Подписывайтесь на Газету.Ru в Telegram Публикуем там только самое важное и интересное!
Новые комментарии +

«Люди получают Нобелевские премии, а мы только разрабатываем стратегию»

Замминистра образования и науки рассказала, как санкции сказались на международном научном сотрудничестве

Об интернациональных научных проектах, участии России в них и влиянии санкций на сотрудничество ученых разных стран «Газете.Ru» рассказала заместитель министра образования и науки Людмила Огородова.

— Недавно Европейский центр ядерных исследований (CERN), где, в частности, находится Большой адронный коллайдер, отпраздновал свое 50-летие. Россия ведь не так давно подавала заявку на то, чтобы стать ассоциированным членом этой организации, что было одобрено CERN. Какова же судьба этой заявки?

— Проект соглашения был разработан в 2013 году. Но, поскольку некоторые положения этого документа противоречат законодательству Российской Федерации, в настоящее время идет согласование между различными ведомствами. Но в целом соглашение уже запущено для ратификации.

— Когда мы с вами общались в марте, то среди прочего затронули вопрос развития астрономии в Российской Федерации, и в частности вступления России в Европейскую южную обсерваторию.

— Это другая тема и другая область науки. В ответ на протокол совещания, в котором мы, опираясь на программу РАН о развитии астрономии, поручили создать рабочую группу по выработке приоритетов развития астрономии в России и их согласованию с другими российскими научными организациями, астрономы нам доложили, что в такие короткие сроки, в течение двух месяцев, они не могут этого сделать. Они заявили, что им потребуется год и нужны денежные средства, чтобы разработать приоритеты.

Однако мне совершенно неясно, как они все это время работают в отсутствие приоритетов.

Кроме того, рабочая группа доложила, что, поскольку нет стратегии, они не могут синхронизировать участие России в зарубежных проектах. А это ведь самое главное: мы бы хотели, чтобы и наши центры стали периферической частью международных исследований. У нас еще с советского времени идут стройки астрономических объектов в Узбекистане и в Таджикистане, и теперь совсем непонятно, что с ними делать. Мы, кстати, этот вопрос обсуждали даже на Совете по науке. Руководителя совета Алексея Ремовича Хохлова мы поставили в известность, что в России сложилась такая ситуация и что мы ждем приоритетов развития астрономической науки.

Получается так: в то время как люди получают Нобелевские премии за астрономию, мы только разрабатываем стратегию.

— А вот конкретно сейчас астрономическое сообщество занимается тем, чтобы составлять эту программу? Перед ним стоит такая задача?

— Рабочая группа для разработки приоритетов у них создана.

— Это та самая, которая была создана еще на совещании в марте?

— Да, рабочая группа доложила о невозможности создания такого документа за два месяца, надеюсь, что они планируют выполнить протокольное решение Минобрнауки. Мы обратились за помощью в Совет по науке при министерстве. На заседании совета в протоколе зафиксировали, что документ астрономами не представлен. На мой взгляд, в этом случае, когда дело касается фундаментальной науки, Совет по науке должен понимать ситуацию и контролировать ее.

Сейчас нет задачи вступить в какой-либо международный проект, а есть задача понять, зачем нам это нужно, какие у нас будут результаты, кто и что конкретно будет делать.

Вот, например, ситуация с международными научными мегапроектами в другой области науки — в физике высоких энергий, — в которых участвует Россия, совсем иная. Таблица недавнего отчета по ним содержит исчерпывающий объем сведений: в каких зарубежных центрах мы работаем, каков объем финансового участия России, какие рабочие места созданы для разработки оборудования в России по этим комплексам, где и в каком проекте сколько ученых из России участвует в научных исследованиях на этом оборудовании, какие объемы академических обменов и подготовки молодежи. А также сколько коллективов работает в ЦЕРНе, сколько в ДЕЗИ, сколько в КЕК в Японии, сколько в Гран-Сассо в Италии — все предельно конкретно. Конечно, мы всё мониторим и контролируем, потому что для нас важно эффективное использование бюджетных средств. Есть еще Европейский рентгеновский лазер на свободных электронах — мы являемся участниками этого проекта.

— Там у России вообще доля больше 25%.

— Совершенно верно. Это самая наша большая доля на сегодняшний день. И вот здесь уже фактически выплаченные деньги. Получается в целом за несколько лет около 10 миллиардов рублей. Дальше FAIR — исследование антипротонов и ионов, европейский проект.

Здесь тоже наше участие довольно большое, и выплаты начались уже с 2010 года. Мы тоже члены этого крупного проекта.

Мы заключили договор с Курчатовским центром, который является координирующей площадкой для участия российских организаций. Или международный проект по созданию термоядерного реактора — ИТЭР. Россия в нем — принципиальный участник, потому что без нашего оборудования этот проект невозможно было бы создать. Наша доля составляет около 10%, и мы начали ее вносить с 2009 года. Членство нам обходится от 1 до 2,5–3 миллиардов рублей в каждом из этих проектов. Поэтому нельзя, как просят астрономы, внести взнос России в Южную астрономическую обсерваторию, не обсуждая с учеными наши задачи, приоритеты, без понимания, как можно обернуть этот взнос в интересах России, — то есть прежде чем достигнем общего видения научного сообщества по этим вопросам.

— А не сказалась ли современная политическая обстановка на международном сотрудничестве в сфере науки?

— Санкции ввели только США, ограничив академический обмен. Дело в том, что сотрудничество в научных мегапроектах подразумевает такой обмен. На этот процесс Минобрнауки выделяет в год около 280 миллионов рублей. Мы стараемся, чтобы молодежь ездила в зарубежные центры.

Вообще складывается очень интересная картина. Вот я, например, была в Балтийском федеральном университете (БФУ) имени Канта. Университет реализовал по постановлению правительства 218 опытных производств (если не ошибаюсь, синхротрона), с этой площадки во время моего визита мы провели телеконференцию с ESRF — Европейским центром синхротронного излучения в Гренобле. Там работает наш соотечественник, профессор Анатолий Снегирев, который сегодня является участником «программы мегагрантов» с БФУ. Таким образом, молодые сотрудники двух научных центров провели семинар. Проект получил развитие: сегодня БФУ создает технологии производства бериллиевых линз для таких мегацентров. Так что молодежь довольно быстро развивает сотрудничество, реализуя конкурентное преимущество России.

И если по созданию ускорителей наши преимущества давно известны, то производство бериллиевых линз — это пример современных достижений отечественной науки, Россия создает второе в мире производство, и делает это наша молодежь.

По-моему, эффективность госвложений налицо: за пять лет два опытных производства в интересах научных мегапроектов.

В сентябре, во время очередного посещения БФУ, я увидела завершение строительных работ в новом корпусе БФУ — научно-технологическом комплексе, где уже расположился инжиниринговый центр. И они туда как раз и опытное производство занесли, и с синхротроном там работают, здесь же будет и центр роботизации. Губернатор предоставил университету территорию и старое здание фабрики, на базе которой проведена реконструкция и создан научно-технологический центр. Вокруг этого центра также планируется создать бизнес-инкубатор. Вот так развивается инфраструктура, которая, собственно, и является стимулом для развития науки и технологии и вообще способствует процессу закрепления молодых выпускников БФУ в регионах и привлекает других.

— Это на окраине Калининграда?

— Нет, это близко к центру. Внутри все уже готово, все технические условия есть, все красиво. Но мне также кажется очень важным отметить, что Россия приглашает международных участников в проекты megascience.

— Напомните…

— У нас вообще шесть российских проектов в области физики высоких материй. Но, конечно, наиболее успешными сегодня являются «Пик», который запускается в Гатчине, и «Ника», которая строится в Дубне.

«Пик» подписал соглашение о получении оборудования из немецкой Ассоциации имени Гельмгольца в размере 1,2 миллиарда рублей. Это первый взнос, который состоялся, подтвердив международный статус научного мегапроекта.

А что касается Дубны, то там крупный консорциум: несколько десятков международных организаций из 24 стран, включая Германию.

Присоединение к таким крупным проектам, которые реализуются в России, мне кажется, является свидетельством того, что мы не утеряли позиций конкурентоспособности. Мы интересны с точки зрения инженерных и инвестиционных проектов и создаем задел на преимущество России с точки зрения науки.

Новости и материалы
Глава Орловской области сообщил о ликвидации пожара на нефтебазе после атаки дрона
Стало известно, что сказал Фьюри после поражения от Усика
Украина за три года получила от Запада финансирование, равное 87% ее расходов
Эксперт раскрыл цель визита главы ЦРУ на Украину
Двое детей отравились угарным газом в Нижегородской области
Пассажира и пилотов найденного на Камчатке самолета доставили в больницу
В Германии арестовали подозреваемого в наезде на посетителей ярмарки
В IIHF отреагировали на слухи о требовании вернуть Россию на МЧМ
На Западе рассказали о «знакомой» головоломке для ЕС и США из-за Сирии
Российские разведчики взяли пленных на Северском участке фронта
Студент подмосковного колледжа проглотил флешку на занятиях
В Минобороны сообщили о десятках беспилотников, сбитых над Россией ночью
Песков рассказал о планах Путина на новогодние праздники
Зеленского предупредили, что у него осталось «мало вариантов и надежных союзников»
Юрист напомнила россиянам, где нельзя запускать фейерверки
По делу Тимура Иванова арестованы несколько ретроавтомобилей и два ретромотоцикла
«Ему сделали подарок»: Фьюри о поражении от Усика
По факту крушения Ан-2 на Камчатке возбудили уголовное дело
Все новости