Вместо единой стратегии у нас есть множество групп влияния. Вот бывший кавказский полпред и пока еще действующий вице-премьер Александр Хлопонин нахваливает абхазского президента Александра Анкваба и обещает его правительству всяческую поддержку, в том числе финансовую. А вот уже после начала беспорядков Кремль сообщает, что «в контексте произошедшего вчера инцидента контактов еще не было». То есть они в контакте постоянном, но «инцидент» обсудить не успели — ну бывает, дел много.
Как уверяют эксперты по Кавказу, в переводе с дипломатического на русский это означает примерно «разбирайся, дорогой товарищ, сам».
На помощь, правда, спешат Владислав Сурков, с недавних пор отвечающий за это направление, и Рашид Нургалиев. Но тут проблема. В самой Абхазии поговаривают, что пока одни в Москве дружили с Анквабом, другие активно поддерживали оппозицию.
Во-первых, те, кто подсчитывает, что чем меньше туристов на тамошнем черноморском побережье, тем больше их на краснодарском, а теперь еще и на крымском. А во-вторых, те, кто Анкваба с самого начала президентом видеть не хотел и победы ему не простил.
Вот и разберись, какова «абхазская политика» России: поддерживать стабильность и конкурентоспособность дружественного государства или всячески мешать ее неудобному лидеру?
Сама Абхазия дружит с Россией тоже весьма специфично. Неустанно декларируя вековечную дружбу с российским народом, там, например, запрещают иностранным гражданам — то есть, в общем-то, россиянам, кому еще — покупать недвижимость. И вроде как ничего страшного: дружба дружбой, а табачок врозь — один из универсальных принципов суверенной политики. Только есть маленькая деталь: бюджет Абхазии на две трети наполняется российскими дотациями. Получается не очень красиво.
Внутри самой Абхазии проблем тоже достаточно. Помимо конфликтов между собственно абхазскими элитами, это еще и стабильно растущее мегрельское меньшинство, которое все еще фактически выключено из общенациональной политики. Учитывая сложную историю грузино-абхазских отношений, варианты здесь возможны самые разные, вплоть до возникновения в Абхазии собственного очага сепаратизма. Но и от этих проблем Москва, похоже, предпочитает устраниться.
Все это кусочки одного большого мозаичного панно под названием «российская внешняя политика на ближних рубежах».
Очевидно, Москва настроена на воссоздание империи в той или иной форме. Но что на самом деле мы можем предложить ее потенциальным участникам? Именно это — одна из наших ключевых «страновых» проблем.
Россия никогда не испытывала проблем с созданием и воссозданием в неблагоприятных условиях «русского мира», но вот «русской цивилизации», похоже, так и не создала.
«Мир» — это что? Множество разбросанных на всем протяжении фортов и форпостов – западных, восточных, южных, задача которых, по сути, одна — чтобы между ними чужие не ходили. А «цивилизация» — это способ взаимодействия, выстраивания внутренних коммуникаций между этими «оплотами России». И вот с этим идейным цивилизационным подходом почти на всем протяжении нашей истории у нас провал за провалом. На вопрос, зачем мы нужны друг другу, кроме как чтобы «не пущать врагов», четко сформулированного и общепризнанного ответа, похоже, нет до сих пор.
А давать его уже пора. То, что сегодня происходит в Абхазии, может повториться и в Крыму, и в любом другом регионе, который мы включим в орбиту нашего влияния.