Цивилизация
Одни сочли ошибку министра культуры вопиющим непрофессионализмом, другие просто оговоркой уставшего человека. Но здесь важнее даже не сам инцидент, а то, какую бурную насмешливую реакцию он вызвал. История с Довлатовым — современником Достоевского легла в уже подготовленную почву, сдобренную многочисленными ляпами, ошибками, бездумными запретами и в целом своеобразным пониманием чиновника, что такое управление культурой в России.
Сам Мединский так оценил реакцию россиян: «Вот не ожидал: одна оговорка — и Довлатов в топе Яндекса. Нельзя не порадоваться: теперь многие постоянные жители соцсетей хоть узнают о хорошем писателе», — написал он на своей странице в Twitter. И здесь с министром отчасти даже можно согласиться. Благодаря его «оговоркам» многие граждане узнали, как зовут писателя Людмилу Улицкую (он назвал ее Еленой), где находится Магнитогорск (по мнению министра, в Свердловской области), задумались, почему Казань «самый русский город», а также выучили римские цифры, которые почему-то никак не даются чиновнику…
Получается такое своеобразное продвижение культуры в массы методом от обратного.
Жаль, с прямым продвижением ситуация выглядит не так блестяще: кажется, это первый министр культуры в новой России, чьи решения вызывают такое количество скандалов в самых разных ее областях — от балета до кино. Был безобидный Авдеев, консервативный Соколов, почти всех устраивающий Швыдкой, но Мединский как явление – безусловно, первый.
Благодаря его энергии по продвижению «патриотической» культуры уже впал в опалу крупнейший российский фестиваль документального кино «Артдокфест» — Мединский заявил, что вверенное ему министерство не может финансировать фестиваль, руководитель которого режиссер Виталий Манский допускает «антигосударственные высказывания». По швам трещит театральный фестиваль «Золотая маска», жюри которого, по мнению министра, награждает не те спектакли. Известна также печальная участь Новосибирского театра оперы и балета, директор которого был смещен Мединским с должности с демонстративно обскурантистской формулировкой.
Недавно лишился прокатного удостоверения за «откровенные сцены» фильм «Любовь». Чуть раньше сняли с проката «из-за искажения исторических фактов» картину «Номер 44». То, что фильм – художественный, а не документальный, аргументом для чиновников не стало. Как и то, что сам Мединский является автором ряда популярных книг по истории («О жестокости русской истории и народном долготерпении», «О русской угрозе и секретном плане Петра I», «О русском воровстве и мздоимстве» и других), в которых серьезные историки в свою очередь также обнаружили массу исторических ляпов.
А заявление главы Минкульта, что директор исторического архива не вправе оценивать тот или иной исторический документ, так как это «другая профессия» (речь о заявлении руководителя российского госархива Сергея Мироненко, который признал мифом подвиг 28 панфиловцев), Вольное историческое общество оценило как проявление «бюрократического высокомерия, начальственной спеси и полного непрофессионализма».
Вообще, функция Владимира Мединского в современной общественно-политической ситуации выглядит авангардистской, потому что тоже состоит том, чтобы отменять все возможные табу. Он превозносит таланты людей близких ему по духу, а не близких — беззастенчиво награждает званиями антипатриотов и отказывает им в финансировании. И не скрывает, что на роль самого объективного эксперта по идеологической чистоте претендует он сам.
Так, конечно, могут высказываться вольные публицисты, но это выглядит как минимум странно для государственного чиновника.
Мединский — яркий образец так называемого «эффективного менеджера» по-российски. С одной стороны, он человек деятельный, часто мелькающий в медийном поле – не случайно в рейтинге российских министров — 2015, который ежегодно измеряет ВЦИОМ, чиновник занимает восьмое место, сразу после министров-силовиков. С другой стороны, он практически не пользуется авторитетом среди тех, кем управляет: причем как среди оппозиционных культурных деятелей, так и среди вполне патриотических. И первые, и вторые все чаще намекают, что уровень образования у министра, отвечающего за такую сферу, мог бы быть повыше.
Но это совсем не мешает ему создавать из отечественной культуры культурную вотчину, согласно своим представлениям о прекрасном.
И это, к сожалению, не исключение для нашего истеблишмента, а скорее новый российский тип управления.
Хотя по-настоящему грамотные управленцы вовсе не обязаны разбираться в своей отрасли лучше всех. Министр финансов может и не быть самым лучшим в стране финансистом, главный врач страны не обязан лучше всех лечить пациентов, а министр культуры – иметь безупречный художественный вкус.
Главное – окружить себя такими экспертами и советниками из числа непререкаемых авторитетов в своей области, которые помогут оставаться на высоте при приеме решений и не позволят самому руководителю быть смешным. Особенно это противопоказано чиновнику, всерьез претендующему на формирование в обществе культурного вкуса и идеологических ценностей.
…Возвращаясь к писателю «второй половины XIX века», в одной из своих колонок, написанной в конце 1980-х, Довлатов писал: «Помню, как-то раз отчитывал меня эстонский литературный начальник Владимир Бэкман, предостерегал, учил, старался напугать. В качестве зловещего примера называл «отщепенцев» — Ахметову и Зайченко. Видимо, подразумевались Ахматова и Зощенко. В газете «Советская Эстония» была опубликована статья по искусству, там упоминался скульптор Эрнст Неизвестный, он еще жил тогда в Союзе. На редакционной летучке зав военно-патриотическим отделом Игорь Гаспель сказал: «Непрофессионально работаем, товарищи. Что это значит — Неизвестный? Разве нельзя было уточнить фамилию?»
