Цивилизация
20 ноября будет объявлен лауреат премии «Просветитель» за 2014 год. Напомним, в шорт-лист премии попадают по четыре книги. В гуманитарном «коротком списке» в этом году оказался еще более заметным крен в сторону повседневности – одна из работ так и называется «повседневная жизнь блокадного города Ленинграда». О фокусе на повседневности говорит в предисловии к «Викингам» Аделаида Сванидзе, дендизму и его повседневным практикам посвящено исследование Ольги Вайнштейн. Пожалуй, только Павел Полян и его комментированное издание документов еврейских «зондеркоммандо», найденных в пепле близ освенцимских печей, уходит от этого тренда.
Стоит заметить и то, что авторы, попавшие в шорт-лист 2014 года, оформляют свои книги в первую очередь как научные. Все они содержат подробный справочный аппарат, списки литературы, подробные описания источников. Говорить о возросшей «актуальности» представленных сюжетов не приходится – во-первых, финалисты премии – это лишь четыре книги, а во-вторых, интерес к трагедиям Великой Отечественной войны будет сохраняться всегда.
Отдел науки «Газеты.Ru» кратко представляет всех участников шорт-листа премии в 2014 году.
Сергей Яров. «Повседневная жизнь блокадного города Ленинграда»
В 2014 году тема Блокады Ленинграда, увы, оказалась даже слишком актуальной – помимо празднования 70-летия снятия кольца привлек к себе внимание опрос телеканала «Дождь» (организация включена Минюстом в список иноагентов), повлекший за собой целую бурю. Но блокада остается темой, вызывающей устойчивый интерес у специалистов.
Известный петербургский историк Сергей Яров, ранее писавший о «блокадной этике», теперь выпустил популярную книгу о ежедневной жизни в блокадном Ленинграде. Сама по себе тема повседневности в осажденном городе должна вызвать большой интерес – в том числе и как пример человеческого подвига.
Своеобразным прологом к повествованию служит описание военных действий лета-осени 1941 года, организации обороны города.
Затем автор переходит к описанию элементов повседневности.
Подробно изучаются им ленинградские улицы, которые, по замечанию автора, «никогда не были пустыми», вопреки визуальным образам «мертвого города», трамваи, дома, в которых нужно было сохранить тепло, чтобы сохранить жизнь, магазины, столовые, в которых тысячи ленинградцев смогли получить дополнительное питание, рынки, на которых происходили обмены – вещей на продукты, папиросы и другие товары.
Во второй части отдельным элементом городской повседневности периода блокады выделен голод. Эти страницы в книге пронзительны. Описания голода физиологического меркнут по сравнению с ужасом голода психологического. Повествование Ярова в данном случае строго документально, и это еще больше ужасает читателя. Не обойдены авторским вниманием и бомбежки, жизнь в убежищах.
Третья часть, можно сказать, обобщающая. В ней говорится о людях, их внешнем виде, одежде, «встрече со своим телом в бане после долгой зимы». Описывается эвакуация, и снова рассказ Ярова возвращается к голоду – на сей раз через призму карточек и еды.
Но последние главки этой части посвящены досугу и «спасению» — тем возможностям выжить, которые были у ленинградцев (стационары, больницы). Заключение описывает военную операцию по полному освобождению города от блокады.
Эта книга – не парадное описание борющегося, но несломленного города. В ней мало подвигов, нет «блокадного» футбольного матча, а работе театров и филармонии посвящена лишь главка.
Очень уместна здесь цитата: «Требовать иных картин — значит не уважать тех, чьими жизнями был спасен Ленинград».
Хотя сам автор регулярно ставит моральные вопросы, он в то же время постоянно дает понять, что ответов на них почти всегда несколько.
Павел Полян. Свитки из пепла. Еврейская «зондеркоммандо» в Аушвице-Биркенау и ее летописцы
Феномен Освенцима как «главного концлагеря» и нарицательного обозначения лагеря смерти привлекает и будет привлекать людей. Павел Полян сделал предметом своей работы судьбу зондеркоммандос – людей, работавших непосредственно на местах уничтожения заключенных. После освобождения Освеницма с 1945 по 1980 год было обнаружено восемь схронов рукописей, найденных в золе и пепле у печей крематория в лагере.
Книга состоит из двух частей – первую, меньшую, составили очерки об Освенциме, вторую – собственно переводы этих текстов с идиш. Первый очерк рассказывает о том, как лагерь в Освенциме стал местом массового уничтожения людей. На основании устной истории и документов Полян бесстрастно описывает первые опыты по газации – уничтожению в камерах людей и перевод этих опытов в «промышленный масштаб». Количество нулей сразу поражает – даже «опыты» ставились на сотнях людей — в первую очередь на советских военнопленных.
Часть очерка Поляна, посвященная «цене Освенцима», выглядит очень специальной, но для обычного читателя она демонстрирует разброс числа жертв – от 0,5 до 5 млн человек.
Эти рассуждения в том числе опровергают тезис о маниакальной страсти нацистов к порядку – автор описывает большие проблемы с документацией и учетом попавших в лагерь людей.
Один из очерков посвящен тому, как люди узнавали об Освенциме. Полян утверждает, что уже в 1942 году появились известия о массовом истреблении людей там: источниками этого послужили бежавшие из лагеря, передаточными звеньями – польские подпольщики.
В добросовестных и наполненных фактами очерках Поляна видна виктимизация еврейских узников Освенцима. Конечно, это легко объяснить: именно рукописи евреев, работавших у печей, стали основой публикации. Но постоянное повторение и подчеркивание идеи о том, что, мол, никто не хотел спасать евреев, у стороннего читателя может вызвать отторжение. Столь же неуместными на фоне документальных строк, содержащих в себе показания свидетелей, выглядят восклицательные знаки в повествовании, коими обильно сдобрен текст. Но их становится все меньше в очерках, которые бесстрастно рассказывают о технологии умерщвления людей, о том, как именно происходила процедура в газовых камерах и рвах, окружавших лагерь.
Подробно описана история сопротивления одной из зондеркоммандо. После неудачной попытки побега всю бригаду отправили в Майданек, где она и была уничтожена. В Освенциме восстание зондеркоммандос произошло в октябре 1944 года – после того, как их стали уничтожать эсэсовцы.
Пытается Полян и реконструировать психологический портрет зондеркоммандо – описывая его этические и моральные дилеммы. Им приводятся случаи самоубийств и покушений на самоубийство среди потенциальных коммандос, их более поздние рефлексии. Подробнейшим образом Полян описывает подготовку и ход выступления 7 октября 1944 года.
Но главным – и наиболее спорным очерком – стал спор об отношении к зондеркоммандос.
Для радикалов они были такими же преступниками и палачами, как и солдаты СС.
Автор, однако, в некоторой степени защищает их, убедительно, как кажется, показывая сложность сделанного ими морального выбора.
Сами опубликованные Поляном тексты снабжены кратким комментарием об истории находок и об их авторах.
Аделаида Сванидзе. «Викинги. Люди саги: жизнь и нравы»
Высокие белокурые мореходы и храбрые воины — викинги — остаются героями популярной культуры. Скандинавская мифология привлекает многих писателей, создающих произведения в жанре фэнтези, а слово «сага», обозначавшее изначально историко-литературное сказание у народов Скандинавии, вышло за пределы литературы и стало обозначать любое длинное развернутое повествование.
Аделаида Сванидзе обстоятельно подходит к описанию «жизни и нравов» викингов – одно лишь оглавление занимает пять страниц.
У книги несколько приложений: это и список новейшей научной литературы, и подробное описание использованных автором саг с их датировками, справочный аппарат.
Читатель подробно вводится в контекст – в книге описаны климат и природные условия в Скандинавии, внешние контакты скандинавов, историю их расселения по Северной Европе. Затем подробнейшим образом описываются саги – в первую очередь с точки зрения того, что мы можем узнать из них.
В дальнейшем Сванидзе переходит к описанию различных аспектов повседневной жизни викингов. Отдельная глава посвящена дому. Энциклопедичное описание не обходит стороной ничего: рассказывая о доме северянина, автор отдельное внимание уделяет отхожим местам — так, читатель узнает, что в богатых усадьбах их строили отдельно и иногда – из расчета на гостей. Многое можно узнать и о семейной ситуации у викингов, о том, как происходило «введение в род», каким был статус незаконнорожденных сыновей. Отдельная глава посвящена межполовым отношениям и истории детства, хотя автор и уточняет, что детство как категория викингам была неведома – они относились к своим потомкам как к «маленьким взрослым».
Любителям скандинавской мифологии тоже есть где разгуляться: глава 4 полностью посвящена религиозным верованиям викингов. В ней поклонники Толкиена, к примеру, с удовольствием вспомнят о Древе Жизни Игдрасиль, связывающем мир людей с высшим и низшим мирами. Поклонники политической истории могут ознакомиться с положением королевской власти, или тинга, – народного собрания у викингов, интересующиеся историей культуры – обратиться к главе 6, рассказывающей о скальдах и викингской поэзии.
Читать эту книгу «подряд» непросто: она изобилует фактами, терминами, датами и именами. Созданная Сванидзе «энциклопедия викингской жизни», конечно, ближе к научному, чем к научно-популярному труду. Но определенная уступка легкому жанру в книге есть: после каждой главки есть краткие подытоживающие «некоторые соображения». Но еще больше приближает очень академичную работу Сванидзе к массовому читателю фокус на повседневности жизни северян, на их картине мира, на их отношении к жизни и смерти, любви, семье и многим другим вещам.
Ольга Вайнштейн. «Денди: люди, мода, стиль жизни»
Образ английского джентльмена, застегнутого на все пуговицы, при галстуке и с курительной трубкой, при этом еще и немного чудака, устоялся в русской культуре – достаточно вспомнить героев детских стихов Самуила Маршака или Шерлока Холмса, воплощенного на экране Василием Ливановым.
Истоком подобных представлений были денди, ставшие предметом книги Ольги Вайнштейн. Она рассматривает этот феномен широко: ее интересуют не только костюмы, но и сама философия дендизма.
Как и всякий добросовестный автор, Вайнштейн погружается в контекст эпохи.
Упомянутая ею «скользящая эрудиция» как один из признаков настоящего денди находит свое отражение, например, в беглом употреблении ею самой итальянского термина la Sprezzatura для обозначения свободы и легкости движений в сложном костюме.
Сохраняя «популярный» стиль изложения, книга снабжена серьезным справочным аппаратом: помимо библиографии к ней прилагается подборка материалов «Что почитать в Интернете», а также именной указатель на 14 страниц.
Дендизм Вайнштейн ставит в широкий контекст моды, приводя множественные примеры из современности – от известной только в узких кругах ливанской миллионерши Аюб до суперзвезд моды Клаудии Шиффер и Синди Кроуфорд. Кроме «теоретического введения» автор предлагает читателю своеобразное дефиле модников-«протоденди»: от героя древнегреческой истории Алкивиада до безымянных парижан эпохи Великой французской революции. Конечно же, такой текст не мог обойтись без Джорджа Браммела , которому посвящена отдельная главка и которого Вайнштейн аттестует как «самого известного денди всех времен и народов».
Очень естественным кажется встраивание героев ее повествования в контекст романтизма, параллели между романтическим героем начала XIX века и лондонским денди. Она вообще рассматривает этот феномен широко: ее интересуют не только костюмы, но и сама философия дендизма. Хотя в книге есть небольшой подраздел, посвященный целиком технике завязывания шейного платка, которой вышеупомянутый Браммел владел в совершенстве, большая часть повествования – о поведении денди, о клубах и «оптических играх», о розыгрышах и эпатажах.
Встраиваются денди и в социальный контекст – в эпоху «сразу после промышленной революции» английское высшее общество начинает впитывать в себя неаристократов.
Денди выступают в роли стражников эстетики высшего света, колкими сарказмами обучая новичков правилам поведения.
Книга пронизана отсылками к современной культуре – помимо частенько появляющихся на страницах известных поэтов — отдавших дендизму дань Оскара Уайлда и Джорджа Байрона, упоминается и «пародийный денди», герой Вудхауса Бертрам Вустер, который в какой-то степени оказывается «денди наоборот» — функции хранителя вкуса приходится выполнять его дворецкому Дживзу.
Денди рассматриваются с самых разных сторон: и в контексте гендерных игр (здесь заслуживают внимание андрогинность и отношение денди к любви и браку), и как часть литературной игры.
Своеобразным заключением книги становится поиск современного денди: Вайнштейн, анализируя метросексуалов как возможных продолжателей дела Браммела и компании, все же отказывает им вправе быть денди. По ее мнению, излишний конформизм метросексуалов не позволяет им быть создателями моды – лишь ее последователями.