«Парк культуры» уже рассказывал о стартовых событиях биеннале, теперь упомянем про некоторые дальнейшие. Пожалуй, основными площадками надо считать Дом фотографии на Остоженке, ЦДХ, пешеходный мост «Багратион» и три объекта, подведомственных Зурабу Церетели – «Галерею искусств» его имени на Пречистенке плюс два здания Музея современного искусства – на Петровке и в Ермолаевском переулке.
Главные темы (напомним, это «Идентификация», «Город» и «Новые технологии») распределены между фестивальными залами так прихотливо и невнятно, что впору вводить самопальную классификацию.
Скажем, такую: на мосту и в Ермолаевском переулке – преимущественно наши художники, от мэтра Бориса Савельева до некоего дилетанта Владимира Греви, в котором иногда распознают помощника президента Сергея Ястржембского. В церетелиевской галерее, наоборот, сплошь импортные поставки (из россиян сюда затесался только Олег Кулик – видимо, в качестве мегазвезды). В остальных местах составлены разных пропорций смеси. За отсутствием выраженной драматургии есть два способа знакомства с выставками биеннале: или прочесывать все подряд до изнеможения, или делать упор на отдельные имена и сюжеты. Попробуем предложить несколько наводок.
Если будете в МДФ, обязательно присмотритесь к «Криминальным хроникам 1920–30-х». Фотоколлажи, сделанные когда-то для газеты Petit parisien и привезенные сейчас в Москву берлинской галереей Бодо Нимана, образуют шикарный, аутентичный ряд. Заставки для репортажей клепались вручную: изрезывая ножницами протокольные полицейские фотки, ретушируя склеенные композиции, иногда дорисовывая на портрете преступника выразительную деталь вроде пластыря на щеке, газетчики не преследовали никаких авангардных целей, а всего лишь удовлетворяли спрос на сенсацию. Однако сегодня беглые карандашные подписи «Изготовители и сбытчики фальшивых паспортов» или «Шварц, укравший драгоценности у мадам Сесиль Сорель», рядом с утрированными коллажами кажутся порождением чьей-то изощренной, абсурдистской фантазии и, вместе с тем, ни на секунду не позволяют заподозрить мистификацию, до того они убедительны.
Всего семьдесят лет – и топорные медиатехнологии легко конкурируют с рафинированным искусством.
Подобное ощущение и от экспозиции по соседству – «Фотомонтаж в СССР. 1917–1950». Конечно, здесь хватает профессионализма и даже шедевральности: на поприще комбинирования фотографических элементов трудились и Родченко, и Клуцис, и Степанова, и Галаджев. Но кроме хрестоматийных плакатов и обложек советских журналов здесь прорва материалов другого достоинства – от коллективного портрета выпускников института (этот трогательный жанр с его медальончиками и виньетками дожил в нашей стране до начала 90-х, а где-нибудь в регионах, возможно, теплится по сию пору) до карикатур Карла Радека на политическое руководство.
Признаться, Иосиф Виссарионович со знаком доллара на груди дорогого стоит.
Это про коллаж как зрелище, но вообще-то автору его независимая позиция стоила жизни. А для любителей отыскивать в архивах аналогии сегодняшней практике можно порекомендовать композицию Эль Лисицкого «Проект первого небоскреба у Никитских ворот». Забавно: эта постройка не дошла до реализации в середине 20-х, а совсем недавно московские власти отклонили голландский проект по возведению авангардных башен близ Крымской набережной. Одна из них как раз и должна была носить имя Лисицкого...
В целом на нынешней биеннале заметно больше внимания, чем два года назад, оказано продукции, для которой сама по себе фотография – лишь исходный материал. Снимки фрагментируют, раскрашивают, пропускают через компьютер и даже придают им динамику. К примеру, галерея Гельмана демонстрирует проект под названием «Шесть раз видео» – с Мизиным / Шабуровым, группами «Синий суп» и «ЗАиБИ» (в смысле, «За анонимное и бесплатное искусство»). Фотофестиваль понемногу оборачивается мульти-медийным. Вот и две суперженщины – француженка Орлан и иранка Ширин Нешат – не сговариваясь показывают в ЦДХ проекты, фотографические только отчасти. Про «Африканские самогибридизации» Орлан мы упоминали в прошлом обзоре в том роде, что изменения во внешности художницы происходят теперь без хирургического вмешательства. Соорудить себе три головы или вдвое удлинить шею посредством компьютерной программы не то же самое, что подправить в реальности хотя бы мочку уха. Зритель ахает перед предложенными уродствами, но истинного драйва маловато, и фантазия выглядит бесплодной. У Нешат, которая обходится лишь легкими аллегориями, здесь явное преимущество: ее серия «Женщины Аллаха», пусть несколько публицистична, все же берет за душу.
Здесь ладони, лбы и даже роговицы глаз соотечественниц испещрены сутрами Корана – эдакий боди-арт в духе фундаментализма.
И все же называть какие-то проекты безоговорочными хитами не приходится. Это касается и иностранных участников, и тем более отечественных – в силу хотя бы узнаваемости ряда местных опусов. Когда-то на «Арт-Москве» зрителей ввергала в шок «Книга мертвых» Арсена Савадова – инсценированный репортаж из морга. Теперь, понятное дело, позитивных эмоций не больше, зато шоковый эффект снимается за счет заезженности пластинки. Фигурировали на столичных площадках и милитаризованные детишки группы АЕС, и якобы актуальные «Неоновые мечты» Владимира Мишукова, и бравые «Моряки» Сергея Браткова. Даже Иван Борисович Порто, автор персональной фотовыставки в Академии художеств и по совместительству крупный чин Министерства культуры, уже засвечивался в качестве фотохудожника. Массированный сброс на публику всего, до чего руки дотянутся – не самая приятная традиция биеннале. Надо бы фильтровать на порядок жестче, но какой там предварительный конкурс, когда план по валу под угрозой. Разгул фотографической стихии был необходим, наверное, на первых порах – для раскрутки этого вида искусства в целом, а сейчас-то какая надобность? Фестиваль из раза в раз зашлаковывается, но незаметно, чтобы устроителей это беспокоило. Хотя никакой бум не позволяет эксплуатировать себя вечно.