Цивилизация
«Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод и основанные на ней правовые позиции ЕСПЧ не могут отменять приоритет Конституции, — говорится в сообщении на сайте КС . — Их практическая реализация в российской правовой системе возможна только при условии признания за Основным законом нашей страны высшей юридической силы».
То есть все вроде руководствуются Венской конвенцией, но если российский суд решит, что она противоречит Конституции, то приоритет будет за национальным законом.
Так, ссылается КС на международный опыт, поступают и суды других стран — «в частности, Германии, Италии, Австрии, Великобритании».
Вот только зная, сколь избирательно российское правоприменение, сколь актуальна до сих пор присказка «закон — что дышло», сколь невысоко доверие граждан к российским судам, можно сделать печальное предположение: руководствоваться национальная юстиция будет собственным представлением о справедливости.
В современной России соперничают два подхода. Сторонники одного, как глава Следственного комитета Александр Бастрыкин, считают, что из Конституции давно пора убрать 15-ю статью — ту, в которой прописан приоритет норм международного права над национальными. По словам Бастрыкина, это лишь укрепит «независимость РФ в правовой сфере, вернет ее к лучшим традициям отечественного судопроизводства». Видимо, к практике советских судов, которые, как известно, «самые гуманные в мире».
Противники изоляции России (а отказ страны от примата международного права ни к чему иному привести не может, уверены они) считают, что решение серьезно ударит не только по правам человека, но и по экономике, которой и так плохо. Как написал в своем твиттере, отвечая Бастрыкину, Алексей Кудрин: «Если РФ подписывается под международным документом, то должна выполнять его. Либо не надо подписывать».
Не каждый инвестор рискнет вложиться в страну, у которой проблемы с правами собственности, в том числе на международном уровне.
Это один из классических правил экономики. Вкладываются либо туда, где маленькая прибыль, но надежные законы, либо туда, где большая прибыль компенсирует слабость прав собственности и судебной системы. Когда и маржа маленькая, и законы «что дышло», инвестор десять раз подумает, нужна ли ему такая страна как объект вложения.
А помимо экономики еще есть люди разных возможностей и калибров, есть непростые ситуации, попытки наказать или защититься, попытки отобрать, прижать или, наоборот, восстановить справедливость.
Это ключевое для России слово — справедливость. Одновременно — есть закон. И если в странах с развитой правовой системой между этими двумя словами редко возникают противоречия, в России — на протяжении всей ее истории — они едва не антонимы.
Закон — это и есть справедливость? Или в России можно либо по закону, либо по справедливости, и никогда эти понятия не станут тождеством? Но тогда возникает еще вопрос: кто определяет сегодня, что справедливо, а что нет?
Перед этим выбором — закон или справедливость — Россия встала и весной 2014-го, после бегства Януковича из Украины. Нарушение Будапештского меморандума от 1994 года (Украина отказывается от ядерного вооружения, а Россия обязуется не посягать на ее территориальную целостность) многие российские политики объясняли именно с позиций «справедливости»: несправедливо лишать жителей Крыма выбора, в какой стране им жить. Как сказал в своей крымской речи от 4 марта Путин: «Мы не могли оставить Крым и его жителей в беде, иначе это было бы просто предательством».
В той же речи, опровергая нарушение Россией международных договоров, Путин поставил под сомнение их легитимность: «Наши западные партнеры во главе с США предпочитают в своей практической политике руководствоваться не международным правом, а правом сильного». И расшифровал: «Чтобы придать агрессии (американской. — «Газета.Ru») видимость законности, выбивают нужные резолюции из международных организаций, а если по каким-то причинам этого не получается, вовсе игнорируют и Совет Безопасности ООН, и ООН в целом».
Действительно, американцы руководствуются прежде всего национальным законодательством, а если видят, что международные конвенции ему противоречат, попросту не присоединяются к ним. Если не могут провести какое-то решение через Совбез ООН, решают внутри страны, на уровне президента и конгресса. За что не раз в последние годы подвергались жесткой критике со стороны тех же европейцев.
Разница, однако, в том, что американский Верховный суд стоит в опросах, как правило, в пятерке институтов, которым наиболее доверяют американцы наряду с — внимание! — церковью, армией и малым бизнесом. У конгресса и президента рейтинги доверия чуть не вдвое ниже. Иными словами, внутри страны судебные органы США принимают такие решения, что они пользуются значительным доверием у американцев.
Справедливость — штука хорошая, но уж очень субъективная. Именно потому и родился закон. Именно потому в основе классической демократии лежит его обязательное и неуклонное исполнение. Иначе наступит хаос. Если можно нарушить закон в одном «особом случае», то обязательно наступит и второй «особый», и третий, «еще более особый».
Закон, в свою очередь, как раз и должен отвечать принципам справедливости, неотвратимости и соразмерности. То есть норма права должна быть столь сбалансирована, ее применение — столь открыто и понятно, что работа судов должна вызывать неизменное уважение за беспристрастность и объективность. Имеет ли это место в России?
Частый ответ российского президента на все вопросы об ошибочности того или иного ареста, увольнения, закрытия: «Если вам что-то не нравится — идите в суд».
Подразумевая, что именно суд — окончательная инстанция, решения которой, нравится оно вам или нет, надо исполнять. А между тем около трети из ста тысяч ежегодных жалоб приходят в ЕСПЧ именно из России.
Ни внутри страны, ни в отношениях с миром отечественные понятия о тождественности законности и справедливости не работают.
Российские институты часто трактуют и Конституцию, и законы почти в духе Оруэлла («все равны, но некоторые равнее»), лишь бы не исполнять решения международного суда, которые кажутся нам несправедливыми. Тем более что их число растет. За делом ЮКОСа, который в России называют «грабежом», вполне могут последовать иски по делу сбитого «Боинга» и другие.
И даже если КС решит, что эти иски противоречат российской Конституции, для международных судов КС не арбитр. То есть процедура исполнения судебных решений может пойти так же, как идет сегодня по делу ЮКОСа: арест имущества российских активов за рубежом и так далее.
России остается два пути. Либо, по заветам президента, «идти в суд» и там, собрав лучших юристов, доказывать свою правоту, а если не удалось, скрипя зубами, исполнять их решения или договариваться с истцами. Либо выходить из Совета Европы, других международных договоров и жить по своим «справедливым» законам.
Конституционный суд во вторник попытался нащупать третий путь — и на елку влезть, и с миром окончательно не порвать, но это может оказаться лишь передышкой перед серьезным выбором.
