Россия — страна особенная во многих отношениях, но, пожалуй, наиболее выпукло ее уникальность проявляется в том, насколько органичным выглядит здесь выхолащивание и искажение смыслов.
Либералами тут называют не тех, кто последовательно выступает за разделение властей и личные свободы, как было принято в среде либералов в XVIII веке, и не тех, кто отстаивает права человека и основы социального государства, как это было в конце XX века, а сторонников рыночной анархии, монополизма в экономике и пренебрежения интересами граждан, инициировавших реформы 1990-х годов.
Демократами числят не тех, кто готов подчиниться воле народа и постоянно к ней апеллирует, а тех, кто расстреливал парламент в центре Москвы в 1993-м и призывал «голосовать сердцем» в 1996-м.
Модернизацией на полном серьезе считают рекламировавшиеся под этой «торговой маркой» неуклюжие шаги политической верхушки в годы президентства Медведева, а интеграцией именуют попытку создания Евразийского союза, между странами которого появляется все больше рубежей и ограничений.
Казалось бы, масштаб извращений настолько велик, что удивляться уже ничему не приходится, но наша политическая и интеллектуальная элита не намерена останавливаться.
Относительно недавно мы узнали, что вроде бы начавшаяся смена поколений чиновников в Кремле, силовых органах и госкорпорациях символизирует ни много ни мало как приход во власть «кадровых технократов».
Существует, разумеется, некий шанс того, что новые аппаратчики окажутся удачливее своих предшественников, но даже если так оно и будет, никакого отношения к технократии это не имеет и иметь не может.
В мире более нормальном, чем наш, технократами называют «ученых или технических специалистов, наделяемых значительной властью в политике и/ или бизнесе по причине их профессиональной компетентности» (Вебстеровский энциклопедический словарь), а технократией — меритократическую форму правления, в которой принимающие решения лица отбираются с учетом профессионального естественно-научного бэкграунда.
Идеологией технократического общества выступает преклонение перед научными методами организации управленческих процессов, позволяющими переводить процесс поиска оптимальных решений из идеологической плоскости в прикладную.
Как подчеркивает, например, Г. Ньяльссон, технократы обладают мировоззрением, ориентированным скорее на решение конкретных проблем, чем на следование интересам определенных социальных слоев или групп*.
Збигнев Бжезинский указывал в свое время, что только в условиях технократического (или технетронного, как он называл его**) общества формируются предпосылки для конвергенции различных политических режимов.
Д. Макдоннелл и М. Вальбуцци называют чиновника технократом, если он на момент своего назначения никогда не занимал государственных постов как представитель политической партии, не является членом какой-либо партии и обладает признанными способностями и опытом в сфере, соответствующей кругу его новых обязанностей***.
Классическими технократическими правительствами являются такие, перед которыми стоит минимум политических задач и которые концентрируются на выводе страны из экономического или социального кризиса, например итальянский кабинет в период премьерства М. Монти, греческое правительство премьер-министра Л. Пападемоса или чешского премьера Я. Фишера.
Согласно консенсусному мнению, на протяжении многих десятилетий сохранять основные признаки технократии удавалось только Сингапуру, результаты развития которого в особой популяризации не нуждаются.
Технократические правительства преследуют прежде всего цели развития страны, поэтому часто подчеркивается, что этот термин может применяться даже к Советскому Союзу или к современному Китаю (в политбюро ЦК КПСС в середине 1980-х 89% членов, а в Президиуме ЦК КПК сейчас 84% имели или имеют инженерное и естественно-научное образование).
Отчасти этим может объясняться, что эти страны реализовывали в прошлом или реализуют в настоящее время одни из наиболее масштабных в мире проектов в сфере технического прогресса и инжиниринга.
Российское апеллирование к «технократии» выглядит даже не смешным, а издевательским. Более 70% высшего отечественного чиновничества является выходцами из силовых структур, причем силовых структур государства, которого более не существует, что само по себе много чего говорит о качествах его прежних защитников.
Поколение «наследников», которое в последнее время начинает активно внедряться во власть, почти сплошь имеет дипломы юристов и экономистов современных российских вузов — собственно, тех, профессора и преподаватели которых сплошь и рядом ловятся на плагиате и подделке своих «научных» работ.
Сложно понять, о каком «приходе технократов во власть» можно говорить, когда в современной России менее 35% выпускников инженерных и технических вузов устраиваются работать по специальности, что составляет самый низкий показатель в Европе.
Можно ли говорить о технической или естественно-научной компетентности как о факторе карьерного успеха, если новый глава администрации президента пишет и публикует «научные» сочинения о нооскопе, ни одно утверждение в которых не поддается верификации, министр образования и науки сверяет каждый шаг с патриархией, а уполномоченная по правам ребенка считает истинной давно развенчанную концепцию телегонии?
В конце концов, что бы ни говорили чиновники, уровень «технократичности» нашего общества вполне адекватно отражается самой низкой среди развитых стран долей студентов инженерных специальностей, сокращением числа цитируемых в мировых научных журналах публикаций отечественных авторов, практически полным развалом гражданского машиностроения и т.д.
Сложно спорить с тем, что по мере упрочения современного авторитарного режима способности представителей бюрократической элиты угадывать пожелания своих руководителей и пресмыкаться перед национальными лидерами стремительно развиваются и оттачиваются до совершенства.
Система исполнения поручений вышестоящего начальства становится все более формализованной, улучшается организация документооборота и контроля, возникают новые этажи в государственной иерархии, идет постоянное умножение числа функций, относящихся к компетенции аппарата.
Однако этого совершенно недостаточно для того, чтобы считать новые отряды бюрократического сообщества «технократами»: говоря о них так, мы лишь в очередной раз обманываем самих себя и формируем ложную рамку для дебатов о настоящем и будущем российского общества.
Российские «технократы» XXI века имеют лишь одну черту, которая может считаться соответствующей классическому определению технократического порядка, — они неподотчетны народу, обществу или партийным структурам.
Однако в традиционном понимании технократии этот признак выступает, безусловно, вторичным: неподотчетность правящего класса народу со времен Сен-Симона оправдывалась более высокими интеллектуальными и организационными способностями технократов по сравнению с остальным обществом****, чего, однако, о российском правящем классе нельзя сказать, даже обладая недюжинным воображением.
Более современный нам автор Д. Белл называл главной характеристикой технократического порядка «администрирование вещами и замену политики системой рациональных решений»*****, тогда как в России «администрированию» подвергаются прежде всего люди, в то время как материальная реальность остается в большинстве своем неизменной на протяжении многих десятилетий. Как, например, те места, по которым должна когда-то пройти автомобильная трасса Москва — Петербург.
Российский политический класс за последние годы стал крайне искусным в конструировании представлений и образов, практически утратив, однако, способность строить что-либо более реальное.
Вряд ли сегодня можно что-то изменить в этой сфере, но усомниться в «технократичности» наших властей и по возможности предотвратить дискредитацию очередного важного и содержательного социологического понятия можно и дóлжно. Потому что в противном случае через непродолжительное время мы будем жить в мире, в котором ни одно понятие не употребляется в отношении тех вещей и явлений, для обозначения которых оно было когда-то создано.
*См.: Njalsson, Gunnar. «From autonomous to socially conceived technology: to-ward a causal, intentional and systematic analysis of interests and elites in public technology policy» in: Theoria: A Journal of Political Theory, 2005, Issue 108, pp. 58-60.
**См.: Brzezinski, Zbigni-ew. Between Two Ages: America's Role in the Technetronic Era, New York: Viking Press, 1971
***См.: McDonnell, Duncan and Valbruzzi. Marco. «Defining and classifying tech-nocrat-led and technocratic governments» in: European Journal of Political Research, 2014, Vol. 53, No. 4, p. 657
****См.: Cен-Cимон, Анри де. «О пpомышленной cиcтеме» в: Cен-Cи-мон, Анри де. Избpанные cочинения, т. 1, Москва-Ленинград: ОГИЗ, 1948, сс. 92, 93
*****См. Bell, Daniel. The Coming of Post-Industrial Society: A Venture in Social Forecasting, New York: Basic Books, 1976, p. 77