Цивилизация
Джуди Браун являлась одной из участниц проекта «Войны памяти: культурная динамика в Польше, России и на Украине», о результатах которого «Газете.Ru» недавно рассказал его руководитель Александр Эткинд. Браун получила степень PhD, защитив диссертацию по теме «Культурная память Крыма: история, память и место в Севастополе», которую планирует выпустить в форме монографии.
— Какие методы вы использовали в ходе своих исследований по Крыму? Откуда у вас появился интерес именно к этому вопросу?
— Я получила степень бакалавра в области истории культуры, специализируясь на России. Впоследствии я получила степень магистра в области межэтнических отношений. Основываясь на этом двойственном академическом опыте, я и решила исследовать замечательный крымский вопрос.
Свою докторскую степень я получила за диссертацию, озаглавленную «Культурная память Крыма: история, память и место в Севастополе».
Что касается методов, то я обратилась ко множеству источников культурного характера, касающихся Крыма, — литературных, исторических, автобиографических и так далее. В конечном счете я решила провести полевое исследование, которое, по-моему, является самым лучшим подходом для того, чтобы выявить взгляды живущих там людей на прошлое и их связь с настоящим.
Я трижды посетила Крым и провела там более четырех месяцев в 2011 и 2012 годах.
Я повстречалась со многими жителями полуострова: беседовала с ними, интервьюировала их, посещала экскурсии, наблюдала за торжественными мероприятиями и даже принимала в них участие. Проведя это время в Крыму, я поняла, насколько на самом деле сложны межэтнические отношения и вопрос культурной памяти полуострова.
Наверное, существует также и личная причина, по которой я выбрала Крым в качестве темы своих научных изысканий: я родом из Северной Ирландии, а у нас там тоже довольно непростые отношения в обществе.
— Вспоминают ли Крымскую войну XIX века в Великобритании? Влияет ли этот фактор на восприятие текущих событий в Крыму?
— Для большинства людей в Великобритании слово «Крым» ассоциируется с Крымской войной 1853–1856 годов, атакой легкой бригады и Флоренс Найтингейл.
Память о Крымской войне увековечена, например, в названиях улиц — Севастопольская Дорога, улица Инкермана, улица Альмы, — но это не столь распространенное явление.
Многие люди попросту не знакомы с историей Крымской войны, а те, кто о ней знает, практически не видят параллелей между теми событиями и современностью.
Таким образом, понятие новой Крымской войны не особо распространено, люди склонны видеть новую «холодную войну», но и в данном случае сравнение не очень точное.
— Что делает крымский вопрос особенно уникальным? Связано ли это с тем, что некоторые местные жители чувствуют себя иностранцами, живущими на вроде бы родине?
— Более чем двадцать лет вопрос о том, почему Крым не стал очередной горячей точкой, оставался загадкой для исследователей.
Казалось, что там имеются все составляющие конфликта, в том числе определенные процессы миграционного характера и изменения в этнической структуре населения. Но до недавнего времени никаких крупных конфликтов не было. Почему так?
Крымчане часто утверждают, что полуостров представляет собой особую территорию, и в этом они правы.
Хотя СМИ часто говорят о разобщенности Крыма, а зачастую и Украины, по-моему, существует уникальная с культурной точки зрения крымская идентичность, именно благодаря которой местные жители могут выступать как сплоченная сила и поддерживать мир. Это и есть свидетельство единства.
— С культурной точки зрения Крым более украинский или русский? Стали ли культурной и исторической травмой для жителей полуострова распад СССР и последовавшие за этим события?
— Я бы переформулировала вопрос и спросила, какие культурные механизмы работают для того, чтобы создать образ Крыма, ассоциирующегося с украинской, русской или любой другой культурой, в том числе крымско-татарской. Существует огромное количество характеристик Крыма, по-разному носящих национальную окраску в соответствии с тем, что разные группы жили в Крыму на протяжении веков. И как и в случае с любой другой страной, эти характеристики множественные, пересекающиеся и противоречивые.
Сильнее всего работают культурные механизмы, посредством которых Крым ассоциируется с российским культурным контекстом.
Крым представляется бриллиантом в короне Российской империи, местом российской воинской славы, а также является привлекательным местом для туристов.
Тем не менее, говоря о Крыме именно в таком контексте, люди иногда вычеркивают 342-летнюю историю Крымского ханства. Кроме того, зачастую происходит слияние терминов «российский» и «русский». Наконец, распад СССР стал своего рода травмой: Крым выпал из имперского контекста и потерял объединяющую его комплексную личность.
— Как травматические события, пережитые крымскими татарами, влияют на их поведение, позицию и самоидентификацию?
— Помимо травмы, причиненной им в 1944 году в ходе насильственной депортации, крымские татары в XX веке пострадали и еще от насильственных действий в отношении их памяти.
В их родных местах проводилась детатаризация: многие татарские названия и места были целиком и полностью заменены славянскими.
Советские власти подавили культурную память о депортации в общественной сфере, а в конце концов крымские татары не могли вернуться обратно вплоть до 1980-х. Тем не менее именно память крымских татар сыграла жизненно важную роль в их возвращении в Крым и продолжает оставаться краеугольным камнем для тех из них, кто ожидает решения земельного вопроса.
— Как крымские ландшафты, в том числе городские, отражают историческую память? Имеется ли своеобразный протест против украинского контроля над этими территориями?
— Территории очень важны для памяти, поскольку они имеют свойство быть проникнутыми значениями. Вместе территория и память создают мощный ландшафт памяти.
В некоторых случаях эта память описывает Крым как нечто одинаковое — бриллиант в короне Российской империи, жемчужину Украины, золотую колыбель крымских татар.
Более того, природные ландшафты Крыма напрямую связаны с различными историями и воспоминаниями.
Многие крымско-татарские мифы связаны с различными местностями, например с горой Аю-Даг (Медведь-гора). Более того, зачастую многие места отражают и историческое наследие, отражая важные события, причем это процесс сложный и многослойный. Херсонес Таврический напоминает о греческом прошлом полуострова, в то же самое время эта история переплетается с историей крещения Руси: именно здесь крестился князь Владимир. В то же время Ханский дворец в Бахчисарае напоминает о крымско-татарском прошлом, которое сталкивается с российским восприятием этого места, достаточно вспомнить поэму А.С. Пушкина «Бахчисарайский фонтан».
Севастополь является основным местом сосредоточения российской исторической памяти в Крыму.
Город, в котором более 2 тыс. различных памятников и монументов, словно сам представляет собой памятник Российской империи. По сути, его жители сами выступали за возвращение городу дореволюционного облика во время советской послевоенной реконструкции.
Зачастую говорят, что Севастополь — русский город. Однако важно подчеркнуть имперскую идентичность Севастополя и вспомнить, что в исторической перспективе Севастополь — это прежде всего город российский.
В то же время в городе было недовольство мемориальными проектами, связанными с увековечением украинской истории. Эта тенденция наиболее заметна в Севастополе: она проявляется в отказе от украинской национальной истории, размежевании с гражданской концепцией украинской идентичности и поощрении развития неоимперской идентичности, базирующейся на концепте славянского единства.
— Какой эффект языковая политика, проводимая украинскими властями на протяжении многих лет, оказала на жителей Крыма?
— Это довольно сложно сказать, поскольку последний раз перепись населения в Украине проводилась в 2001 году. А для ответа на вопрос нужны свежие и более точные данные, которые позволили бы показать, что происходит с языками. Мне кажется, что имело место повышение числа людей, владеющих двумя языками — русским и украинским. То есть появилось знание украинского языка, которое не обязательно проявилось в увеличении числа людей, говорящих на нем в повседневной жизни.
— Является ли российский культурный контекст наиболее близким для этих людей? Как это связано с концепцией исторической памяти?
— Это будет именно так, если понимать «российский» в более широком, имперском контексте. Ведь Крым занимал особое место как во времена Российской империи, так и Советского Союза.
Сейчас люди часто спорят о том, кто потерял Крым, но я предлагаю задать вопрос: что потерял Крым?
Он утратил свой имперский контекст. И Крым, будучи частью России или Украины, он что-то теряет в плане своего особого значения и связующей роли, которыми некогда обладал и которых больше нет. По-моему, жителям Крыма наиболее комфортно, когда есть хорошие связи как с Россией, так и с Украиной.
— Что лучше всего отражает культурную самобытность полуострова и живущих на нем людей? Например, какие события.
— Крымчане верят, что они живут на особой территории. Это чувство особости связано с природной красотой полуострова и привилегированным статусом, которым он обладал и продолжает отчасти обладать сейчас.
Ведь Крым — это место, где строили свои летние дворцы российские императоры и куда мечтают поехать в отпуск миллионы людей.
Это праздник для души: здесь мягкий воздух, теплый песок, фрукты и отличные вина. Крым имеет славное многонациональное наследие: он переходил из рук в руки много раз, вследствие чего несет на себе отпечаток истории.
В Крыму произошло много исторических битв, которые сопровождались великими страданиями, но были исполнены воинской доблести и внесли огромный вклад в победу российского оружия, в том числе в 1945 году. В Севастополе этот уникальный культурный образ проявляется в форме изображений обороны и стойкости в ходе Крымской войны и Великой Отечественной войны. Кроме того, Крым — символ технических инноваций времен Советского Союза. Этот богатый на исторические и культурные сюжеты гобелен символизирует гордую и самобытную культуру.
— Какие формы принимали и принимают «войны памяти» в Крыму? Как они изменили культурный и исторический бэкграунд?
— Во-первых, это вопрос о коренных и не коренных жителях полуострова.
Крымские татары просят признать их коренным народом Крыма, в ответ на что им часто говорят, что на полуострове исторически проживало много разных этнических групп, вследствие чего Крым не принадлежит ни одной из них.
Второй момент касается оценки нерусских народов в Российской империи. Многие историки говорят о том, что этнические украинцы сыграли важную в роль в армии Российской империи, особенно в Черноморском флоте, отмечая это также как важную веху в истории Украины. В то же время другие ученые заявляют, что все они служили в Вооруженных силах Российской империи, вследствие чего национальная принадлежность не играет никакой роли.
Третий момент касается статуса украинского флота в 1917–1921 годах: являлся ли он независимым и самостоятельным или нет.
— Можно ли заметить следы Крымской войны в городском ландшафте Севастополя? Различается ли восприятие истории этого города с украинской и российской позиций?
— Да, безусловно.
Крымская война является главным событием, которое отражает городской исторический ландшафт Севастополя.
В то же время Великой Отечественной войне придается прежде всего, как я считаю, перформативный контекст. А украинская историография пытается подчеркнуть роль украинцев в армии Российской империи, прежде всего украинских моряков Черноморского флота. Но, как я уже сказала, это вопрос спорный.
— Как последние события, в частности аннексия Крыма, могут повлиять на различные этнические группы, живущие там? Какие наиболее острые моменты «исторической памяти» разделяют их или собирают воедино?
— Аннексия Крыма была, с одной стороны, воспринята многими с эйфорией, а с другой — со смешанными чувствами и с трепетом.
В целом я хочу сказать, что у представителей всех этнических групп она вызвала одно общее чувство — неопределенность.
И оно появилось как у тех, кто считает себя в данной ситуации победителями, так и у тех, кто считает, что что-то потерял. Я сочувствую обеим сторонам. Особенно мне жаль те семьи, которые теперь разделены. Ведь есть много смешанных российско-украинских семей. Многие из них живут в Крыму и имеют родственников на Украине — и наоборот.
Последние события обострили некоторые плохие ощущения, и это печально. Различия и вопрос лояльности проявились особенно остро, а некоторые важные связи с Украиной попросту были разорваны.
— Оставляя политику в стороне — тот факт, что Крым теперь является частью России, приведет в гармонию чувства большинства жителей полуострова? Имеются ли для этого исторические и культурные предпосылки?
— К сожалению, политику в стороне оставить не удастся. Аннексия Крыма произошла из-за сугубо политических факторов, а в России рассматривается как свершившийся факт вопреки тому, что многие представители международного сообщества не признают его законность. И принесли эти события с собой неопределенность.
Я не буду пытаться давать какие-либо прогнозы, это не моя область, лишь скажу, что гармонии в Крыму поспособствует восстановление хороших, здоровых взаимоотношений между Россией и Украиной.
Что бы ни произошло, я уверена, что как прошедшие, так и будущие события в значительной степени повлияют на культурную историю Крыма.
