Уволив Анатолия Квашнина, чьи интеллектуальные способности, а точнее, полное их отсутствие, были хорошо известны, с должности начальника Генерального штаба, президент впервые рискнул нарушить закон Паркинсона, до сего времени бывший основой существования военной бюрократии. Мало этого, генерала Квашнина вроде бы отставили не потому, что он, наконец, надоел верховному главнокомандующему, который пять лет терпел его бестолковость и косноязычие. Отставку объясняют, прежде всего, тем, что в рамках административной реформы кардинальным образом меняются функции и задачи Генерального штаба, которому надлежит ныне стать главным аналитическим органом Вооруженных сил. Действительно, пару месяцев назад, к ужасу высшего генералитета, президент предложил новую редакцию закона «Об обороне». Суть предложенных новаций заключалась в том, что Генеральный штаб не упоминался в законе как орган оперативного управления Вооруженными силами. Если учесть, что еще недавно Анатолий Квашнин боролся за то, чтобы превратить Генштаб в главный и единственный орган военного управления, оставив Министерству обороны лишь некие расплывчатые «политические» функции, Путин решился на почти что революционный шаг.
Очевидно, на сотрудников администрации президента произвели впечатление труды нескольких военных аналитиков (назовем, прежде всего, Андрея Кокошина и Виталия Шлыкова), которым пришлось доказывать то, что в военном строительстве большинства развитых государств принято считать аксиомой. А именно:
Генеральный штаб должен заниматься только и исключительно стратегическим планированием, не принимая никакого участия в оперативном руководстве войсками.
На первый взгляд, куда логичнее не разъединять, а, наоборот, объединить планирование и непосредственное управление войсками — эти две важнейшие функции военного руководства. Эту ошибку правительства ведущих европейских государств совершили в канун первой мировой войны. В результате и монархи, и президенты оказались, по существу, заложниками своих военных планировщиков: как только после выстрелов в Сараеве были запущены механизмы всеобщей мобилизации, срок начала войны определяла не воля верховных правителей, а железнодорожное расписание, в соответствии с которым в районы сосредоточения доставляли резервистов. И в ходе войны генеральные штабы всегда настаивали на том, что военное решение любой проблемы — наилучшее. Скажем, немецкий генштаб несколько раз срывал попытки начать переговоры между противоборствовавшими сторонами.
Генеральный штаб, который берет на себя все управление вооруженными силами, неизбежно служит источником милитаристского влияния на все сферы жизни государства.
Так, по мнению ряда экспертов, именно советский Генштаб с его требованием непомерных военных расходов, дабы сохранить стратегический паритет с США, по сути дела, развалил экономику СССР.
Таким образом, как и в случае с созданием соединений постоянной готовности, сформированных из контрактников, решение президента об изменении функций и задач Генштаба выглядит и рациональным, и соответствующим мировому опыту.
Одна беда: как в первом, так и во втором случае подобные решения должны завершать довольно длительный процесс организационных мер, а не предварять их.
Так, невозможно вырастить солдат-профессионалов, не создав прежде института профессиональных унтер-офицеров, которые и являются костяком любой армии.
Точно так же невозможно вырвать Генштаб из цепи командования, не определив, кто будет в этой ситуации осуществлять оперативное руководство вооруженными силами. Если следовать американской модели строительства вооруженных сил, то такое руководство должно быть делегировано оперативным командованиям, объединениям, отвечающим за подготовку к боевым действиям в том или ином районе мира. Так, вся иракская операция была спланирована не в Пентагоне, а в так называемом центральном командовании, отвечающем за Большой Ближний Восток. В России аналогом таких командований можно считать военные округа. Однако они в принципе не способны готовить и осуществлять военные операции. Ведь главная задача округов — осуществление мобилизации в так называемый угрожаемый период, обеспечение некоего высшего военного органа (то есть того же Генштаба) необходимым количеством укомплектованных дивизий. Так что можно не сомневаться, что простое устранение Генштаба из системы военного управления породит чудовищный беспорядок, который намеренно будет усиливаться генералами, не довольными новациями.
В итоге генштабовские управления войдут в Министерство обороны, еще больше утяжелив этого бюрократического монстра.
<3>Есть и другая проблема, которая уже относится собственно к Генеральному штабу как главному органу стратегического планирования. Работа в нем предполагает не только пресловутую «штабную культуру», подразумевающую предельную четкость и ясность в изложении мыслей, но и как минимум их наличие. А с этим в нынешнем Генштабе большие проблемы. И дело не в отсутствии умных, образованных людей. Тот генерал-полковник Юрий Балуевский, который наследовал пост начальника Генштаба, еще лет 8 назад, в бытность начальником главного оперативного управления, поражал общавшихся с ним журналистов совершенно современными ясными взглядами на то, как должны быть устроены вооруженные силы. Но в 1997 году он обосновал, что включение космических войск в ракетные войска стратегического назначения и ликвидация Главкомата сухопутных войск является важнейшим шагом военной реформы — так хотел тогдашний министр обороны Игорь Сергеев. В 2000-м он же, выполняя приказ Квашнина, доказал, что вывод космических войск из РВСН, а также воссоздание Главкомата сухопутных войск являются ключевыми элементами военного строительства. Точно так же большинство работающих в Генштабе офицеров совершенно бесстрастно готовы спланировать все, что скажет начальство. В 1994-м они посылали неподготовленные войска в Чечню, в 1999-м — спланировали авантюру в аэропорту Приштины, забыв о том, что российским самолетам соседние государства могут просто не предоставить разрешение для пролета. Нет ничего более противоречащего новым задачам Генштаба, который должен предсказать, с какими угрозами Россия столкнется в будущем и какими средствами она эти угрозы будет парировать, чем сознание крепостного, которое свойственно большой части российских офицеров.
Стало быть, прежде чем пытаться создать такой Генштаб, надо кардинально изменить систему военного образования и прохождения службы.
До недавнего времени наша армия представляла собой уменьшенную в два раза копию советских вооруженных сил, которая основана на возможности мобилизовывать огромные массы людей по системе кабальных отношений. Однако в ней была внутренняя логика. Теперь же в этой машине пытаются менять отдельные элементы, не меняя ее принципиального устройства. Скорее всего, это не приблизит реформу, а скомпрометирует новшества, которые сами по себе, безусловно, прогрессивны.
Автор — заместитель главного редактора «Еженедельного журнала», специально для «Газеты.Ru-Комментарии».