Цивилизация
Кремлевские звезды над нами горят,
Повсюду доходит их свет.
Хорошая родина есть у ребят,
И лучше той родины нет.
Это стихотворение Сергея Владимировича Михалкова я учил наизусть в школе. Сергею Владимировичу искренне нравилась наша хорошая родина. Да и у меня особого протеста она в ту пору не вызывала. Ну горят себе и горят. Значит, так надо. Родина и вправду ничего себе. Лучше ее, наверное, действительно нет, раз в книжке напечатано. Мой практически ровесник Витольд Абанькин, однако, придерживался на этот счет другого мнения. Все про эти рубиновые изделия он понял раз и навсегда в одиннадцать лет. Именно тогда Абанькин-старший — родной, на минуточку, брат замглавкома ВМФ адмирала Павла Абанькина, вышедший в отставку капитаном третьего ранга из-за нежелания вступать в ряды КПСС, — надел сыну на голову наушники, поймал «Голос Америки» и сказал: «Слушай правду о нашей стране, но держи язык за зубами». Вот с этим-то у Абанькина-младшего проблемы остались и по сию пору.
Четыре года спустя, узнав о расстреле рабочих в Новочеркасске, он написал (пионерский привет автору «Дяди Степы»!) стихотворение, которое и назвал без затей: «Кремлевские звезды». Прочтите и почувствуйте разницу.
На Россию с высот кремля*
Звезды красные злобно глядят,
И алеют они над страной,
Наливаются кровью людской.
Жадно щупальца тянут свои,
Обвивая народы земли,
Сеют страх, сеют ужас они!
Чтоб свободно могли мы все жить,
Не пора ли нам их отрубить!?
* кремль пишу с маленькой буквы (примечание Абанькина).
Собственно этим автор последующие двадцать пять лет последовательно занимался. Когда в 1975 году хорошая родина призвала его на действительную воинскую службу в частях группы советских войск в Германии, юный Витольд захватил тетрадку, заполненную собственными стихами приблизительно такого же содержания. Глубокая личная неприязнь к кремлевским звездам, а также ко всему, что под ними происходит, настолько переполняла Абанькина, что он просто не мог не поделиться ею с товарищами по нелегкой армейской службе. Тетрадь некоторое время ходила по рукам, пока старшина не извлек ее из тумбочки одного беспечного поклонника нашего героя. Так (здесь, за недостатком места, я опускаю целый ряд абсолютно кинематографических эпизодов, вплоть до почти удавшегося побега в Западный Берлин), Витольд Абанькин оказался в Потсдамской тюрьме. Сорок с лишним лет спустя он вновь окажется в ней, на этот раз в служебной командировке, куда отправится уже в качестве – сейчас будет длинно, но наберитесь терпения – члена общественного совета при Главном управлении федеральной службы исполнения наказаний России по Ростовской области по проблемам деятельности УПС. О как!
Но между двумя этими посещениями Абанькин провел в заключении двенадцать лет. Вот, что об этом пишет он сам:
«За 12 лет заключения я отсидел в карцерах 455 суток,
5 месяцев отсидел в тюрьме в Потсдаме под следствием.
Полтора года провел в ПКТ, это тюрьма при лагере.
3 года отсидел во Владимирской тюрьме.
3 месяца был на этапах.
То есть в закрытом режиме я провел 6 лет и 5 месяцев, более половины своего срока.
Я участвовал в голодовках. Одна голодовка была 35 суток во Владимирской тюрьме. Голодал по пять суток, семь, десять и т. д. Всего провел в голодовках 135 суток.
Надо еще учесть, что в карцерах кормили раньше через день, а отсидел я 455 суток, то есть голодал я фактически половину этого срока. Да и в тот день, когда давали еду, была она не хорошего качества, давали только щи в обед и тушеную капусту вечером на ужин, хлеба в день 450 гр. соль и кипяток».
Мы познакомились на «Пилораме-2010». Это международный правозащитный форум, который проходит на территории бывшего лагеря политзаключенных «Пермь-36». Поселили нас километрах в двадцати от него, в заводском профилактории. Когда утром я вышел после завтрака покурить, то застал Витольда на спортплощадке подтягивающимся на перекладине. Мой личный армейский рекорд был десять раз, чем горжусь до сих пор.
— Сколько? — спросил я.
— Пятнадцать, — ответил Абанькин и добавил сокрушенно, — годы уже не те.
Начав заниматься штангой еще в школе, в лагере он ни на день не прерывал этих занятий. Сначала начальство попыталось ему это запретить.
Но Абанькин сказал начальникам так:
- Вы должны понять, что мне просто некуда девать свои молодые силы. Если вы не разрешите заниматься штангой, то у меня просто нет другого выхода, как мочить вас тут всех подряд. Оно вам надо?
Начальники подумали и решили, может, правда, не надо.
Как-то в лагере Абанькин оторвал от земли лошадь весом триста килограммов.
«Представляешь, привезли нам на зону как тягловую силу списанную скаковую кобылу. Красоты необыкновенной. И я сразу понял, что должен ее поднять».
Витольд вообще человек прямого действия.
«Я готовился целый месяц, качался по нескольку часов, психологически настраивался. Короче в назначенный день обмотался эластичным бинтом, отец мне его из дома прислал. Лошадь поставили на восемь кирпичей — два под каждое копыто, чтобы я смог под нее подсесть, и нарисовали мелом на ней черту по центру тяжести. Ну и встал я из приседа с ней на плечах. Но черту, как оказалось, провели не совсем точно, потому что морда у нее в последний момент перевесила. Я оказался на земле, а лошадь меня придавила. Еле потом отлежался».
Если кто-то Витольда не видел (а таких, подозреваю, большинство), скажу, что роста он, на глаз, метр семьдесят, а веса в нем, опять же на глаз, около восьмидесяти. Шварценеггер, одним словом.
Абанькин с детства не курит, не пьет и не ругается матом. Я по крайней мере не слышал. Он потрясающий рассказчик. Два дня я слушал его раскрыв рот. «Ты что, — сказал мне Юрий Рост, который сам даст сто очков любой Шахерезаде, — я как-то в Москве подрядился доставить его по нужному адресу. Вся дорога не больше пятнадцати минут. Он начал рассказывать, и я понял, что упустить такую возможность просто не имею права. В итоге возил его кругами два с лишним часа».
Из невероятно смешных лагерных историй, которыми Витольд набит под завязку, можно составить целую книгу. Собственно, книга им уже написана. Но он твердо убежден в том, и я не могу с ним не согласиться, что байки должны в ней играть чисто служебную роль, а основное – воспоминания о тех, с кем ему выпало, а правильнее, наверно, сказать, посчастливилось хлебать из одного котла – о Владимире Буковским, Юрии Галанскове, Андрее Синявском. Для нас это уже какие-то былинные герои, а для него соседи по нарам. Книгу Абанькин написал большую, триста с лишним компьютерных страниц. Издатели относятся к ней прохладно. Кризис есть кризис, и никто не хочет рисковать даже небольшими деньгами: лагерная проза сегодня не в чести. Самая читающая страна в мире наелась ею на удивление быстро. И правильно: кто старое помянет, тому, как говорится…
А шестидесятники эти вконец уже достали. Не проще ли оттопыриться с Оксаной Робски.
Среди тех, кто прочтет эту колонку, наверняка найдутся люди бизнеса. И вот что я хотел бы им сказать. Подумайте, ребята, о том, где бы вы сейчас были, если бы Витольд Абанькин и такие, как он, не долбили лбом, не грызли зубами эту стену с кремлевскими звездами на башнях. Была в свое время у Витольда машина, теперь нет. Он ее продал, а на вырученные деньги перезахоронил своего лучшего друга Юрку Галанскова. Чтобы сделать спектакль по стихам погибших в лагерях поэтов и издать эту книгу, Витольд собирается продать построенный собственными руками дом. А сына он уже воспитал. Если у кого-то возникнет желание, чтобы эту книгу прочел его собственный сын, обратитесь ко мне — я дам координаты автора.
Перед тем как попрощаться, я подарил ему сборник своих стихов и подписал: «Витольду Абанькину – человеку из железа». Думаю, Лех Валенса бы не обиделся.
