Молчание — знак согласия

Всю неделю я ждала. Вместе со всеми. Вчера ждать перестала. Потому что мы наконец дождались. Власть высказалась. Не для нас, широких масс, а, скорее, для изумленной публики по ту сторону границы. Публики, которая в отличие от нашей что-то слишком громко загалдела про права человека, про политический характер убийства, про терроризм на улицах Москвы и атмосферу насилия в российском обществе. И вот тут-то МИД — единственный уполномоченный заявить — высказался в том духе, что не надо очернять и нагнетать, не надо заниматься «искусственным политизированием трагической гибели адвоката и журналистки». Характерно, что высказался именно МИД. Не президент или премьер-министр, не спикер Госдумы или лидеры партий, нет.

Слова и комментарии — для внешнего употребления. Наружно, как говорят врачи. А нам даже доктора прислать не обещают. Для внутреннего пользования, внутривенно — красноречивое молчание. Этих, то есть нас, лечить — зря патроны тратить.

Мы, как обычно, поговорим сами с собой: Союз журналистов — с коллегией адвокатов, главред «Новой газеты» Дмитрий Муратов — со своим акционером Александром Лебедевым, Общественная палата — с радиостанцией какой-нибудь побеседует. И будет с нас. Поговорим и разойдемся. До следующего раза. Вот на этой фразе я немного споткнулась… От осознания, что так легко ее написала. Ведь следующий раз непременно будет, вы ведь тоже не сомневаетесь? Неотвратимость следующего раза — она вытекает из предыдущего. В прошлый раз министр иностранных дел Лавров тоже призывал не политизировать убийство Политковской. И вон что вышло. Опять кровь, опять политика, которая есть концентрированная экономика.

Слова в России — важнейшая вещь. И показательная. Говорящих слушают. К молчащим прислушиваются. Сигнал дан, сигнал принят.

Я вот лично приняла и дешифровала следующий сигнал: молчание властей вполне устраивает общество. Власти никто не спрашивает, с власти никто не спрашивает. А если никто не спрашивает, значит, и не с кем разговаривать. Ау, народ, где ты? Народ безмолвствует, как в «Борисе Годунове». Пустота, тишина, кризис, все ушли на работу, пока не уволили.

Маргиналы не в счет. Ну горстка антифашистов пошумела, ну журналисты изъязвили газеты и интернет колкостями в адрес власти, а в целом население по-прежнему отдыхает у телевизора. Никакого конца света. А в Европе по улицам уже ходили бы многотысячные демонстрации — граждане в таких случаях требуют от властей решительных мер по защите демократии и гражданских прав. И — о ужас! свят, свят, свят! — требуют отставки правительства. Именно это и называется гражданским обществом. Европа — это ведь не только симпатичные домики, пляжные зонтики и модная одежда, это еще и люди, которые умеют заявлять о своих интересах, в том числе властям. Качество жизни в стране — прямое следствие качества проживающих в ней граждан.

В России, как мы знаем, проблемы с качеством традиционные. Но туфли и телевизоры завезти можно, а граждан не импортируешь. А своего гражданского общества у нас нет. Оно здесь не произрастает, не размножается, не селится, не гнездится, не укрепляется и не растет. Нету его. Возможно, и не было никогда. И, вполне вероятно, долго еще не будет. «Долго» — это мой оптимистический прогноз.

Поэтому власти, никак не среагировавшие на убийство в двух километрах от Кремля, по адресу Пречистенка, дом 1 (попробуйте теперь походить по своей «золотой миле» без содрогания, риелторы и дивелоперы), по сути, правы. Отчитываться не перед кем. Говорить не с кем. Кто все эти люди? Прохожие, население, электорат? До свидания. Негоже лилиям прясть. Негоже царям с электоратом по всякому поводу якшаться. Власть говорит, когда захочет, с кем захочет и о чем захочет. Не говорит, а изрекает. А по мелочам не звоните даже.

И, повторяю, власть в своем праве. А кто ей указ? Вы, что ли? Или я?

Вот ссылаются на Америку: на инаугурации Обамы народу было, что на твоей первомайской демонстрации, и с ночи места занимали, и флажками и плакатами махали, многие плакали даже от умиления. А Обама, вальсируя, целовал жену прямо в сахарные уста. Что с них взять — американцы.

Сравнивают нашу традицию инаугурационную: пустые улицы, зачищенные от народа, золотые чертоги, где сбились в кучу представители элиты, стремительный проход президента, который никому руки не подает, последующая панорама колоколов — куполов — кремлевских теремов. Вот это по-нашему — величественно и державно.

Различия коренные.

У американцев пиаровская фишка — человечность. Президент — как бы человек, как бы такой же, как все, как бы тоже любит, чувствует, переживает, интересуется мнением народным, даже дочкам письма пишет. У нас другая фишка пиаровская — государственность. То есть президент — как бы государь, не человек, а золотое облако в штанах, у него нет чувств, эмоций и слабостей, у него есть только миссия и место в истории. Место называется трон.

С такой высоты не различить, что там делается у метро «Кропоткинская». Хоть и близко от Кремля, да не опускаться же так низко к окровавленному асфальту, там слишком много снега, грязи, боли… Этак можно дойти до того, что президент у нас — тоже человек. И, как человек, он мог бы проявить сочувствие, высказать соболезнование. А как президент, мог бы, например, дать оценку, заверить и пообещать, что впредь… Или даже пригрозить убийцам неминуемой карой, настропалить правоохранительные органы, призвать общественность объединиться против экстремистов и преступников всех мастей… А премьер-министр мог бы отдать поручение соответствующим силовым структурам принять серьезнейшие меры по предотвращению и впредь недопущению… Ну да ладно, я что-то увлеклась, там есть спичрайтеры, это их работа, которую почему-то им не поручили сделать.

Вот тут депутат Валерий Комиссаров, председатель думского комитета по информационной политике, очень интересно высказался на «Эхе Москвы»: «Если тот, кто убивал журналистку и адвоката, хотел взбудоражить общество, чтобы на это обратило внимании высшее руководство, а мы начинаем поддаваться на такие вещи, получается, они достигли цели». Как интересно мыслит депутат в русле современной теории коммуникаций. То есть власть, демонстрируя железобетонность и непробиваемость, храня молчание по поводу убийства, коммуницирует с убийцами? Соображения или намерения убийц имеют какое-то значение для власти? Боже, что за дикий, страшный морок! Даже депутату должно быть понятно, что тут, вообще-то, идет речь про граждан и общество (адвокат и журналистка в этом смысле — знаковые фигуры), с ними власти должны вести диалог, а убийцы — дело правоохранителей. Но Комиссаров слишком хитро объяснил простейшую вещь: власть намеренно не демонстрирует человечность, это ее принцип. Победили спортсмены на чемпионате — добро пожаловать в Кремль. А слезы и смерть — это не к ним. Поражение от победы власть хорошо научилась отличать.

Быть человечным — это проиграть, показать слабость. Такие здесь традиции — а что вы хотели? — патриархальность, державность, самодержавность. Власть к народу лишь в лихую годину, как к равному, наклоняется: братья и сестры, надо помочь, полечь в чистом поле за Родину, за Сталина.

Не дай бог нам до этого дойти.

Спустимся с небес на землю, прислушаемся к шепотку в толпе. Что происходит внизу? А внизу ликующая гопота в интернете двойное убийство одобряет. И так распоясалась, что пишет в интернет-дневнике у погибшей Насти чудовищные комментарии (пришлось даже их отключить).

Когда молчит власть и общество, становятся слышны голоса подонков. Им не все равно, у них есть позиция, их позиция — все иные позиции отменить. Им не хочется гражданского общества, зато хочется сильной руки, чтобы била их, рабов, по морде. Подонки — они же тоже ловят сигналы.

В том и функция властей — подавать сигналы всем представителям общества. Одним — сигнал угомониться, другим — встать в строй. Главное — не перепутать. Одних — изловить и под суд. Других — поощрять и продвигать. Чтобы не запутаться, важно каждый день практиковаться. Говорить с гражданами по любому поводу. И по поводу убийства тоже.

Картинок в телевизоре недостаточно. Интенсивность событий такова, что нужны именно слова, как самое оперативное средство коммуникации.

Помнится, президент Медведев сказал, что свобода лучше несвободы. Скромная, конечно, формула, не разгуляешься. Но лучше такая, чем никакой. Говорить всегда лучше, чем молчать.

Немой народ, безусловно, заслуживает безмолвствующей власти. Народ и власть — они же два берега у одной исторической реки. Помните, как говорили дети: молчание — знак согласия. Полного согласия между вырвавшим себе язык народом и высокомерно поджавшей губы властью.

А вот вам для развлечения диалог из книжки «Молчание ягнят» Томаса Харриса. Тюрьма. Беседуют агент Старлинг и доктор Лектер.

— Значит, что-то разбудило вас. Что? Сон?
— Я проснулась от БЛЕЯНИЯ ЯГНЯТ. Было темно, но они блеяли очень сильно.
— Это были весенние ягнята, приготовленные для бойни?
— Да.
— Что вы сделали?
— Для них я ничего сделать не могла. Я была всего лишь...