Из множества оригинальных и симпатичных, мощных и динамичных автомобилей двадцатых взгляд всегда привлекут те модели, в которых есть что-то из ряда вон. Не выделить Renault двадцатых трудно: как и положено настоящему Французу (Депардье, Габен, Отёй, Монтан и далее, и далее), у каждого «рено» тех времен (NN, KZ) был роскошный «нос», за который их справедливо называли «утюжками». Когда-то, когда компоновка автомобиля только складывалась, инженеры активно экспериментировали с размещением агрегатов. Получалось часто с ног на уши (во всяком случае, как видится из сегодняшнего дня). Так у Renault, как и у других, радиатор оказывался вовсе не впереди, а позади других агрегатов. Все это накрывалось покатой крышкой и получалось нечто невразумительное, но для начала XX века — ничего особенного.
Но постепенно, помаявшись, большинство пришло к какой-то общей схеме, внешность большинства моделей сблизилась, и жабры радиатора в ней уверенно оказались впереди.
Только не у Renault.
Там углядели в странном покатом «носе» свой стиль и взялись за его «огранку». В начале двадцатых невзрачный нос обрел клиновидную форму с горбинкой, который в компактных новинках Renault — 10 CV KZ, 6 CV NN и других смотрелся почти как человеческий. Оказалось, что в случае с «коротким» рядным 4- и 6-цилиндровым двигателем автомобиль получался очень пропорциональным, гармоничным. Но самым интересным было то, что этот анахронизм получил новый драйв. Автомобиль в двадцатых начал все более обретать цельную минималистскую форму, избавляясь от рюшечек, посеребренных бляшек, набалдашников и прочего наследия карет.
Абсолютно то же творилось в искусстве, архитектуре и даже поэзии.
Четкие рельефные формы, открытость, простота до примитива. Минимум линий, минимум цветов. Ко всему этому очень шло лаконичное «NN». Стало ли закономерностью или совпадением, но именно NN привез из Европы в советскую Россию в частное пользование авангардный поэт Владимир Маяковский. Чтобы как-то оправдать такую буржуазную роскошь, он даже ответил завистникам превентивным стихом. Смысл поэтического контрудара, можно понять, сводился к тому, что лучше везти из-за кордона технику, чем тряпки и парфюмерию. Это было тем более символично, что автомобиль фактически отошел в пользование любительницы и духов и тряпок Лили Брик — музы и поэта и доброй половины авангардных творцов двадцатых. Брик и Маяковский катали на нем всю компанию, машина запомнила многих, а художник Александр Родченко «запомнил» на своих фотографиях ее.
Если в год появления (1924 г.) было выпущено 2140 NN, то когда их распробовали, производство скакнуло с 23 тысяч в 1925 году до 31,5 тысячи в 1926 году.
Серьезные цифры для двадцатых.
В «хлебном» двадцать девятом году было выпущено почти тридцать шесть тысяч машин, и только депрессия и начало быстрой смены моделей конкурентами свели выпуск любимца на нет. Сыграло роль и то, что эти авто, делавшиеся для народа «а ля Форд», были серьезно технически подкованы. NN в середине двадцатых совершил успешный рейд через Сахару. Среди новинок были тормоза на все колеса. Правда, «стильность» машины имела и серьезные недостатки. Например, из-за нестандартного размещения радиатора поток воздуха направлялся в салон и в условиях зимней России превращался в безжалостный сквозняк.
Особенно жаловались водители московских такси. Дело в том, что близнецы NN таксомоторы KZ были закуплены в 1925 г. московским Коммунхозом в рамках реабилитации столичного извоза.
В этом смысле Москва тоже не устояла перед обаянием «утюгов».
Сделка включала 140 (по другим данным 200) машин, и выбор был довольно странным, учитывая антисоветизм Луи Рено. Вероятно, сказалось хорошее знакомство с ремонтом «рено» в России (и в армии, и на гражданской службе до и после революции использовалось «рено», а в Рыбинске и Петербурге перед революцией строились заводы фирмы «Русский Рено»). А возможно, какие-то дипломатические маневры, благо с Луи Рено был хорошо знаком легендарный дипломат и разведчик полковник Игнатьев, который и вёл торговые дела в Париже. Так или иначе, «утюги» Renault 10CV KZ (10 CV — означало 10 лошадиных сил) и были теми Renault, «черными как браунинг», которые, появившись в Москве, разрушили бизнес честного таксиста-частника Козлевича.
Основным пристанищем «утюгов» в Москве было пространство у Большого театра. Из-за скверных дорог таксисты старались не трепать свои драгоценные «браунинги» по пригородам и больше колесили по центру, обеспечивая кавалеров и их роковых дам, как говорила Эллочка-людоедка из «Двенадцати стульев»:
«Поедешь в таксо? Красота!». Последний KZ был списан из таксопарка около 1935 года.
Даже переставив радиатор вперёд и изрезав «носы» своих детищ прорезями, Renault пытался сохранить стиль в моделях RM, PG3. Наклонный капот так и остался чертой марки на годы.