Драматическая борьба за этнополитическое самоопределение Абхазии и Южной Осетии, завершившаяся формально-правовым признанием независимости бывших грузинских автономий Россией, показала, что в истории распада Советского Союза рано ставить последнюю точку. Прекращение существования СССР как формально-юридический факт и исторический процесс распада «империи Кремля» — разные вещи.
В декабре 1991 года с карты мира исчезло государство, занимавшее одну шестую часть суши, но процесс распада советской государственности только начался.
Точно так же, как нельзя сводить распад Римской империи к отречению Ромула Августула, Великую французскую революцию к взятию Бастилии, а Октябрьскую революцию к перевороту 25 октября (по старому стилю), так и распад СССР не был свиданием в Вискулях (или сессиями Верховных советов трех славянских республик по ратификации Беловежских соглашений).
Данный тезис вовсе не является красивой метафорой или публицистическим спецэффектом для усиления впечатления на читающую публику. Действительно, начиная с 1991 года, государство Советский Союз прекратило свое существование. Выросло уже целое поколение, которое не жило в этой стране, следовательно, не имело советской идентичности. Да и их старшие соотечественники (те, кто родился в начале 1980-х годов) не успели вписаться в структуры советской повседневности, помня о ней больше по рассказам родителей.
Однако политическое бытие новых независимых государств оказалось на долгие годы в плену советских подходов и моделей. Оговоримся сразу.
Советское измерение Евразии не ограничивается одними лишь кадрами — наличием в истеблишменте новых независимых государств постсоветского пространства представителей номенклатуры ЦК КПСС.
Тем паче что окончательный уход из политики советских политических «тяжеловесов» — дело времени. «Империя Кремля» будет еще долго держать государства бывшего СССР по таким проблемам, как обеспечение их территориальной целостности, нацстроительство и легитимность.
Все дело в том, что Союз ССР рассматривался как государство, главными субъектами которого выступают не граждане, а социалистические нации. Фактически же советское государство определило этнические группы в качестве главного субъекта политики и государственного права. Не права отдельного человека, а права наций рассматривались в качестве приоритетных. Этнические различия советских граждан при этом были закреплены на территориальной основе. При этом
число этнических групп, обладающих правом на «свою землю», варьировалось в зависимости от колебаний генеральной линии «ума, чести и совести нашей эпохи».
На практике это означало формирование представлений о коллективной (этнической) собственности того или иного этноса (в своей высшей фазе — национальной) на территорию, обозначенную как «национальная республика», автономия в составе национальной республики и даже на этнически сконструированные районы. Отказ от индивидуальных прав в пользу коллективных создавал, таким образом, предпосылки для формирования этнонациональных движений за самоопределение будущих независимых государств, вызревания конфликтных очагов и появления непризнанных республик.
По справедливому замечанию американского этнолога русского происхождения Юрия Слезкина, «СССР создавался националистами и был разрушен националистами».
Еще в 1924 году известный литовский большевик Юозас Варейкис (это к вопросу о колониализме русских на территории бывшего «нерушимого Союза») предложил блестящую формулу для описания того, чем был СССР. Он назвал «первое в мире государство рабочих и крестьян» «коммунальной квартирой».
Добавим от себя, эту квартиру постоянно перестраивали и достраивали. В результате ее обитатели так и не смогли понять, в какой комнате они находятся, а также взять в толк, почему при расселении жильцов в 1991 году по частным квартирам некоторые из них получали право на отдельную жилплощадь, а некоторые такого права были лишены.
В самом деле, прав публицист Виталий Портников, когда пишет, что «коммунистическая система разделения территорий на первосортные, второсортные, третьесортные — тоже от лукавого. Никогда нельзя было понять, почему одна республика становилась союзной и имела условное право на отделение, а другая — автономной и никаких прав не имела. Со статусами играли, как хотели». В самом деле, в 1940 году к Молдавской АССР (находившейся до той поры в составе Украины) присоединили часть румынской провинции Молдова. В результате такого политико-географического синтеза на карте мира появилась Республика Молдова. Но никто сегодня не берет на себя труд прояснить, стали ли объекты такого эксперимента (проживавшие на этих землях люди) ближе друг к другу, появилась ли у них общая идентичность.
Представим себе, что в 1956 году Карело-Финская ССР в «указном порядке» не была бы разжалована до статуса автономии, сегодня мы имели бы еще одно «финское независимое государство».
В 1944 году Тувинскую Народную республику (между прочим, субъекта международного права) включили в состав СССР не как союзную республику, а как автономную область в составе РСФСР.
По мере ослабления интеграционного потенциала Советского государства и кризиса интегрирующей идеологии — советского коммунизма — начался процесс этнонационального самоопределения республик, его составляющих. В результате закрепления определенной территории за определенной нацией была сформирована своеобразная этническая иерархия. Первое место в ней занимали представители «титульной» нации (грузины в Грузии, армяне в Армении, азербайджанцы в Азербайджане, узбеки в Узбекистане). Анализ итогов Всесоюзных переписей населения 1959–1989 годов в республиках и автономиях Закавказья и Средней Азии фиксирует тенденцию — увеличение численности представителей «титульной нации» и сокращение числа представителей других этнических общностей (не только русских). Институционализированный этноцентризм способствовал формированию массовых представлений об этнической исключительности того или иного народа. В конце 1980-х — начале 1990-х годов под лозунгом борьбы за «коллективные права» началось противостояние грузин и осетин, грузин и абхазов, армян и азербайджанцев, узбеков и турок – месхетинцев, пограничные споры между Узбекистаном и Казахстаном, академические узбекско-таджикские конфликты. Сегодня многие из этих конфликтов прошли «горячую фазу», были потом «заморожены», некоторые перешли в латентную фазу, но некоторые привели к кардинальному изменению повестки дня не только на пространстве бывшего СССР, но и во всем мире.
А все это произошло оттого, что будущие лидеры независимых государств упустили в свое время из виду, что именно во времена СССР были созданы механизмы решения национально-территориальных проблем Грузии, Армении и Азербайджана, Украины и других республик.
Националисты в обличии интернационалистов-большевиков во многом выполнили работу грузинских меньшевиков, азербайджанских мусаватистов и армянских дашнаков (впрочем, работа последних была выполнена хуже всего, что и спровоцировало «карабахский вопрос»), украинских «державников».
Ни одно из государств Закавказья в период «первой независимости» (Азербайджан и Армения в 1918–1920 годах и Грузия в 1918–1921 годах) не было в полной мере признанным, обеспечившим свою территориальную целостность и легитимность власти. В 1920 году один из вождей «незалежной Украины» Симон Петлюра был вынужден отдать Польше Галицию (названную «украинским Пьемонтом»). «Соборную Украину», включающую в себя Галицию, Волынь, Подолию, Буковину, Слобожанщину и Крым, создали Иосиф Сталин и Никита Хрущев, но никак не лидеры ОУН или УПА (организация запрещена в России). Не зря
во Львове и сегодня популярна шутка: предложение поставить памятник Сталину как собирателю украинских земель.
Нагорный Карабах в составе Азербайджана оказался также не благодаря стараниям мусаватистского правительства, которое безуспешно боролось за спорную землю, а благодаря решению Кавказского бюро РКП(б).
В 1920–1930-е годы советская власть разрешила на время территориальные споры на Южном Кавказе, собрав все три республики — Грузию, Армению и Азербайджан — в рамках единого «коммунистического проекта» и размежевав границы между ними. Именно в советский период была обеспечена «территориальная целостность» Грузии, Азербайджана и Армении (Зангезур без помощи советской власти также являлся бы предметом спора) и те границы, которые были признаны как граница между новыми субъектами международного права после распада СССР. Но,
расставаясь с СССР, новые независимые государства Евразии явно не желали отказываться от такого наследия «империи Кремля», как проведенное ей территориальное межевание и доставшиеся в наследство от «проклятого прошлого» границы.
Получался парадокс. Власти и влияния Москвы мы не хотим, но построенную Москвой жилплощадь займем с удовольствием. Но весь фокус заключается в том, что постсоветские государства пока не выработали иных (кроме имперских и советских) механизмов обеспечения национального мира и спокойствия в регионе. Сегодня Абхазия и Южная Осетия не готовы к признанию грузинского суверенитета, Карабах — суверенитета Азербайджана, а Приднестровье — Молдовы. Этнический национализм в качестве основы государственного строительства делает новые независимые государства нелегитимными (или частично легитимными), поскольку доминирование одной этнической группы в политике и в бизнесе автоматически превращает государство в чужака для других этнических сообществ. Армяне или азербайджанцы в Грузии, узбеки в Киргизии, русские в Казахстане или украинцы в Молдове с трудом воспринимают новую государственность как «свою». А потому Советский Союз — это тот политический мертвец, который до сих пор хватает живых. Этноцентричная политика (а также принципы «этнической собственности на землю») жива, а значит, проект «империи Кремля» еще рано окончательно хоронить.
Сегодня эксперты и политики спорят друг с другом по вопросу о том, станет ли признание независимости Абхазии и Южной Осетии прецедентом для других постсоветских государств. Вацлав Радзивинович, корреспондент польской «Газеты выборча», пишет о гипотетических страхах белорусского президента Лукашенко: «Кто ему гарантирует, что Россия не объявит, что она должна встать на защиту жителей Витебской области, среди которых большинство — русские?» Ответ прост. Лучшим гарантом от такого рода сценариев станет адекватная национальная политика, которая не будет строиться на этноцентризме и принципах этнической собственности на землю.
Как говорил в свое время брутальный следователь Глеб Жеглов, «наказаний без вины не бывает».
Чтобы не было сегодня «оккупации Грузии», кое-кому вчера не следовало называть осетинский народ «мусором», а абхазов рассматривать как «северокавказских пришельцев на исконные земли колхов, предков современных грузин».
Для этого ценности «коммунальной квартиры» следует оставить в прошлом и понять, что до тех пор пока новая государственность и границы между странами в Евразии не будут признаны легитимными (прежде всего, в умах людей), исторический процесс распада «империи Кремля» не будет завершен. Впрочем, его ускоренное завершение зависит от адекватности и от воли лидеров новых независимых государств, включая и Россию.