Цивилизация
«Грозный год»
Зима 1870–1871 годов была для Франции непростым временем. Уже несколько месяцев шла франко-прусская война, германские войска одерживали победу за победой. После особенно крупного поражения французов (1 сентября 1870 года в битве под Седаном, когда в плен сдались десятки тысяч солдат и сам император Наполеон III) недовольство населения переросло в народные выступления. В Париже объявили о низложении императора и создании народного правительства. «Республика не низвергла трона, но заняла место, оставленное им пустым» — так описано произошедшее в циркуляре Интернационала.
К тому времени германские войска осадили Париж. Из добровольцев сложилась парижская национальная гвардия: желающие могли вступить в ее ряды, служить под началом выборных офицеров и получать жалованье. Желающих набралось 300 тысяч. Новая власть попыталась облегчить отчаянное положение бедных жителей столицы и по-другому: так, например, им была дана отсрочка по квартирным платежам и векселям.
В конце января столица сдалась, было заключено перемирие. Прошли выборы (в числе депутатов были Виктор Гюго и Джузеппе Гарибальди — оба пробыли там недолго). Новая власть во главе с Адольфом Тьером отменила отсрочку платежей и выплату жалованья относительно обеспеченным гвардейцам, тем самым усугубив положение тысяч людей и нажив себе недоброжелателей.
Это привело к тому, что, когда Тьер приказал во исполнение перемирия разоружить гвардию и увезти ее артиллерию с Монмартра, его солдаты перешли на сторону гвардейцев, и они вместе расстреляли своих командиров: генерала Леконта, приказавшего стрелять по толпе, и бывшего командующего национальной гвардией Клемана Тома.
Этот день, 18 марта, считается началом Парижской коммуны. Власть в столице перешла в руки восставших.
Во власти коммуны
Восставшие объявили Париж коммуной: отныне каждому округу и городской общине предлагалось самостоятельно определять свое политическое и общественное устройство. Свою власть сохранял Центральный комитет Национальной гвардии, а после выборов — Совет коммуны, он был одновременно законодательным и исполнительным органом. Совет объединял людей различных воззрений, его раздирали противоречия, у его членов не было единой программы действий. Принятые, несмотря на это, декреты включали: отсрочку квартирных платежей и платы по векселям, приостановку продажи залогов, установление минимума оплаты труда, отделение церкви от государства. В разных округах Парижа открывались школы, столовые и пункты первой помощи, выделялась помощь одиноким пожилым людям, детям погибших гвардейцев, школьникам из бедных семей и так далее.
Коммунарам удалось наладить мирное течение жизни в столице — насколько это было возможно. «Никогда Париж не пользовался таким безусловным спокойствием, не был так безопасен в материальном отношении... — пишет очевидец событий писатель Артюр Арну.
— Не было ни жандармов, ни судей, и не совершено ни одного проступка... Все сами наблюдали за своею безопасностью и за безопасностью каждого».
В организации и деятельности коммуны активное участие принимали женщины. Во время правления революционеров произошел подъем феминистского движения: звучали требования равенства, образования для девочек, права на развод. Одни из ярчайших фигур движения — Луиза Мишель, прозванная «Красной девой Монмартра», и Анна Жаклар — сестра Софьи Ковалевской и возлюбленная Федора Достоевского.
Начало конца
Национальное правительство, возглавляемое Тьером, обосновалось в Версале и не собиралось уступать власть в столице коммунарам. Обе стороны собирали силы для борьбы за власть. В начале апреля произошли первые столкновения. Коммунары предприняли два наступления, оба были плохо подготовлены и закончились поражением восставших. Противостояние было ожесточенным — сторонники Версаля расстреливали пленных, коммунары обещали за каждого казненного лишать жизни троих. «Угроза, заключавшаяся в этом декрете и назначенная, по мысли его авторов, единственно для устрашения версальцев, была неловкостью, так как, не будучи выполнена — и это было, вообще, к счастию, — она даром придавала Коммуне характер кажущейся жестокости, к которой были совершенно неспособны почти все ее члены», — писал участник событий, революционер Гюстав Лефрансе.
Власти обеих сторон издавали указы один за другим: о расстреле дезертиров, суде и казни для пленных, аресте видных религиозных деятелей, устройстве военных трибуналов.
Эмиль Золя писал об этом: «Они сражаются не пушечными выстрелами, они уничтожают друг друга декретами».
Войска Версаля вплотную придвинулись к Парижу, восставшие создали Комитет общественного спасения. В его полномочия входило выслеживание и аресты врагов коммуны, подозреваемых в измене или шпионаже. В комитете и других органах власти коммуны, в национальной гвардии одни руководители сменяли других и вскоре тоже покидали пост, однако побед над войсками Тьера это не принесло. Недостаток опыта и дисциплины и частые смены командования привели к тому, что гвардия сдавала позиции одну за другой. «Наступил период обморока, безграничного утомления. Соперничества, споры, интриги расслабили всякую энергию. Совет (Коммуны) занимается мелочами, глупостями. Комитет Общественного Спасения учащает романтические прокламации, которые никого не трогают. Центральный Комитет думает только о захвате власти», — описывает увиденное журналист Проспер-Оливье Лиссагаре. В ходе наступления 21 мая армия вступила в Париж.
«Кровавая неделя»
Имеющая численное превосходство и четкое управление, армия национального правительства быстро продвигалась по новым широким проспектам и бульварам Парижа. Утром 22 мая в городе распространялись листовки: «Во имя великой Франции, матери всех народных революций, вечного приюта идей справедливости и солидарности, которые должны стать и станут законом для всего мира, выступите навстречу врагам, и пусть ваша революционная энергия покажет им, что Париж можно предать, но нельзя заставить его сдаться, нельзя покорить его!» Воззвания не изменили ситуации: войска продвигались по городу, занимая все новые районы столицы.
Осложняла оборону города децентрализация управления: каждая община защищала себя как могла.
К полудню 23 мая «без битвы, без осады, даже без отчаянного протеста» солдаты захватили Монмартр — место, где началось восстание. В тот же день начались поджоги зданий, ассоциировавшихся с национальным правительством и деятелями эпохи Наполеона III. Пострадал от рук коммунаров и дворец Тюильри — так сильно, что впоследствии так и не был восстановлен. 24 мая была сожжена и городская ратуша — Отель-де-Виль. А ряды защитников коммуны таяли не только в битвах с солдатами: многие переодевались в штатское и в спешке покидали город.
К вечеру 24 мая армия занимала 3/5 города. Защитники коммуны предпринимали последние отчаянные усилия. Некоторые из лидеров восстания были ранены. Неизбежность поражения стала очевидна. Шарль Делеклюз, последний командующий национальной гвардией, вышел безоружным к баррикадам, взобрался наверх и тут же был застрелен солдатами.
Так как расстрелы пленных солдатами Версаля продолжались, 26 мая коммунары перед ожесточенной толпой расстреляли своих узников — захваченных в бою версальцев и арестованных священнослужителей. 27 мая пали последние оплоты коммуны — парк Бют-Шомон и кладбище Пер-Лашез. После ожесточенных боев защитники были окружены и обезоружены. Последние 147 сражавшихся за Пер-Лашез были расстреляны солдатами утром 28 мая у северо-восточной стены кладбища (сейчас это место известно как Стена коммунаров и служит символом мужества и стойкости).
В тот же день были подавлены последние очаги сопротивления, в плен взято несколько тысяч человек.
Последняя неделя существования коммуны не зря получила название «кровавой»: с обеих сторон люди гибли в бою, на баррикадах, их расстреливали по подозрению и из мести. По мере продвижения армии все активнее действовали карательные отряды. Парки и площади становились местами массовых казней. Очевидец — писатель Эдмон Гонкур — записал в дневнике: «Зажатая между всадниками, движется толпа людей во главе с каким-то чернобородым мужчиной — лоб у него перевязан носовым платком. Я замечаю в этой группе и другого раненого, соседи поддерживают его под руки, — видимо, он не в силах идти. Люди эти необычайно бледны, взгляд их затуманен — он так и стоит у меня перед глазами… Конвой гонит этих людей почти бегом до казармы Лобо, и за ними с непонятной поспешностью, гремя, захлопывается дверь…
— Это дело недолгое, скоро вы услышите первый залп.
— Какой залп?
— Господи, да ведь их же расстреляют!
Почти в ту же минуту грянули выстрелы, многократно усиленные эхом стен и ворот… Наконец все смолкает… В эту же минуту похожий на кучку пьяных из ворот выходит карательный отряд, на штыках у некоторых — кровь».
Многие были казнены без суда, и несколько месяцев продолжались судебные процессы. Среди приговоров: смертная казнь, тюремное заключение, принудительные работы, депортация. В октябре значительная часть приговоров была пересмотрена, наказания отменены либо заменены на более мягкие.
Официальные оценки количества убитых коммунаров менялись от 17 до 20 тысяч. Различные историки дают оценки от 6,5 до 20 тысяч погибших.
Участники, современники и историки по-разному оценивают события весны 1871 года. Одни называют ее участников бандитами, убийцами и негодяями, другие превозносят: «То были люди, которых пламенная ревность, преданность и вера в великое дело, которому они служили, не подлежали никакому сомнению».
О коммуне нередко говорят, что она была последней революцией XIX века и первой революцией века XX.
«Парижская Коммуна 1871 г. была первою организацией общества, во главе которой стояли … работники физического труда, и при всех ошибках, при всех несовершенствах управления Коммуны, они доказали, что рабочий класс может выставить для распоряжения общественными делами лиц, которые нисколько не хуже распорядятся ими, чем работники интеллигенции», — писал Петр Лавров.
Парижская коммуна, бесспорно, оставила яркий след в истории. О ней писали Виктор Гюго (сборник стихотворений «Грозный год»), Эмиль Золя (роман «Разгром»), Умберто Эко («Пражское кладбище»). Ей посвятили пьесы Нурдаль Григ и Артюр Адамов, о ней снимали фильмы и даже поставили оперу.