Цивилизация
— Александр Борисович, вы уже на протяжении долгих лет занимаетесь изучением истории Российского государства XVIII века. Прежде чем мы перейдем к более детальным вопросам, можете ли вы сфокусироваться на той роли, значении, которые данная эпоха имеет в нашей истории и памяти? С чем помимо Петра I данная эпоха ассоциируется у общества?
— Это достаточно сложный вопрос. Никто специально не занимался вопросом, какое место в исторической памяти занимает XVIII век. Правильнее, наверное, говорить о каких-то отдельных эпизодах, персонажах, событиях XVIII века, которые так или иначе занимают какое-то место в исторической памяти. Вы правы в том отношении, что, вероятно, XVIII век ассоциируется в массовом сознании, конечно, прежде всего с Петром I, но отношение к Петру I и восприятие его личности тоже, по моим представлениям, за последние 25 лет претерпело определенные изменения. Социологические опросы четверть века назад показывали, что когда людей спрашивали, кто, по их мнению, был наиболее значимым правителем в истории России, то Петр I всегда был на первом месте, а потом со временем отошел на другие позиции.
Вероятно, это было связано с тем, что Петр I ассоциируется с понятиями реформ, преобразований и эти понятия были, если так можно выразиться, скомпрометированы в массовом представлении.
— Совсем недавно, 9 июня, у императора Петра I был день рождения. Громких празднований не наблюдалось не только в обеих столицах, но и по России в целом. Как вам кажется, на каком уровне сейчас находится восприятие, оценка масштаба личности Петра I и как оценивается эта выдающаяся личность сегодня в России?
— Я думаю, что те ключевые понятия — реформы и преобразования, которые ассоциируются с Петром I, — за последние 25 лет в массовом сознании потеряли те позитивные коннотации, которые были свойственны периоду перестройки. Поэтому Петр I отошел на более дальние позиции. Но все равно Петр Алексеевич остается одним из героев русской истории.
Наше русское сознание с точки зрения выделения кумиров и героев устроено по типу модели, которую в советское время воспроизводила тогдашняя политическая система во главе с Политбюро.
Был генеральный секретарь, потом вслед за ним шли секретари ЦК. Если мы посмотрим, как это иерархия устроена на других примерах, то мы можем заметить сходства. Например, опять же в массовом сознании, самый великий русский ученый М.В. Ломоносов, который выступает в качестве «генерального секретаря», а дальше идут, например, академик И.П. Павлов, Д.И. Менделеев — они выступают в роли «членов Политбюро». Например, самый главный наш художник — И.Е. Репин, а передвижники опять же «члены Политбюро». Самый главный композитор — П.И. Чайковский. В этом смысле одно время Петр I являлся «генеральным секретарем», а теперь стал «членом Политбюро» — «понижен в должности».
— Когда мы говорим о российском XVIII веке, то первое, что приходит на ум, — это Петр I и Екатерина II. Нет сомнений в величии данных правителей, но разве совсем мало было сделано Екатериной I, Анной Иоанновной, Елизаветой Петровной, Петром III? Как бы вы оценили их роль и вклад в развитие России тогда, в то время, когда они правили, и как бы смогли охарактеризовать то место в памяти и истории, которое данные персонажи занимают сегодня?
— Без сомнений, каждый из правителей России сыграл определенную роль в развитии Российского государства. Очевидно, что не существует такого измерительного прибора, с помощью которого можно было бы в процентах измерить вклад каждого. Стоит лучше говорить о том, что при преемниках Петра I вопреки мнению, которое долго существовало в научной историографии, развитие страны, исторический процесс не останавливались — они продолжались. В этом смысле преемники Петра I — та же Екатерина I или Петр II — реально играли очень незначительную роль в управлении страной, но при этом они и не тормозили развитие в отличие от некоторых правителей XIX века, таких как Николай I или Александр III. Так что среди перечисленных вами правителей было больше позитивного, нежели обратного.
— Елизавета Петровна правила Российской империей 20 лет. Это огромный срок для нашей истории. Но складывается впечатление, что вокруг Елизаветы Петровны сложилось множество штампов, клише, которые с действительностью имеют мало сходства. Так ли это? И что в целом нам известно сегодня об этой правительнице?
— Ваш вопрос распадается на две части. Первая — это вопрос об историографии и о состоянии изученности личности Елизаветы Петровны в исторической науке. За последнее время появились некоторые новые работы по елизаветинской эпохе, посвященные и личности самой императрицы.
Елизавета Петровна на самом деле представляет некую загадку для историков, потому что степень ее личного участия в процессах управления не документирована.
У нас пока не обнаружено источников, по которым мы могли бы сделать выводы относительно ее участия в управлении страной. Также стоит учесть, что монарх необязательно должен участвовать непосредственно в управлении, как это, например, делали Петр I или Екатерина Великая. Монарх может создавать определенную атмосферу, определенный стиль, при котором принимаются те или иные решения. Елизаветинское время было временем стабилизации политической и социальной жизни, когда Россия уже вышла из того тяжелого кризиса, в котором она была после смерти Петра I. Также этот период, который принято обозначать как послепетровское время, завершается, в системе управления возникают какие-то новые тенденции, стоящие у власти люди не только пытаются что-то исправить, не только принимают какие-то сиюминутные решения, но и пытаются принимать какие-то стратегические решения, направленные на совершенствование какой-то сферы, на создание чего-то нового. И наконец, стоит еще отметить по поводу елизаветинской эпохи, что
в это время на авансцену политической жизни выходит новое поколение людей, которое является продуктом петровских преобразований.
Также в этот период начинает формироваться новая русская национальная культура.
— Одними из ваших главных работ являются монографии, посвященные реформам XVIII века и модернизации, которая происходила в стране в то время. Можно ли утверждать, что тот опыт реформ и системной модернизации, который имела Российская империя в XVIII веке, применяется в России сегодня? Технология реформ и модернизации осталась прежней или кардинально поменялась?
— Я бы сказал, что слово «уроки» применительно к тому, о чем вы сказали, было бы самым адекватным, потому что никакой, конечно, опыт XVIII века нельзя взять и перенести в XXI век. Мы живем абсолютно в другом обществе, другой стране, в другой политической системе, в другой исторической эпохе, в конце концов. Но определенные уроки, связанные не только с XVIII, но и с XIX веком, например, из истории реформ в России мы можем взять, выделив также при этом несколько моделей реформирования, и на их примере постараться посмотреть, почему в одном случае что-то работает (и как работает), а в другом — не работает. В конце этого года выйдет четырехтомник по истории реформ в России, охватывающий весь период, включая даже XX век. В нем можно будет прочесть и узнать об этих самых уроках.
— Можно ли назвать XVIII век ключевым, поворотным в российской истории? Понятно, что, наверное, так можно сказать о любой эпохе, но такого радикального коренного перелома российская история не знала, пожалуй, никогда, даже в XX веке. «Окно в Европу», европеизация, дворцовые перевороты, непрекращающееся реформирование, выигранные войны — заложили ли эти процессы тот самый «имперский синдром», синдром величия и победителя, с которым Россия до сих пор живет сегодня?
— И да и нет. Во-первых, процесс формирования империи начинается раньше. Во-вторых, в это время — в течение XVIII века — с одной стороны, уже завершается процесс формирования империи, возникают в связи с этим все проблемы, характерные для империи, прежде всего касающиеся управления большим территориальным пространством, отношения центра и периферии. Но одновременно с этим именно XVIII век был временем, на протяжении которого шел процесс формирования того, что можно назвать национальным сознанием.
Таким образом получается, что национальное самосознание формируется в условиях империи, и это противоречие порождает, в свою очередь, массу других противоречий, которые, как вы правильно заметили, ощущаются сегодня. Это очень сложные и комплексные процессы. Национальное самосознание формируется, процесс идет, но в условиях империи никакого национального государства не возникает и не может возникнуть в принципе.
Некоторые историки говорят о том, что к концу XVIII века можно говорить о зарождении — подчеркиваю, не о появлении, а о зарождении — того, что потом назовут русским национализмом.
И этот феномен будет иметь большое значение для XIX — начала XX века. И, как мы знаем, любой национализм стремится к созданию национального государства, но здесь, в случае с российским XVIII веком, мы имеем империю — и вот это ключевое противоречие. В связи с этим русское национальное самосознание становится весьма своеобразным: оно сочетает в себе присущие национализму черты, а с другой стороны — черты, присущие имперскому сознанию. При этом Российская империя была не морской, а континентальной империей, у нее не было четкого представления о метрополии и колониях, не было четкого представления о русском народе как о народе метрополии. В силу этого образовавшееся самосознание было очень противоречиво и отличалось запоздавшим характером своего становления и развития, в то время как в европейских странах этот процесс уже прошел.
— Можете ли вы назвать несколько распространенных мифов по поводу XVIII века, которые охотно принимает общество, но с реальной исторической действительности не имеющих ничего общего?
— Как и любая другая эпоха русской истории, в массовом сознании она наполнена мифами, часть которых восходит к представлениям, которые сложились еще в ту эпоху, а часть имеет рукотворное происхождение. Можно в качестве примера привести
миф о засилье иностранцев, о бироновщине во времена Анны Иоанновны; можно вспомнить более мелкие сюжеты, такие как сгоревшие платья Елизаветы Петровны, которых насчитывают десятками тысяч, но на самом деле их было гораздо меньше.
Также было множество легендарных вещей, например слова, которые Петр Великий произносит на полтавском поле, обращаясь к солдатам, или после битвы, когда он вроде как поднимает кубок за шведских генералов как учителей. Это легенды, но они вошли в литературу. Или легенда, связанная с основанием Санкт-Петербурга 16 мая 1703 года, хотя известно, что да, в этот день было принято данное решение на военном совете, но Петр Великий в этом совете не участвовал.
— Не могли бы вы посоветовать нашим читателям пару книг, интересных работ, которые помогут им погрузиться в мир XVIII века?
— У нас огромный выбор в этом отношении. Если говорить о книгах для массового читателя, то книги Е.В. Анисимова и И.В. Курукина будут очень полезными. Эти книги выходили в серии «Жизнь замечательных людей», работы об Анне Иоанновне, Елизавете Петровне, Бироне например.