Цивилизация
По данным мониторинга трудовых протестов Центра социально-трудовых прав, который вот уже восемь лет ежемесячно публикует свои данные, еще в декабре 2014 года был зафиксирован скачок числа протестных акций работников более чем на 30%. Обычно в конце года количество протестов снижалось и вдруг резко подскочило: кризис пришел раньше, чем Новый год.
Почти каждый месяц 2015 года фиксировались рекордные показатели. Февраль — 39 протестов (обычно около 15), март — 40 выступлений (обычно около 20), июль — 41 (в среднем около 25). Обычные среднегодовые значения (около 250 протестов в год) были превышены уже к концу лета. Декабрь 2015 года стал рекордным месяцем за восемь лет наблюдений — 53 раза работники организовывали протестные акции.
А всего за год зафиксировано 409 трудовых протестов, на 40% больше, чем в прошлом году, и на 76% больше, чем средний показатель 2008–2013 годов.
Рекордным оказалось не только общее число протестов. В рамках мониторинга особо выделяются акции с полной или частичной остановкой работы, то есть радикальные протесты, в ходе которых работники переходят от слов несогласия и демонстрации своего отчаянного положения к конкретным действиям. Российские работники 168 раз останавливали работу в знак протеста. Это на 73% больше, чем в прошлом году, и на 87% больше, чем в среднем за период 2008–2013 годов. Увеличилась и доля акций с остановкой работы в общем количестве протестов. Обычно треть всех протестов сопровождается остановкой работ, а в 2015 году этот показатель увеличился до 41%.
Произошел скачок уровня протестности. Чем он вызван, что привело к такому росту протестного движения?
Главной причиной, побудившей работников протестовать, стали невыплаты заработной платы — 48% всех выступлений были связаны с этим.
Причем в предыдущие годы доля невыплат, как причины протестов устойчиво снижалась на протяжении последних лет. В 2008 году 58% выступлений работников были вызваны этой причиной, и ежегодно ее доля снижалась вплоть до 2013 года — 29%. Такая тенденция порождала надежду, что столь позорное для общества и экономики явление, как неплатежи, со временем исчезнет. Но уже в 2014 году доля неплатежей среди остальных причин подскочила до 38%, а через год стало окончательно ясно: тенденция переломилась, невыплаты зарплаты вернулись в нашу жизнь и опять стали главной причиной протестов.
Изменения произошли не только в причинах протестов. Важные сдвиги произошли в отраслевой структуре.
В 2008 году половина всех трудовых протестов возникала в промышленности, главным образом потому, что там активно действовали профсоюзы, которые при всех своих недостатках фиксировали нарушения прав и позволяли работникам организовывать трудовые споры и протесты. Но в 2015 году на долю промышленности приходится всего лишь 30%, то есть
протесты сместились в другие отрасли — на транспорт, в строительство, в бюджетный сектор.
С этим сдвигом связана еще одна особенность: увеличение доли стихийных протестов, которое произошло в последние два года. Протестовать начали работники тех отраслей, в которых раньше о них и не помышляли, — таксисты, медики, официанты. Раньше они либо мирились со своим положением, либо, если становилось невыносимо, меняли место работы и искали что-то более подходящее. Но обстановка изменилась: общеэкономическая ситуация ухудшилась настолько, что терпеть стало невозможно, а уходить некуда. И тем, кто никогда не помышлял о протестах, приходится учиться тому, как отстаивать свои интересы, защищать свои права. Ведь профсоюзов в их отраслях либо вообще нет, либо они настолько пассивны, что о них никто никогда ничего не слышал.
К сожалению, законодательство о разрешении трудовых протестов по-прежнему не работает. Существующая в Трудовом кодексе процедура коллективного трудового спора столь сложна и запутанна, что ее не каждый профсоюзник со стажем сможет пройти, не говоря уж о тех, кто впервые пытается противостоять работодателю.
Специфика протестного движения такова, что, не имея возможности использовать закон для разрешения противоречий с работодателями, работники или их представители вынуждены придумывать что-то особенное, позволяющее услышать их, дающее возможность как-то решить проблему. Кто-то пишет письма губернаторам, депутатам и самому президенту, кто-то выходит на митинги, в одиночку или группами, кто-то, доведенный до отчаяния, бросает работу и требует задержанную зарплату, наконец, есть те, кому уже нечего терять, и они объявляют отчаянные голодовки.
Наблюдения за трудовыми протестами на протяжении восьми лет позволили выделить их главную особенность: практически все они были изолированными. Каждый решал проблему на своем предприятии со своим работодателем. Резкий рост числа локальных протестов заставил задуматься над тем, до каких пор может нарастать количество таких протестов. Ведь количественный рост неизбежно должен привести к каким-то качественным изменениям.
Данные 2015 года позволили дать ответ, что будет происходить с локальными протестами, если их станет много, — они будут сливаться, соединяться.
Уже в 2012 году в рамках мониторинга пришлось выделить особую категорию трудовых протестов, которые происходили одновременно в разных регионах, с одними и теми же требованиями. Дело в том, что межрегиональный протест выглядит как матрешка: он один, но содержит в себе одновременно несколько акций. Нет смысла учитывать каждый из них как отдельную протестную акцию — это не несколько локальных протестов, а сложное явление, подразумевающее высокий уровень организации, координации, наличия лидеров, актива в разных регионах, это качественно иной тип протеста.
Оценивать такие акции следует по количеству регионов, в которых они происходят. Таких сложных межрегиональных протестов пока немного — 1% в 2012 году и 3,5% в 2015 году. Но вот их масштаб существенно изменился. В предыдущие годы обычная межрегиональная акция охватывала два-четыре региона. Но в 2015 году масштабность таких акций резко увеличилась. Акция дальнобойщиков, по имеющимся данным, проходила сразу в 43 регионах.
Майские протесты учителей и вузовских преподавателей в рамках профсоюзной кампании «За право учиться и возможность учить!» охватили 20 регионов. Преподавателей в этой акции активно поддержали другие бюджетники — медики из профсоюза «Действие». Серия митингов и пикетов солидарности с бастующими работниками подмосковной логистической компании ПДК (ЕМЕХ) прошла в десятке городов, где у фирмы есть партнеры, которых профсоюзные активисты предупреждали, что их партнер может оказаться ненадежным из-за своей антипрофсоюзной политики. Также в десятке городов состоялись митинги в поддержку бастующих докеров Санкт-Петербургского порта. Если все эти протесты развернуть и рассматривать как отдельные локальные акции, то годовое число протестов увеличилось бы вдвое.
Но и это не предел.
Помимо межрегиональных, появились межотраслевые акции, когда работники разных предприятий и отраслей выходят на совместные протесты.
В октябре — ноябре в Алтайском крае состоялась серия пикетов, в которых участвовали медики, учителя, работники культуры и представители других отраслей. Главная причина протеста — попытка местных властей урезать бюджетные расходы на зарплату в этих отраслях. А на Урале в декабре к митингу горняков, требующих индексации зарплаты, присоединились лесопереработчики из соседнего города, выступающие против сокращения рабочих мест. Их поддержали местные медики, которые двумя неделями раньше организовывали акции против уменьшения размеров зарплаты.
Представители разных отраслей выходят вместе, потому что у них совпало: у одних намечаются увольнения, а у других не подписывают коллективный договор, третьим урезают заработки. И те и другие живут в соседних городах, одновременно собираются выйти на митинг и находят возможности объединить свои протесты. Но и это еще не все.
В Иванове в декабре состоялся митинг, на который собрались рабочие, протестующие против задержек зарплаты, обманутые дольщики, а также пенсионеры, возмущенные намерением властей урезать льготы. Здесь уже трудовой протест сливается с коммунальным и социальным. Формируется новая протестная среда, в которой разных людей, работающих на разных предприятиях, занимающих разные социальные позиции, разные причины выводят на общий митинг.
Общее у них одно: возмущение и желание противостоять тому, что ухудшает их жизнь.
Сложные формы протеста пока встречаются нечасто. Но то, что они появились, то, что их становится все больше и масштаб увеличивается, позволяет говорить о качественном изменении протестного движения. Локальный протест можно игнорировать, можно спустить на тормозах, наконец, можно запугать участников и подавить их активность. Но, как показывает пример дальнобойщиков, с межрегиональным протестом это сделать гораздо сложнее. Можно не сомневаться, что скоро таких акций станет больше и напряженность будет нарастать.
Много лет профсоюзы требуют изменения трудового законодательства с целью упрощения процедуры организации забастовки. Много лет власти отказывают это сделать, боясь, что кто-то начнет раскачивать лодку. Эти опасения вполне обоснованны. Злоупотребление правом на забастовку — вещь вполне реальная, как показал опыт первой половины 1990-х годов. Но опыт того же времени показал, что работники очень быстро начинают понимать, в каких случаях им стоит останавливать работу, а когда надо от этого воздержаться.
К тому же не стоит забывать, что большинство протестов возникает вовсе не по надуманным, а по вполне реальным и значимым причинам. Так что с раскачиванием лодки, скорее всего, удастся справиться. А вот поднимающуюся волну протестов сливающихся друг с другом, соединяющихся с иными формами протестного движения остановить вряд ли удастся.
Можно делать вид, что всего этого нет, и даже радоваться отсутствию видимых признаков массового возмущения. Только вот почему-то в памяти всплывает образ пляжных туристов, которые, увидев воду, отступившую на десятки метров, радостно бегут собирать ракушки, не думая, что это может быть первым признаком большого цунами.
Автор — ведущий специалист социально-экономических программ Центра социально-трудовых прав
