Цивилизация
Детали событий Смутного времени до сих пор вызывают множество споров у историков. Этот период с его битвами за престол, стихийными бедствиями, неурожаями, голодом, восстаниями ознаменован еще одним громким событием — прервалась династия великих Рюриковичей. Федор Иоаннович, царь всея Руси и Великий князь московский, третий сын Ивана Грозного и царицы Анастасии Романовны, был последним из династии Рюриковичей. Еще при жизни, по утверждениям историков, он был слаб здоровьем, и в управлении государством ему оказывали помощь приближенные, среди которых был и его шурин, Борис Федорович Годунов. «Федор царствовал, Борис управлял» — так говорили и на Руси, и за границей, настолько была известна значимость его шурина, именно с ним требовали аудиенции заграничные дипломаты.
И оттого не так удивительно, почему, за неимением должного наследника, именно Бориса Годунова по решению Земского собора 1 сентября 1598 года венчали на царство. Дальнейшее правление царя ознаменовано успешным началом, но тем не менее пришлось на тяжелое время.
Восстанавливались связи с Европой (приезжали даже иностранные купцы, врачи, промышленники), планировалось строительство школ, а для борьбы с неурожаями и голодом проводились крестьянские реформы.
Первый царь не из Рюриковичей сознавал неустойчивость своего положения и старался держать бояр в узде, особенно таких видных, как князь Василий Шуйский и князь Мстиславский, которым он даже запретил жениться, опасаясь их вероятного восхождения на престол. Писатель и историк Николай Карамзин утверждал, что «Годунов мог бы заслужить славу одного из лучших правителей мира, если бы он родился на троне, так как лишь законные самодержцы были носителями государственного порядка».
Тем не менее смерть при загадочных обстоятельствах царевича Дмитрия Ивановича, младшего сына Ивана Грозного от его незаконной жены Марии Федоровны Нагой, последнего отпрыска 300-летней династии Ивана Калиты, которая произошла 15 мая 1591 года в Угличе, и массовый голод 1601–1603 годов, а вместе с ним многочисленные разбои и борьба с восстаниями только усугубили положение Бориса Годунова, тем самым побудив его возложить ответственность на Боярскую думу: боярам был дан наказ принять любые военные и полицейские меры по борьбе с бесчинством, воровством, грабежами. Во избежание повстанческих движений пришлось пойти на уступки холопам в ущерб интересам дворян. Таким образом, неприязнь к царю среди многочисленных знатных семей только возрастала, появились разговоры о том, что царевич Дмитрий жив. Эти слухи поутихли на некоторое время правления царя, однако вскоре после его болезни вновь пошла молва о том, что царевич жив. Появление таинственного самозванца только ухудшило положение государя.
Кто скрывался под личиной Лжедмитрия, до сих пор доподлинно неизвестно. Из боярских кругов Борису Годунову объявили, что самозванец не кто иной, как Григорий Отрепьев, беглый чернец Чудова монастыря. Приближенный князь Василий Шуйский, а также остальная боярская знать провели собственное расследование, пытаясь найти сходство самозванца с мелким галицким дворянином, опросив его семью и разных свидетелей. Постригшись в монахи, молодой Григорий Отрепьев благодаря своей грамотности и учтивости снискал расположение у патриарха Иова и стал говорить о том, что скоро станет царем и завоюет Москву.
Когда весть дошла до Бориса Годунова, царь велел сослать Гришку Отрепьева, но тот успел бежать за границу, самовольно расстригшись, и в 1603 году оказался на службе в поместье в Брагине у представителей литовско-русской знати Константина и его брата Адама Вишневецких.
Именно там Григорий Отрепьев впервые, по словам историков, объявил о себе как о чудом спасшемся царевиче Дмитрии. Адам был готов поверить в эту версию, также дошедшую весть об этом приняли и московские бояре. Необходимо отметить, что желание московских бояр и остальной знати принять Лжедмитрия обусловлено не только тяжелой ситуацией в государстве, но и нежеланием принимать Бориса Годунова как царя, что послужило причиной роста боярских интриг, благоприятствующих принятию Лжедмитрия как будущего царя Руси.
Так, Вишневецкие представили Григория Отрепьева сначала семье Мнишек, а те в свою очередь представили его двору польского и — с 1592 года — шведского короля и великого князя литовского Сигизмунда III. Это явилось причиной того, что преследующая свои интересы польская знать стала еще активнее поддерживать принявшего в Кракове католичество Лжедмитрия. Как утверждал историк Василий Ключевский, повествуя о тех событиях, Лжедмитрий «был только испечен в польской печке, а заквашен в Москве». Влюбившись в дочь Юрия Мнишека Марину и заручившись поддержкой польской и украинской аристократии, Лжедмитрий обещает Сигизмунду и иезуитскому духовенству обратить Русь в католичество, полякам отдать Смоленск и Северскую землю, а Марине Мнишек, как жене будущего царя, — Псков и Новгород.
Осенью 1604 года армия примерно из 4 тыс. человек, состоящая из солдат, предоставленных Юрием Мнишеком, украинских казаков и небольшого отряда донских казаков, переходит русскую границу с целью отбить земли у незаконного царя, «узурпатора» Годунова. Следует отметить, что к тому времени смута, недовольство политикой правящего царя и вера в чудесное возвращение царевича Дмитрия и его возврат страны к благополучию во многом помогли Лжедмитрию: многие города добровольно сдавались подошедшему войску, а по мере успехов Лжедмитрия московское боярство все больше ожидало успешной смены правителя. Так, бояре внушили москвичам, что новый претендент и есть истинный сын Ивана IV Грозного, многие верили, что он улучшит положение народа в стране. К концу завоевательной экспедиции Лжедмитрий, скрывая от всех свою истинную веру и намерения, обещал народу вернуть благополучие и 20 июня 1605 года торжественно въехал в Москву. К этому времени надежды бояр использовать царя как собственный инструмент в управлении властью постепенно исчезали, и князь Василий Шуйский, еще недавно способствующий росту популярности Лжедмитрия в государстве, начал утверждать, что Лжедмитрий вовсе не сын Ивана Грозного, но ему уже никто не верил, а Лжедмитрий, венчавшийся на царство 30 июля 1605 года новоназначенным патриархом Игнатием, велел за клевету выслать князя из столицы.
Новый царь вернул из ссылки настоящую мать Дмитрия, инокиню Марфу, которая публично признала царя сыном, членов боярских семей, некогда гонимых Борисом Годуновым, а в их числе вернулся и получил сан митрополита Ростовского Федор Никитич (Филарет) Романов, отец первого царя династии Романовых, Михаила Федоровича.
Во время своего правления Лжедмитрий I не торопился исполнять обещания, данные польскому правительству, — вероятно оттого, что во время завоевания более значительная помощь поступала со стороны русского народа и московских бояр, а не поляков, бросивших его во время взятия Новгород-Северского. Тем не менее окружение нового русского царя пополнялось поляками, немцами, приезжали послы, воеводы, представители различных других иностранных знатных вельмож. Но Лжедмитрий и не отказывался от обещаний Сигизмунду: так, разоряя казну ради армии с целью подготовить союз с Польшей против турок и Крыма, он планировал нанести удар по Азову (организация запрещена в России). Лжедмитрий понимал всю необходимость в сохранении дружественных отношений и с представителями римской церкви, ведя переписку с папой Павлом V, так как те в свою очередь ожидали введения католичества в русскую землю, а потому свадьба с Мариной Мнишек расценивалась ими весьма положительно.
Тем временем внутри страны все возрастало недовольство как поведением царя, так и поведением его многочисленного окружения, сплошь состоявшего к тому времени из иностранцев. Современники и историки утверждают, что неуважение правителя к культуре и традициям народа породили множество слухов. Историк Николай Карамзин пишет: «Лжедмитрий действовал как и прежде: ветрено и безрассудно; то желал снискать любовь россиян, то умышленно оскорблял их… Ненависть к иноземцам, падая и на пристрастного к ним Царя, ежедневно усиливалась в народе от их дерзости: например, с дозволения Лжедимитрия имея свободный вход в наши церкви, они бесчинно гремели там оружием, как бы готовясь к битве; опирались, ложились на гробы Святых». Не прекращались и злые слухи о самозванце, о том, что готовится покушение на царя. Получая доносы о злословиях с различных сторон, Лжедмитрий приказывал искать и судить изменников. А между тем семья Мнишек готовилась к вступлению в Москву и свадьбе дочери Марины и Лжедмитрия.
Вступление многочисленной польской свиты Мнишеков в Москву сопровождалось пышными торжествами, праздниками, щедрыми подарками от царя, пьяными разгулами. Не менее торжественно была проведена свадьба Лжедмитрия с Мариной Мнишек в Москве в начале мая 1606 года, притом жена царя принимать православие не желала, что ухудшало отношение народа к Лжедмитрию и его правлению. Однако брачные пиры продолжались, и несмотря на некоторые разногласия московских бояр с послами, торжественные выстрелы пушек и многочисленные поздравления, сопровождаемые музыкой, продолжались, а всеобщее недовольство текущим положением дел продолжало расти. Василий Шуйский, возвращенный из ссылки и приближенный к царю, обратил внимание на поведение царя, противоречащее местным порядкам во время празднества, в частности, царь употреблял в пищу телятину, считающуюся на родине «поганой едой», польские блюда, руки перед едой не мыл и так далее.
Свадьба царя и иноверки, последующие разгулы поляков, их оскорбления местных жителей, стрельба по людям и домам, насилие женщин, как указывают историки, и привели к подготовке заговора против царя.
Бояре во главе с Василием Шуйским, к которым примкнули князья Василий Голицын и Иван Куракин, а также некоторые купцы, сотники и пятидесятники готовились свергнуть царя. При этом до царя не раз доходили слухи о заговоре, приближенный царя воевода Петр Басманов говорил об этом, но царь и слушать не желал, грозясь казнить доносчиков, и к тому времени на фоне многочисленных пиров отошел от дел, не посчитав нужным усилить стражу. Накануне восстания боярам удалось занять большую часть московских ворот и отогнать немецких алебардщиков от Кремля. 17 мая 1606 года по всей Москве разнесся гул набата. Главы восстания Василий Шуйский, князья Голицын и Татищев выехали на Красную площадь, за ними устремились и жители, вооруженные копьями, мечами, самопалами, озлобленные на поляков и на царя, желавшие свергнуть предполагаемого бродягу и плута, вошли через Спасские ворота. «Князь Василий Шуйский, держа в одной руке меч, в другой — Распятие, въехал в Кремль, сошел с коня, в храме Успения приложился к святой иконе Владимирской и, воскликнув к тысячам: «во имя Божие идите на злого еретика!», — пишет Николай Карамзин о тех событиях. Царь, проснувшись от народного гула и шума, узнав от Басманова, в чем дело, пытался бежать и спрятаться у стрельцов, охранявших дворец, но подошедшее войско с боярами потребовали выдать самозванца. Вызвали Марфу, мать царя, требуя сказать, ее ли это родной сын.
До нас дошло несколько возможных версий ее речи о Лжедмитрии боярам, но в каждой из них содержится ответ: «Не мой».
За убийством царя и его приближенного Петра Басманова последовала жестокая расправа над убитыми. Труп самозванца был брошен рядом с телом Петра Басманова, было совершено посмертное поругание над царем. Иноземцы, иностранные приближенные царя и те, кто носил польские одежды, были изгнаны. В своих воспоминаниях иностранные послы и другие представители знати не скрывали знания о том, что царь не настоящий. Многие из них, как и русские приближенные царя Лжедмитрия, видели явные различия с истинным Дмитрием. Был ли это на самом деле Григорий Отрепьев? Многие иностранные представители не хотели верить, что под личиной грамотного самозванца, хорошо знающего русский язык, скрывается расстриженный лицедей, у которого хватило отваги на подобную авантюру. Однако после убийства царя пошла новая молва о том, что видели Лжедмитрия — кто живого, кто мертвого, что и дало почву для развития дальнейших событий.