Взрыв
Отец Владимир, настоятель Николо-Перервинского монастыря
Николо-Перервинская обитель расположена в нескольких сотнях метров от места трагедии. Наш храм открыт круглосуточно, и в ту ночь, как обычно, верующие молились, сменяя друг друга у иконы Божией Матери. Когда практически в полночь (8 сентября в 23 часа 58 минут) прогремел взрыв, люди подумали, что началась война или случился апокалипсис. На мой взгляд, у свершивших это страшное злодеяние были еще и какие-то оккультные замыслы. Специально подобрали время 9 сентября 1999 года — получаются перевернутые шестерки.
Место трагедии представляло страшное зрелище. От дома остались по два крайних подъезда, а середину как будто ножом вырезали. И люди под завалами.
У нашего дьякона там погибли бабушка, тетя и двое ее маленьких деток. Причем невозможно было найти даже фрагментов останков этих людей, так их разметало. Еще у одной нашей прихожанки погибла семья. Ее потом переселили в Митино, но она постоянно приезжает с другого конца Москвы, поминает своих родных.
Виктор Воротилов, ветеран МВД, в 1999 году — начальник службы участковых инспекторов ОВД района Печатники
Я живу недалеко и на месте взрыва был через 15 минут, одним из первых. В тот вечер у нас дома были гости. Около 12 часов у машин сработали сигнализации. Сразу позвонил дежурному и узнал о взрыве. С первого же взгляда было ясно, что это не газ, а теракт. Взрыв был такой силы, что кусок железобетонной плиты долетел до соседнего дома и пробил в нем стену. В соседнем доме тоже были серьезные обрушения и жертвы. Осколки дома отлетели в сторону Москвы-реки, повалили деревья.
Когда приехали МЧС и службы спасения, они стали заниматься своим делом, а мы своим. В том числе выставили повсюду охрану — эти шакалы мародеры набежали практически сразу.
Но сначала нас было человек 15–20 из ОВД, и мы не знали, к чему подступиться. Все оцепили и начали разбирать завалы, доставать из-под них людей. Но живых среди них я не видел. Уцелеть после такого взрыва и пожара было невозможно. Потом еще несколько дней, пока вручную разбирали завалы, доставали фрагменты тел, идентифицировать которые можно было только с помощью экспертизы. Среди погибших было много моих знакомых, в свое время мы вместе работали на АЗЛК. В этих домах жили работники завода, все друг друга знали, дружили.
Кинотеатр «Тула»
Рядом со взорванными домами находилась школа — в ней разместили пострадавших, а также кинотеатр «Тула», в котором расположился штаб по ликвидации последствий взрыва и в где директор кинотеатра Елена Ильинична Данилова (она умерла полгода назад) организовала центр помощи. Уже на следующий день здесь собралось много добровольцев. Люди несли одежду, обувь, одеяла — ими был завален весь первый этаж кинотеатра. Сюда приходили люди, искавшие своих родных и знакомых.
Дмитрий Вандыш, учитель музыки школы №1041
О теракте я услышал утром девятого по телевизору. Пошел на работу, но, подходя к взорванному дому, увидел весь этот ужас и понял, что если здесь нужна моя помощь, я должен ее оказать. Сначала меня попросили пройти по школам, объявить, что срочно нужна одежда, люди оказались на улице практически голыми. Потом сказали, что нужны руки, чтобы собрать осколки. Там рядом пострадало много зданий, в школе №1085, детских садиках не осталось ни одного целого стекла. Снова пошел по школам — сколачивать бригады по уборке. А когда вернулся в «Тулу», меня попросили, если можете, оставайтесь, надо помогать тут. В итоге я остался и пропал из школы на полтора месяца, хотя зарплату мне платили — наша директор сказала: идите и работайте столько, сколько будет надо.
В первые два дня занимался с детьми — просто разговаривал с ними, читал книжки, успокаивал. Кто-то из детей был легко контужен, но самое главное — они были сильно напуганы. Вместе с детскими психологами из МЧС мы отвлекали детей, гасили их страх. Потом всех детей забрали в соседнее общежитие. А меня перебросили на работу с документами, которая оказалась на самом деле работой с людьми.
Это было страшное время. Я должен был вести учет, кто находится в каком морге или больнице. Общаться с приезжающими из других городов родственниками, ездить с ними на опознание.
Это было какое-то чудо
Было очень много травмированных людей из 5-го и 6-го подъездов, они получили осколочные и резаные ранения. Из жителей двух обрушившихся подъездов в живых не осталось практически никого. Чудом уцелел мальчик с верхнего этажа. Это просто фантастика: после обрушения осталась на месте одна-единственная плита перекрытия, на которой и стояла его кровать. Находившиеся в соседней комнате родители ребенка погибли. Его увидели только под утро, когда немного осела пыль и развеялся дым. Представьте только ту картину: обрушенный дом, сверху торчит панель, на ней кровать, а в кровати — выживший мальчик. Его сняли пожарным краном, отправили в больницу. Оттуда, как и других осиротевших детей, его забрали родственники.
Спали по 40 минут в сутки
Со мной на регистрации работала девушка Ирина, психолог из Центра медицины катастроф. Люди приходили к нам за информацией, но всем им нужна была серьезная психологическая помощь. Среди погибших была моя ученица, в момент трагедии она была с мамой и братиком, а их отец подъехал к дому с работы буквально сразу после взрыва. Он был на грани, успокоить его было невозможно, Ирина задавала ему какие-то второстепенные вопросы, пытаясь разговорить, отвлечь от главного.
Мы все находились в «Туле» безвылазно. Спали минут по сорок в сутки. Я за полтора месяца три раза съездил домой — помыться.
Школьники также работали круглосуточно, наравне со взрослыми.
Они здорово помогали — разносили еду работавшим на завалах спасателям и практически жившим на улице жителям второго дома (они не уходили оттуда трое суток, хотя всем предлагали гостиницы). Дети из моей и других школ резали бутерброды, разбирали и распределяли горы одежды, которую принесли люди в «Тулу».
Главой управы тогда был Геннадий Николаевич Лифинцев — совершенно потрясающий мужик. Он сам ночами не спал, организовывал помощь. Сразу обзвонил всех районных предпринимателей, директоров магазинов, сказал: «Рассчитываться будем потом, сейчас нужны еда и питье». Завезли нам это все в огромном количестве. В «Туле» была маленькая кафешечка. Там готовили еду, резали бутерброды.
И на шестой или седьмой день туда приехали из санэпидемстанции, устроили скандал из-за «нарушения санитарных норм», закрыли кафе и даже пригрозили директору завести «дело».
Мы позвонили Геннадию Алексеевичу, он сразу примчался и просто выгнал их из кинотеатра. Кричал: «Какая к черту санитария, тут бы людей накормить. Где вы были, когда все это случилось и так была нужна ваша помощь? А сейчас очухались и третируете тех, кто поступил как люди».
«Как люди» поступали тогда очень многие. Сначала помогали вещами, а потом стали приносить деньги. У нас была просьба — отдавать деньги напрямую пострадавшим семьям, мы не имели права брать их сами, просто связывали между собой людей, фиксировали, кто кому передал. Но так получалась не всегда. Я хорошо запомнил такую картину. Заходит в комнату, где сидит бухгалтер, молодой человек, молча кладет на стол $500 (огромная по тем временам сумма) и быстро уходит. Я побежал следом, звал его, но он не остановился. И так поступали многие.
Николай Мясоедов, в 1999 году начальник милиции общественной безопасности ОВД района Печатники
Наш отдел обеспечивал правопорядок на месте взрыва все время, пока работали спасатели и следственно-оперативная группа. Максимально ограничили доступ посторонним — опасались повторного взрыва. Но и после ухода следственных органов мы не снимали оцепление, взяли под охрану уцелевшие подъезды и соседний дом №17. Судьба этого дома решалась долго. Сначала думали, что его будут восстанавливать. И все это время мы обеспечивали сохранность имущества жителей и не допустили мародерства. Не было даже ни одного случая хищения. В подъездах круглосуточно дежурили наши сотрудники. И если жители хотели пройти, взять что-то из своей квартиры, обязательно их сопровождали.
Искать останки людей помогали бродячие собаки
Дмитрий Вандыш
Спустя полтора месяца, когда я уже вернулся в школу, появилась новая работа. Поскольку я занимался в то время со своими учениками военно-поисковой работой, управа обратилась ко мне с просьбой заняться вторичной переборкой того, что осталось от дома. К этому времени все обломки уже вывезли на пустырь рядом с цементным элеватором.
Выглядело это так. Экскаватор ковшом подцепляет груду бетона, и мои ребятки, как муравьи, начинают там шарить. Собирали документы, личные вещи, все, что осталось.
На месте ведь детальной переборки дома не было. Когда на пятый-шестой день закончили основные работы, собрали и отвезли в морги тела погибших, все остальное сразу вывезли на пустырь. Найденные вещи мы укладывали в коробки и отвозили в школу. Потом ко мне много людей приезжали — забирали фотографии, личные вещи, документы погибших родственников.
После взрыва семь человек пропали без вести. Точно известно, что они были дома, но останков так и не было обнаружено. Наша задача была находить фрагменты тел, которые потом отправляли на идентификацию. И мы их находили — кусок грудной клетки, часть ноги или руки, всего шесть фрагментов. Нам еще бродячие собаки тогда сильно помогали. У них нюх хороший, и мы за ними следили. Если бегут куда-то, носом тыкаются, мы там начинаем разбирать и обнаруживаем страшные находки. Сразу звоним фээсбэшникам, приезжают криминалисты, забирают останки, документируют.
Предчувствие беды
Виктор Воротилов
Это было неспокойное время. К нам поступала оперативная информация о том, что на Кавказе неспокойно и террористы могут добраться и до Москвы. Но предотвратить это было невозможно. Я знал участкового милиционера из того микрорайона. Его сразу отдали под суд — типа плохо работал. Но начальник УВД тогда сам опрашивал жителей, и все сказали, что знают своего участкового, он был в каждой квартире и даже обследовал за несколько дней до взрыва подвал.
Но это же все очень быстро делается. Террористы арендовали у коммерсантов площади и якобы завезли продукцию. На тот момент законодательство позволяло и владеть этими подвалами, и сдавать их в аренду. С коммерсантами было разбирательство, и с их помощью и установили преступников, которые потом были уничтожены в Чечне. А в районе началась паника.
Люди начали проверять чердаки и подвалы. Организовывали между собой дежурства, патрулировали по ночам улицы.
Память
Алексей Порхунов, руководитель муниципалитета района Печатники
Каждый год в ночь с 8 на 9 сентября на месте трагедии собираются люди, приносят цветы. Устанавливают плакаты с фотографиями погибших, зажигают свечи, много свечей. Меня каждый раз в такой момент пробирает дрожь. Отец Владимир проводит на улице панихиду по усопшим. Люди стоят и смотрят на фотографии. Потом православные поднимаются в храм, где проходит поминальная служба.
Отец Владимир
Храм в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» появился на холме рядом с местом трагедии в 2003 году. Хотя первоначально власти настаивали на том, чтобы поставить маленький обелиск и этим ограничиться. У нас есть список погибших — людей крещенных в православии, которых мы поминаем ежедневно. Никто не забыт у Бога. Но, к сожалению, человеческая память способна забывать даже такие страшные вещи.
Сначала людям обещали, что здесь не будут ничего строить. Сделают мемориальную зону, парк. Но прошло время, и на месте разобранных домов появились две новые 22-этажные башни.
На мой взгляд, не стоило бы на этом месте строить жилье. Хорошо забывать зло, которое тебе причинили. Но это зло не может быть забыто. И мы постоянно молимся о том, чтобы такое никогда не повторилось.
Дмитрий Вандыш
Мы все, кто видел и пережил эту трагедию, до сих в себя так и не пришли. Очень было страшно, безумно жалко людей, детей. Такое не проходит бесследно, остается в памяти навсегда. Когда вы начали со мной говорить, я с трудом сдержал слезы.
День траура
13 сентября 1999 года был объявлен днем национального траура. И в этот же день трагедия повторилась. В 5 часов утра 13 сентября произошел взрыв дома № 6/3 по Каширскому шоссе. Восьмиэтажный кирпичный дом был полностью разрушен. В результате теракта погибли 124 жильца дома, еще девять человек получили ранения.