История с нападением неизвестных на журналиста Сергея Асланяна, к сожалению, гораздо содержательнее, чем могло показаться на первый взгляд. Есть основания предполагать, что нападавший мстил Асланяну за высказанные тем 14 мая в эфире радио «Маяк» вольные рассуждения на религиозную тему, которые исламская община сочла оскорбительными. Во всяком случае, сам журналист говорит, что нападавший, нанося удары, кричал «Ты не любишь Аллаха!».
Заявления Асланяна в радиопередаче вскоре после эфира послужили поводом для обращения в Генпрокуратуру с требованием привлечь журналиста по статье за разжигание межконфессиональной розни, а начальник Духовного управления мусульман Татарстана Ришат Хамадуддин назвал их «чудовищной провокацией». И вот теперь за этим последовал акт насилия.
Насилие, чем бы оно ни было вызвано, оправдывать невозможно. Однако важно поговорить об ответственности.
Несмотря на научно-технический прогресс, глобализацию, секуляризацию, гаджетизацию, постиндустриализм и прочие происходящие в современном мире процессы, в межчеловеческих и межобщинных отношениях остаются как минимум две болевые точки, трогать которые не стоит. Это национальные и конфессиональные вопросы.
Поэтому особенно сильным чувство ответственности должно быть у лиц, имеющих профессиональную возможность выступать в публичном пространстве. Потому что последствия могут быть ужасающими.
Один из недавних примеров — случай с американским пастором Терри Джонсом, который, исходя из своих мировоззренческих соображений, публично сжег священную книгу мусульман. За «свободу слова» и мировоззренческие искания пастора заплатили своими жизнями не имеющие к нему никого отношения сотрудники миссии ООН в Афганистане. И такие трагедии, иногда с количеством жертв, доходящим до тысяч, происходили во множестве в недавней истории самых разных стран.
Вопрос наказания за подобные действия особенно сложен, потому что здесь неизбежно сталкиваются необходимость противостоять разжиганию розни и нужда в защите свободы слова.
Но ясно, что полное отсутствие наказания усугубляет последствия и поворачивает свободу слова неприглядной стороной, превращая ее в свободу оскорблений.
С другой стороны, необходимые, по-видимому, репрессии по отношению к лицам, совершающим публичные действия, оскорбляющие других людей по национальным и конфессиональным признакам, должны быть рассчитаны с миллиметровой точностью, быть совершенно адекватны содеянному. И, главное, должна быть полностью исключена возможность расширительного толкования и почва для подозрений в использовании этого механизма в политических целях.
В отечественном антиэкстремистском законодательстве эти принципы, увы, не соблюдаются. Например, в нашумевшем случае с Pussy Riot адекватное наказание за хулиганство без политических игр вполне могло бы сыграть на объединение общества, а происходящее все сильнее его раскалывает. Впрочем, было бы сложно соблюдать подобные принципы уже потому, что, похоже,
наше законодательство писалось вовсе не в целях борьбы с реальным экстремизмом, да и просто злоупотреблением свободой слова, а именно что по политическому заказу. В нужных для сохранения межконфессионального мира случаях оно не работает, зато для прессования несогласных, наоборот, пригодно.
Если упомянутые эксцессы имели целью сделать заявление пусть вредное, но мировоззренческое, как в случае с американским пастором, либо эстетическое, как, судя по всему, в случае с хулиганками из рядов российских акционистов, то в случае с Асланяном нет пространства даже для такой логики. Совершенно очевидно, что тут имела место словесная распущенность ради красного словца. В то время как именно журналист должен особенно осторожно обращаться с собственным транслируемым в массы словом и именно эти профессиональные требования Асланян и его работодатель не соблюли.
В условиях, когда никто в мире не сумел выписать универсальный рецепт, позволяющий сочетать свободу слова и принуждение к ответственности, а конкретно в России соответствующие нормы еще и используются не по назначению, крайне важно было бы осуждение подобных казусов профессиональным сообществом. Если угодно, самоограничение. По принципу «иногда нужно промолчать».