые люди не чувствуют конфуза, не испытывают неловкости, стеснения, наоборот — одно сплошное самодовольство.
Это люди, как писал Набоков, с практическим умом, корыстными общепринятыми интересами и низменными идеалами своего времени и своей среды. Люди, пренебрегающие «мелочами», высокомерные к «заморочкам», выдающие простоту и грубость нравов за открытость и искренность, нежелающие лишний раз «париться», то есть задумываться о том, что делаешь.
В результате, как часто, сделав невольно что-то неприятное для других, с растерянностью, но в оправдание произносится — «мы даже и не думали». Вот именно «не думали»: когда парковали машину, так что другим не пройти и не проехать; бросали мусор где попало, загадив сквер или подъезд собственного дома; оскорбляли слух окружающих громким матом и тому подобное.
Все начинается с очень простых, формальных привычек. Вполне возможно, у кого-то ими и заканчивается. Но чаще всего они помогают в дальнейшем осознать более сложные правила: что не стоит, например, отвечать хамством на хамство, обязательно «хлопать дверью», когда разрываются отношения, позволять себе говорить за глаза гадости о человеке, с которым еще вчера приятельствовал; мелко и злобно ссориться с родственниками из-за наследства. Да, это этика отношений.
Но в данном случае речь не о морали, не о том, что не делаешь потому, что «нельзя» и «неправильно», а потому что претит. Потому что некрасиво («некрасивое поведение»). Потому что не к лицу («неприлично»).
В своей нобелевской лекции Томас Манн затронул честь. «Честь формы». Речь шла, естественно, не о чести того или иного мундира. А имелась в виду форма поведения как выражение человеческого достоинства. Что означало: в любых обстоятельствах человек должен стараться не забывать, что он человек, стараться не огрубеть и не очерстветь, не перестать быть джентльменом, не позволить себе опуститься.
В конце концов, соблюсти честь формы — значит, попросту сохранить человеческий облик, будь ты Робинзон Крузо или узник замка Иф.
