13 декабря 1981 года в Польше было объявлено военное положение, которое продлилось до 22 июля 1983 года. На повседневную жизнь поляков было наложено множество ограничений, при этом силовые структуры, действующие в интересах правящей Польской объединенной рабочей партии ПОРП, пытались расправиться с политической оппозицией, прежде всего с движением «Солидарность». Были запрещены забастовки и распущены независимые профсоюзные и иные организации. Тысячи активистов лишились свободы без предъявления каких-либо конкретных обвинений — они стали так называемыми интернированными. В их числе оказался и первый руководитель профсоюза «Солидарность» Лех Валенса. Часть лидеров оппозиции сумела перейти на нелегальное положение, а многие представители интеллигенции, симпатизировавшие оппозиции, например писатель-фантаст Станислав Лем, оказались за границей. Фактически власть в Польше перешла к военным.
«Солидарность» была создана и легализована за год до этого. Все это время ее подчеркнуто ненасильственные акции перемежались с ответными действиями властей, то пытающимися принимать какие-то жесткие меры, то идущими на уступки в надежде расколоть оппозицию, то садившимися за стол переговоров с представителями противоборствующей стороны при посредничестве католической церкви.
Переговоры и уступки оппозиции, как и акции устрашения, приводили ко все более массовым выступлениям трудящихся — так, предупредительная забастовка после жестокого избиения милицией членов Быдгощской организации «Солидарности», организовавшей забастовку с требованием легализации независимого профсоюза крестьян-единоличников, собрала рекордное число участников в истории рабочего движения — 13 млн человек, что превышало численность всей «Солидарности» — 10 млн. Нужно отметить, что после легализации самой «Солидарности» в нее вошло около миллиона членов ПОРП, что составляло примерно треть от всего состава правящей партии, ну а все население Польши насчитывало 35 млн человек.
Польша считалась самым слабым звеном «мировой системы социализма», ее коммунистическое руководство, не пользовавшееся среди поляков достаточным авторитетом, уже второе десятилетие пыталось нейтрализовать протестные настроения путем подкупа населения, обеспечивая рост его доходов и формально повышая уровень жизни путем внешних заимствований. Внешняя задолженность перед капиталистическими странами достигала $20-25 млрд, что составляло четверть всех долгов стран «народной демократии». При этом постоянные забастовки тормозили развитие производства, а в магазинах порой не хватало самых базовых товаров.
Для экономики Советского Союза Польша оказалась весьма обременительной ношей, поляки считались самыми нелояльными членами Варшавского договора, однако миллиардная помощь этой стране не останавливалась, несмотря даже на то, что уровень жизни в самом СССР был гораздо ниже. Во многих смыслах Польша для Кремля считалась гораздо важнее даже Чехословакии с Венгрией, отпадение которых от семьи «стран социалистической ориентации» пришлось предотвращать путем вооруженной интервенции, многочисленных жертв и потери международного авторитета. Если весной 1968 года, перед вводом войск в Чехословакию, Леонид Брежнев заявлял на заседании Политбюро ЦК КПСС: «Мы социалистическую Чехословакию не отдадим», — то по поводу Польши, гораздо более значимой по своим размерам, географическому положению и военному потенциалу, он на ХХVI партийном съезде 23 февраля 1981 года высказывался не менее решительно: «Социалистическую Польшу, братскую Польшу мы в беде не оставим и в обиду не дадим!»
Про крайние меры Брежнев впервые задумался на заседании Политбюро 29 октября 1980 года: «У них уже сейм начали отбирать… Валенса ездит из города в город, везде ему воздают почет, а польские руководители помалкивают. Может быть, действительно потребуется ввести военное положение». Тогда же его охватывает сомнение, позволят ли пожертвованные советские госрезервы предотвратить дальнейшее ухудшение экономической и политической ситуации в Польше: «Я все думаю о том, хотя мы Польше и дали 30 тысяч тонн мяса, но едва ли поможет полякам наше мясо. Во всяком случае, у нас нет ясности, что же будет дальше с Польшей». Политбюро и Совмин фактически констатировали неэффективность всей той помощи, что оказывалась для сохранения политического контроля над соседней страной.
В сентябре 1981 года Брежнев сделал последнее предупреждение представителям ПОРП, а на ноябрь 1981 года пришелся очередной всплеск общественных волнений, случившийся почти ровно за месяц до введения военного положения: 11 ноября, в День независимости, во всех городах Польши состоялись массовые шествия рабочих и студентов. Наблюдалась дальнейшая радикализация оппозиции, раскол в обществе; протест «молодел», и при этом во власти разочаровывалось все большее число интеллигенции. Забастовки все чаще объявляли студенты и преподаватели — в Радоме, в Люблине, в Варшаве. Наконец, получивший должность первого секретаря ЦК ПОРП в октябре 1981 года генерал Ярузельский решил, что дальнейшей конфронтации и введения военного положения уже не избежать.
Вопросы о том, кто конкретно прежде всего настаивал на введении военного положения; была ли столь неотвратимой угроза введения советских войск в Польшу; о договороспособности оппозиции и власти, посреднической роли церкви и т.д. до сих пор остаются спорными.
Во всяком случае, Лех Валенса оставался сравнительно умеренным политиком, готовым к компромиссам, его даже обвиняли — и небезосновательно — в сотрудничестве с польскими спецслужбами. «Солидарность» одно время — особенно после легализации и стремительного наполнения ее коммунистами — рассматривалась как реальный преемник «рабочей партии», представляющий вполне социалистическую по своей сути повестку дня со «справедливым распределением продовольствия» по карточкам и лишением номенклатуры излишних привилегий. Высшее руководство СССР всячески избегало в тот период «войны на два фронта», завязнув в Афганистане; те же Устинов и Андропов, два основных «тяжеловеса» в Политбюро, продавившие решение о введении «ограниченного контингента» в Кабул, всячески уклонялись от подобного решения по Польше.
Известно о просьбах Ярузельского ввести войска в Польшу, однако он сам списывал это на сложную психологическую игру с советским руководством. 3 декабря польское правительство потребовало от структур Варшавского договора каких-нибудь решительных заявлений по ситуации в Польше. Намерение польской стороны состояло в том, чтобы в обществе возник сдерживающий эффект и вся ситуация введения военного положения воспринималась в свете реальной угрозы внешнего вмешательства. Заявление так и не было обнародовано, польским коммунистам предпочли дать возможность справиться с усмирением «Солидарности» своими силами. Юрий Андропов, который в свое время, находясь послом в мятежной Венгрии, призывал к советскому вторжению, 10 декабря прямо заявлял, что Москва не намерена вводить войска в Польшу.
При этом сильное сомнение вызывали у советских вождей имеющиеся в их распоряжении польские кадры. Так, Андропов предлагал не давать польской делегации, состоящей из высших руководителей вроде бывшего и будущего первых секретарей ПОРП Станислава Кани и Ярузельского, всех подготовленных экспертами по военным операциям материалов: «Не исключено, что они могут попасть в руки американцам». Польские руководящие кадры, даже Ярузельский — на которого в какой-то момент решено было сделать основную ставку, предоставив ему возможность самостоятельно разрулить ситуацию, — вызывали в Москве самое серьезное беспокойство. Когда «Солидарности» уже при Ярузельском удалось добиться некоторых своих целей, Андропов отзывался об этом так: «Раньше мы считали Ярузельского стойким деятелем, а он на самом деле оказался слабым… Ярузельский окончательно раскис, а Каня начал за последнее время все больше и больше выпивать. Это очень печальное явление».
«Солидарность» требовала демократических выборов, которые в то время неизбежно привели бы к смене власти — что собственно и произошло, когда Ярузельский в 1989-1990 годах дал наконец согласие на проведение в стране многопартийных выборов парламента и президента. С одной стороны, грозила всеобщая забастовка, с другой — неизбежные репрессии. «Солидарности» оставалось лишь надеяться, что власть в очередной раз поддастся социальному давлению и не сможет применить сколько-нибудь эффективные репрессивные методы. Однако оппозиционеры не знали, что 5 декабря Ярузельский уже начал финальную подготовку к введению военного положения, которая до последнего времени держалась в строжайшей тайне.
Между тем конкретно в тот период Москва как раз и не планировала военного решения польской проблемы. Об этом косвенно свидетельствует и вырвавшаяся у Ярузельского 7 декабря фраза: «Всего несколько месяцев назад Советы были готовы войти, а теперь они будут ждать того дня, когда поляки начнут убивать друг друга». Подобные заявления свидетельствуют о том, что в декабре 1981 года СССР не планировал вмешательства.
Но это, конечно, не исключает того, что при изменении ситуации решение о вторжении все же было бы принято. Впрочем, текущая позиция Москвы могла оказаться и результатом того, что там хорошо знали о планах генерала Ярузельского по введению военного положения, и, поскольку их одобрили, в военном вмешательстве пока не видели необходимости.
Генерал Ярузельский говорил, что окончательное решение о введении военного положения он принял в ночь с 9 на 10 декабря. Соответствующие приказы были отданы 12 декабря в 14:00. «Момент X» был назначен на ночь с 12 на 13 декабря. Дата была выбрана не случайно: 13 декабря выпадало на воскресенье, выходной день, когда большинство горожан в любом случае останется дома. Поздно вечером в субботу была заблокирована телефонная связь, чтобы не допустить лишних контактов и оповещений о потенциальных задержаниях. Армия охраняла телефонные станции, радио и телецентры и даже ретрансляционные станции. Иностранные дипломатические представительства в Польше также были отрезаны от внешнего мира.
В проведении самой операции были задействованы многочисленные силы ополчения и армии. Заранее были подготовлены списки активистов оппозиции, которых необходимо было задержать и интернировать. Первые задержания начались в субботу, в 23:30. В числе первых задержанных оказались члены Национального комитета «Солидарности», которые в субботу проводили дебаты на Гданьской судоверфи. В ту ночь были интернированы 2874 человека, на следующий день количество задержанных составило 3392. Задержание сопровождалось захватом помещений профсоюза и изъятием содержавшейся там документации. Всего во время военного положения были интернированы более 10 тыс. человек. Эти лица содержались без контакта с внешним миром в 49 центрах интернирования. В числе задержанных оказались не только члены «Солидарности», но и высокопоставленные члены ПОРП, которые содержались в тех же центрах, в том числе Эдвард Герек, Петр Ярошевич, Эдуард Бабюч и Ян Шидляк. В результате реализации плана были и убитые, но их насчитывается относительно немного — чуть больше сотни.
В крупных городах, таких как Варшава, Гданьск, Краков, Катовице, Познань, Вроцлав и Щецин, армия и полиция осуществляли блокаду подъездных дорог, чтобы предотвратить возможные побеги или обмен информацией между городами. Кроме того, военные провели марши в центрах городов, чтобы продемонстрировать свою силу и парализовать общество. Началась также жесткая ликвидация забастовочных комитетов на крупнейших промышленных предприятиях. Бронетранспортеры крушили заводские ворота, в ход шли светошумовые гранаты и громкоговорители, имитирующие выстрелы из огнестрельного оружия. Это было сделано для того, чтобы сломить волю бастующих и вынудить их покинуть свои рабочие места.
Утром 13 декабря по радио транслировалось выступление генерала Ярузельского, в котором он объяснял причины введения военного положения. Как утверждал генерал, родина стояла на краю пропасти. В своем выступлении он упомянул, среди прочего, экономические проблемы, утверждая, что катастрофическая экономическая ситуация вызвана постоянными забастовками и социальными конфликтами, и указал, что принятые меры призваны уберечь страну от гражданской войны.
Указ о введении военного положения был издан от имени Госсовета, а это Конституционный трибунал Польши 16 марта 2011 года признал противоречащим не только современной польской конституции, но и Конституции Польской Народной Республики. Военное положение, комендантский час, введение внутренних пропусков между отдельными территориями, повсеместная проверка документов, цензура и блокировка счетов граждан, не говоря уж об арестах активистов, сильно ударили по оппозиции и, безусловно, продлили власть ПОРП еще на несколько лет, однако не смогли изменить общественных настроений и предотвратить крах системы. Подавляющее большинство польского общества воспринимало власть военных как враждебную силу, защищавшую номенклатуру. Все это в полной мере сказалось на событиях конца 1980-х, когда новый подъем забастовочного движения вынудил власти к переговорам, проведению Круглого стола и в итоге привел к падению режима ПОРП.