Цивилизация
На фоне развивающихся в духе Кафки взаимоотношений власти и российского бизнеса взаимоотношения той же власти и бизнеса международного выглядят необъяснимо прекрасно. Вероятно, потому что российские власти уже видят тщетность сопротивления объективным экономическим реалиям во взаимоотношениях с международным бизнесом. Российским бизнесменам сложнее — ясность в распределении ролей между ними и властью должна наступить несколько позднее.
Для стороннего наблюдателя ситуация с экспансией в Россию крупных международных концернов выглядит необъяснимой. С начала 2004 года в стране, где разворачивается «дело ЮКОСа», где арбитражный суд санкционирует разделение налогоплательщиков на заведомо добросовестных и заведомо недобросовестных (последним теперь для суда считается налогоплательщик, к которому имеет претензии МНС — неважно, подтвержденные судом или нет), где государственный банк может купить частный банк, входящий в тридцатку крупнейших, за миллион рублей в ходе банковского кризиса, роль властей в котором так и осталась тайной, — так вот, в развивающейся именно в таком ключе ситуации разворачивается целый ряд крупнейших сделок, в ходе которых на рынок приходят первоклассные западные компании. Последний пример: в конце прошлой недели немецкий концерн Siemens договорился о поэтапном приобретении 71% акций фактического монополиста в области энергетического машиностроения — концерна «Силовые машины», входящего сейчас в холдинг «Интеррос».
Наблюдаемая экспансия в Россию международного бизнеса на фоне растущего интереса российских же предпринимателей к бизнес-эмиграции за пределы страны уже объяснялась и властью, и предпринимателями, и аналитиками десятками различных способов. Однако реальность, как нарочно, предлагала опровержения этих версий едва ли не сразу после того, как они появлялись.
Так, наиболее распространенным объяснением интереса крупнейших западных инвесторов к активам в России считалась проходящая «антиолигархическая» кампания. В этой логике ситуация выглядела так. Власти России охотно санкционируют передачу собственности российских инвесторов западным, поскольку стремится избавиться от крупных российских собственников — во всяком крупном бизнесмене они видят Михаила Ходорковского, а глава правления Siemens Хайнрих фон Пирер, мол, вряд ли заинтересован в финансировании КПРФ на выборах.
Эту версию можно было бы считать верной до июльского визита в Россию главы одной из крупнейших в мире страховых и финансовых групп American International Group Мориса Гринберга. Глава AIG пришел на прием к Владимиру Путину непосредственно с главой Торгово-промышленной палаты Евгением Примаковым, и предметом обсуждения стал один из важнейших внутриполитических вопросов страны — рынок строительства, развитие ипотеки и связанный с ним рынок недвижимости.
Напомним, «доступная ипотека» является одним из важнейших экономических слоганов второго президентского срока господина Путина.
Предположить, что господин Гринберг, о котором сложно сказать — политик он или финансист, способен играть на этом рынке, не принимая во внимание его политическую составляющую, невозможно.
Рынок недвижимости и его финансовая компонента тесно переплетены и в России, и во всем мире с политическим рынком. Говорить о допуске AIG к этому рынку — значит, условно, говорить о включении господина Гринберга в сложную политическую комбинацию между федеральной властью, мэром Москвы Юрием Лужковым и десятком других менее крупных политиков. Разумеется, AIG не будет настаивать на создании фракции своего имени в Думе, но без активного политического лоббизма своих интересов на рынке ипотеке делать буквально нечего. Значит, дело не в политике?
Другой версией является якобы большая готовность западного бизнеса работать в России по правилам, определяемым вполне дирижистски настроенным кабинетом министров. В этой логике представитель Германии, Японии или США более склонен к соблюдению установленных границ и оценивает ситуацию в стране as is. Если национальное правительство считает инвестиции, к примеру, в водопроводные трубы частным делом, а в трубы газопровода — государственной монополией, то только русскому бизнесмену придет в голову против этого протестовать. Эту версию, например, выдвигали для объяснения продажи половины капитала Тюменской нефтяной компании англо-американской BP.
Она могла считаться хорошей до того, как на прошлой неделе Владимир Путин встретился с главой ConocoPhillips Джеймсом Малвой по совершенно определенному поводу — ConocoPhillips намерена приобрести крупный пакет акций «ЛУКойла», который к концу года выставит на продажу РФФИ.
Парадокс в том, что ConocoPhillips является одним из наиболее последовательных критиков государственной монополии на экспорт нефти из России, и, скорее всего, имея российские активы, коллеги господина Малвы активизируют свою борьбу с этим принципом. О том, что это неизбежно, в Кремле могли бы понять по опыту с тем же BP: окончательно убедить ТНК-ВР в том, что подконтрольное компании Ковыктинское газовое месторождение есть российское национальное богатство, которое можно осваивать только по плану «Газпрома» и «Роснефти», не удалось до сих пор. Уверен, Михаила Фридмана и Германа Хана без западной поддержки этими силами можно было бы убедить даже в том, что никакой Ковыктой они никогда и не владели.
Версия о том, что допуск западных компаний в Россию происходит там и только там, где стратегические интересы российского капитала невелики (пусть эти французы, немцы и китайцы строят нам супермаркеты, автозаводы и текстильные фабрики, а вот в авиастроение и в недра им вход заказан), также была хороша до саммита российских и немецких предпринимателей в Москве 8 июля. На нем немецкий концерн E.ON и фактически государственный «Газпром» договорились до вещей, которые бы показались страшными и правительству Егора Гайдара, несмотря на всю его радикальность. E.ON де-факто договорился с «Газпромом» о доступе к добыче газа в России и экспорте в Европу, о включении в реформу российской энергетики и приватизации энергокомпаний, о строительстве в России электростанций. Взамен «Газпром» в альянсе с E.ON получил возможность выхода на европейские энергорынки и, по всей видимости, масштабные инвестиции в свою инфраструктуру.
Но, положа руку на сердце, разве это для российских чиновников достаточная плата для того, чтобы немецкие инвесторы начали самостоятельно снабжать себя российским газом?
Тот факт, что с середины 70-х ФРГ, равно как и большая часть Европы, прочно сидит на российской «газовой игле», считается одним из столпов российского экономического суверенитета. А то, что наиболее патриотически настроенные экономисты в России еще не начали кампании под лозунгом «Не допустим пересмотра итогов Сталинградской битвы!», можно объяснить лишь тем, что соглашение «Газпрома» и E.ON не слишком активно рекламируется Администрацией президента.
Остается лишь версия о том, что правительство Владимира Путина — марионетка в руках коварного Запада, подкупом, шантажом и колдовством заставляющего Кремль отнимать у российских собственников их активы в России и продавать их Siemens, E.ON, Shell, а китайской CNPC, напротив, всячески ставить палки в колеса.
Однако же обстоятельства заключения сделки по 71% акций «Силовых машин» не позволяют признать и эту версию достоверной. Исходно «Силовые машины» должны были перейти под контроль Siemens без каких-либо обременяющих условий. Однако под давлением правительства России конечный вариант сделки вышел совсем не таким, как предполагалось. Так, «Силовые машины» отказались от слияния с «Объединенными машиностроительными заводами», и контролируемый Кахой Бендукидзе со товарищи бизнес в области атомного машиностроения под контроль Siemens не попал. Мало того, до конца 2006 года Siemens, управляя «Силовыми машинами», не будет иметь в них контрольного пакета акций. То есть о безоговорочной сдаче российских активов в пасть акулам мирового капитала речи вообще не идет. Чем же Siemens, получивший доступ к энергетическому рынку, так лучше Total и еще пяти нефтяных компаний мирового класса, не менее трех лет не допускаемых к активам российских нефтяных компаний?
Все, впрочем, становится на свои места, если предположить, что российская власть санкционирует подобные сделки не исходя из каких-либо стратегических соображений, а вопреки проводимому ей во внутриэкономических делах курсу.
В принципе, для экспансии в Россию западного капитала достаточно одной причины — достаточного развития бизнес-инфраструктуры, финансовой системы, роста платежеспособности внутреннего рынка, наличия в стране достаточного количества контрагентов, с которыми можно иметь дело. Можно бесконечно удваивать ВВП, заниматься педагогическими беседами с олигархами об их персональной и коллективной социальной ответственности, улаживать ситуацию в банковской сфере коллективными заклинаниями в эфире Первого канала. Однако для роста экспорта газа в Германию нужны деньги E.ON, для реконструкции российских ГРЭС и ТЭЦ — технологии Siemens, для эффективного развития на мировом рынке энергоносителей — опыт и возможности ConocoPhillips.
То, что их экспансия в Россию происходит именно сейчас, никак не связано ни с желанием, ни с нежеланием Владимира Путина, Германа Грефа, Михаила Фрадкова, Игоря Сечина или кого-либо еще ее наблюдать. Именно сейчас экономический рост в России вновь сделал эти активы интересными для западных игроков.
В 1992 году, в ходе массовой приватизации, можно было не пустить западные компании к собственности в России. Однако тогда любой приватизационный проект в стране был одновременно реструктуризационным. Сейчас же «Силовые машины» для Siemens имеет смысл покупать не как конструктор из пяти заводов, а как более слабого, но конкурента. Закрытие для российских компаний возможности фигурировать на мировом рынке слияний и поглощений в качестве мишеней не выгодно прежде всего для мишеней. Но в отличие от 1992 года содействие или противодействие правительства России этим сделкам уже не может иметь решающего значения: запретить — значит, назло бабушке отморозить уши, содействовать — значит, сделать покупателю приятный, но в целом никак не необходимый подарок.
~ Скорее всего, в той же логике в дальнейшем будет развиваться и взаимодействие власти и российского бизнеса. Правда, для этого необходимо, чтобы сделки, которые проводят российские бизнесмены, также диктовались не политической, а экономической логикой, причем, в отличие от «международного» сектора рынка слияний и поглощений, здесь государство вряд ли захочет быть пассивным партнером. Основной двигатель этого рынка — стремление к увеличению эффективности, тогда как именно неэффективность бизнеса является основой для дирижистских да и коррупционных амбиций государства. И если открытие российского рынка для западных компаний произошло практически безболезненно, то, скорее всего, российским компаниям придется отвоевывать свободу доступа на российский рынок с дракой и политическим кризисом.
Продолжающееся «дело ЮКОСа» и волна сделок западных компаний в России, можно предположить, будет уже к концу 2004 года возможным катализатором будущего кризиса во взаимоотношениях властей и российского бизнеса. В противном случае борьбой с фантазиями на тему удвоения ВВП в России придется заняться менеджерам западных компаний — к своей выгоде.
Автор — специальный корреспондент ИД «Коммерсантъ», специально для «Газета.Ru-Комментарии»
