– Подписывайте письмо президенту! – голосит женщина на остановке. Севастополь, жара, август.
– Что за обращение? – уточняю я, хотя, в общем-то, знаю ответ.
– Обращение против разграбления Севастополя! – так же бодро рапортует женщина.
Люди охотно подходят, записывают телефон, фамилию, имя. Выражают недовольство действующей муниципальной властью и лично губернатором Сергеем Меняйло.
Недовольных набралось вот уже 15 тысяч. Их явно станет больше. Происходящее в городе-герое вряд ли может вызвать симпатию у его жителей.
– Нет, я персики и помидоры в этот раз в Москву не повезу, – говорит пожилая женщина, – у нас намного дешевле! И почему, кстати, здесь крымское вино дороже, чем у нас?
– У вас мусор вообще вывозят? Дороги ремонтируют? – приезжие бросают вопросы местным сразу после того, как ужаснутся ценам. – Почему такая разруха? Новостройки среди груд мусора…
Город и правда, несмотря на летнее солнце и море, выглядит нечёсано, хмуро. Дороги зияют ямами. Пляжи неухоженны. Парки заброшены, мусорные баки переполнены, деревья сухи. И на этом фоне – застройка повсюду. Будто задача поставлена: залить в бетон каждый свободный метр севастопольского пространства.
С работой – все хуже. Украинские предприятия ушли, российские еще не дошли. Многие из тех, кто остался на прежних местах, работают за прежние «украинские» зарплаты (сумму в гривнах умножили на три – получили рублевый эквивалент). Но как же выросли цены с тех пор! Большие проблемы в медицине, образовании.
И главное слово – «разочарованность». Общаясь с людьми, все чаще слышишь: «Я не знал, что так будет. Не за это голосовал».
Хотели в улучшенную реинкарнацию Советского Союза – получили ухудшенную версию России.
Говорить о таком вслух не принято. Ведь вроде бы все довольны, всех спасли от войны. Но говорить, между тем, надо. Уверенно, настойчиво, без истерик. Извечное желание замолчать, «чтоб без шума, без пыли» уже довело ситуацию в городе до критической.
Тем глупее представление возмущенных севастопольцев неблагодарными бунтарями. Или стращание тем, что они обратно, в Украину запросятся.
Нет, Севастополь не просто сделал свой выбор – он отстоял, отвоевал право на него. Как участник тех переломных событий, я знаю, о чем говорю; помню город, генерирующий колоссальную энергию патриотизма, помню людей, охваченных этим чувством, искренне радующихся возвращению «домой».
Но что мы станем делать с высвобожденной энергией, сможем ли направить ее по нужному вектору?
Ответили на вопрос «Чей Крым?», а с тем «каков Крым?», похоже, так и не определились.
Ситуация вокруг Херсонеса вскрыла севастопольские проблемы, продемонстрировала, что решать их надо как можно быстрее. Конечно, можно продолжать винить во всех проблемах сомнительное украинское прошлое, но это оправдание звучит все неубедительнее. Тем более новая власть сама заявила, что переходный период, которым прикрывали многое, закончился.
Вдобавок к тяжкому украинскому наследию город получил новые беды – те, что свойственны всей России. К такому Севастополь был не готов. Слишком велик разрыв здесь между прошлым и настоящим. Он, собственно, был всегда. Великое прошлое кричаще диссонировало с тусклым настоящим – оттого будущее не вырисовывалось, не представлялось, Севастополю не предлагали адекватных программ развития.
Это город воинской славы? Ну что ж, закроем его, сделаем военно-морской базой, наладим соответствующую промышленность, подведя под нее научно-техническую основу. Да, в советское время модель эта работала, но с наступлением украинской независимости все изменилось. И не могло не измениться, если флот с 800 кораблей-вымпелов сократился до 60.
На Украине из Севастополя решили сделать прибрежный город-курорт, открыть его, заманить туристов, застроить отелями. Данный эксперимент ожидаемо провалился, потому что это не вторая Ялта: другая ментальность, другая территория, другие люди. И город, не получивший достойных программ развития, а следовательно, и будущего, превратился в застойный островок советского прошлого, форпост русской славы, явленной в тенях прошлого.
У Дино Буццати есть роман «Татарская пустыня» – о крепости на краю пустыни, где люди живут в непрерывном ожидании: нападения варваров, повышения по службе, любви, счастья... Вялотекущее ожидание чего-то великого, что изменит их жизнь. Так и с Севастополем. Он ждал все это время. И, в отличие от героя романа, севастопольцы своего чуда дождались. Но что делать теперь, когда мечты сбылись?
То, что происходит сейчас в Севастополе, – новое ожидание.
И опять слышны слова о закрытой военно-морской крепости (хотя прошлого не повторить – изменились масштабы, состав, численность флота), а на деле происходит все та же варварская застройка без перспектив.
Ей и воспротивился председатель городского парламента Алексей Чалый. Началось все задолго до Херсонеса и еще до претензий байкеров на гору Гасфорта и вырубки реликтового можжевельника в Ласпи.
То, что рисуют сейчас как конфликт двух ветвей власти, исполнительной и законодательной, двух персоналий – Сергея Меняйло (хотя на деле говорить надо о полпреде президента Олеге Белавенцеве) и Алексея Чалого, – таковым является лишь отчасти. На деле
происходящее в Севастополе – это борьба концепций, стратегий развития города, борьба идей, программ, взглядов.
Оставить все так, как есть, или попытаться создать нечто новое, современное, учитывающее как дух времени, так и наследие прошлого?
К Алексею Чалому есть много вопросов: и по холодности к людям, и по не всегда оправданной бескомпромиссности, и, прежде всего, по отказу стать губернатором в свое время (испугался, считают многие). Однако то, что предложили Чалый и его команда в «Концепции развития города», для Севастополя необходимо — так считают около 50 тысяч горожан, которые за нее проголосовали.
Приборостроение, судоремонт, виноделие, военно-патриотический туризм (в Севастополь действительно едут не как в Гурзуф или Ялту, а с совершенно иным настроением) – это то, что может стать основой новой жизни города. Наличие промплощадок и специалистов есть. Почему бы не реализовать все это?
Ведь Севастополь – уникальный в российской истории город. Небольшое пространство со славной историей, со средней степенью разрухи наследием, а главное – с абсолютно лояльным, более того, симпатизирующим власти населением. Это необходимо было использовать. Но российская власть, сделав в марте 2014 года столь решительный шаг по возвращению полуострова, потом почему-то забуксовала, словно то ли не поняла, то ли испугалась того, что произошло.
Нынешнее севастопольское противостояние – это битва прежде всего метафизического, цивилизационного толка.
Севастопольцы – россияне новой формации, и в Россию они шли со своими представлениями о ней. Представлениями, безусловно, идеалистическими.
Но, собственно, такова традиция русского народа – жаждать то, что находится не в этом мире, как писал Мережковский, преображать реальность через торжество правды, через животворный идеал.
Потому ключевой, системообразующий вопрос сегодня заключается не в Чалом или Белавенцеве (им в любом случае надо искать компромисс), но в том, сможет ли помышление, идеал, русская мечта, двигавшая Севастополь в сторону Родины, столкнувшись с сугубой прозой российской обрыдлости, преобразовать нынешнее положение дел в России, сможет ли дать стране импульс в ее стремлении к энергетике больших целей.
Автор – прозаик, публицист