Цивилизация
###1###— Ваши научные занятия связаны с изучением истории советской финансовой, военной и технической помощи Китаю. Как вы оцениваете современное состояние российско-китайских отношений с точки зрения исторического опыта сотрудничества между нашими странами?
— Давайте уточним – меня, как исследователя, прежде всего, интересует вопрос о том, каким образом советская помощь влияла на политическое развитие Китая в ХХ веке. Если смотреть с этой точки зрения, то и текущие политические процессы в Китайской Народной Республике, и отношения России с ней менее всего зависят от того, чего и сколько Советский Союз некогда подарил или одолжил Китаю. Согласно Договору о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве от 2001 г., наши страны связывают отношения стратегического партнерства, что не обязывает их оказывать друг другу какую-либо помощь, но позволяет строить двусторонние связи на взаимовыгодной основе. Об успешном развитии этих связей говорят и согласованные позиции России и Китая в Совете Безопасности ООН по ряду острых проблем международной жизни, и укрепление контактов по линии Шанхайской организации сотрудничества, и впечатляющий рост торгово-экономического обмена (на 43,1% в 2011 г.).
Но эти успехи обусловлены текущими экономическими и политическими потребностями двух стран, а отнюдь не какими-то историческими предпосылками.
— Но неужели историческая память об особых отношениях, когда-то связывавших две наши страны, не оказывает никакого влияния на современные отношения между ними?
— А вот на этот вопрос трудно ответить отрицательно. Контакты России и Китая развиваются, в том числе в области науки и культуры. У историков наших стран немало общих тем для обсуждения. Здесь и усилия Коминтерна по организации Компартии Китая, ныне правящей, и роль Москвы в становлении власти другой политической силы Китая — партии Гоминьдан, руководившей страной до 1949 г., не говоря уже о советской помощи в отражении японской агрессии и в строительстве КНР. Эти темы продолжают подниматься на внутренних и международных научных конференциях. Юбилейные даты, сопряженные с такого рода взаимодействием, становятся поводами для крупных симпозиумов.
Что касается упоминаний о прошлом сотрудничестве, то они давно стали непременным рефреном двусторонних официальных мероприятий, своего рода элементом протокола.
Но вот насколько такого рода память закреплена в массовом сознании китайцев и в какой степени она определяет положительный имидж России и россиян в Китае — вопрос сложный. Во всяком случае, не похоже, чтобы нынешние власти Китая были склонны эту память в своем народе поддерживать.
— Иначе говоря, у вас складывается впечатление, что власти КНР не заинтересованы в том, чтобы китайский народ помнил, чем он обязан нашей стране?
— Попробуйте поставить себя на место китайских руководителей. Страна, до середины прошлого века бывшая объектом колониальной экспансии, на рубеже столетий выходит в число ведущих игроков на мировой арене. Моральным источником ее достижений так или иначе является национализм — то, что подпитывает чувство национальной гордости и самодостаточности. Напоминания о том, сколь многим в своей недавней истории Китай был обязан внешней помощи, развитию этого чувства никак не способствуют. Поэтому и исчезают из школьных и вузовских учебников истории, из средств массовой информации сведения о роли Москвы в создании политических и экономических оснований китайского государства в ХХ веке. В тех же случаях, когда совсем об этой помощи умолчать нельзя, она часто подается как некое дополнение самостоятельных усилий китайской стороны, не имевшее решающего значения.
— Не означает ли это, что российские историки должны чаще и настойчивее напоминать о том, как Советский Союз помогал Китаю в самые тяжелые моменты его истории?
— Вопрос в том, зачем напоминать и кому.
Если мы хотим во что бы то ни стало вовлечь китайских историков и государственных деятелей в дискуссии по поводу того, кто, кому, когда и чем был обязан, это одно.
Тогда стоит больше говорить о том, что само образование Компартии Китая стало в первую очередь результатом целенаправленных организационных инициатив и существенных денежных вливаний со стороны Москвы. В 1920-е годы КПК не только финансировалась из СССР (на рубеже 20–30-х годов такие дотации исчислялись миллионами долларов), но и послушно выполняла присланные оттуда директивы. Лишь с середины 1930-х годов партия стала освобождаться от мелочной зависимости от московского руководства, хотя действовала с оглядкой на него до середины 1950-х.
Более того, даже формальное политическое объединение Китая под флагом партии Гоминьдан в 1928 г. стало следствием политики Москвы. В 1923–1924 гг. она стала оказывать поддержку южно-китайскому правительству Сунь Ятсена, лидера Гоминьдана. В то время Китай был ареной постоянных столкновений генеральских клик, боровшихся за контроль над правительством в Пекине и создававших свои органы власти на местах. Одной из главных задач Москвы был поиск опоры для слабой и малочисленной в то время Компартии Китая в более широком национальном движении, которое стремилось бы к объединению страны. Предполагалось, что компартия постепенно захватит в этом движении лидирующие позиции и под его флагом будет развивать в Китае революционный процесс. Для этого понадобилось, с одной стороны, заставить китайских коммунистов пойти на сотрудничество с «буржуазными националистами», с другой – склонить Сунь Ятсена к взаимодействию с КПК обещаниями финансовой и военной помощи.
Такая помощь была оказана. При содействии советских советников Гоминьдан — аморфная группировка, объединявшаяся только личностью вождя, — был реорганизован.
Он превратился в достаточно стройную систему низовых, местных и центральных выборных органов, жизнеспособную и после потери единоличного лидера, скончавшегося в 1925 г. На юге Китая с советской помощью была создана знаменитая военная школа Хуанпу (на местном диалекте – Вампу), начальником которой стал генерал Чан Кайши. При поддержке СССР он сформировал на базе этой школы воинские соединения, которые помогли ему подмять других южно-китайских генералов и в 1926 г. начать Северный поход за объединение страны. В 1927 г. активность коммунистов, которых Москва подталкивала к вытеснению из Гоминьдана «правой буржуазии», привела к расколу единого фронта Гоминьдана и КПК, между ними началась гражданская война. Однако в 1928 г. Чан Кайши сумел привести страну к формальному единству под флагом Гоминьдана. Существование единого национального центра впоследствии стало важнейшим фактором упорного сопротивления Китая агрессии со стороны императорской Японии, которая пыталась использовать противоречия между местными военными и политическими лидерами для создания марионеточных режимов.
В 1937 г. именно дипломатические усилия советского руководства позволили двум главным политическим силам Китая – Гоминьдану и КПК − выступить в едином строю против японской агрессии. В первые годы после ее начала СССР вообще был единственным источником военно-технической поддержки национально-освободительной борьбы китайского народа.
Перечисление фактов решающего воздействия Советского Союза на судьбы Китая в ХХ веке можно продолжать долго.
Но вряд ли настойчивые напоминания об этой стороне советско-китайского взаимодействия и попытки вовлечь китайских историков в прямые дискуссии по поводу количества и качества советской помощи заставят руководителей КНР изменить свою политику в сфере внутренней агитации и пропаганды.
Скорее результат будет обратным. Нам напомнят — и такие напоминания не редкость как в трудах китайских историков, так и в учебниках истории, — что царская Россия участвовала в кровавом подавлении восстания ихэтуаней в 1900 г., устанавливала свой контроль над значительными участками суверенной территории Китая и спровоцировала выход Внешней Монголии, которая была частью китайской империи, из-под власти Пекина; что правительство советской России, вопреки своему обещанию отказаться от всех привилегий и концессий в Китае, не спешило возвращать ему Китайско-Восточную железную дорогу в Маньчжурии; что директивы, поступавшие в адрес КПК из Москвы, не всегда шли на пользу этой партии, как и деятельность отдельных коминтерновских эмиссаров; о том, что последовавший в 1960 г. отзыв советских специалистов из КНР усугубил трудности страны и страдания ее населения, вызванные последствиями политики «большого скачка», и о многих других неоднозначных фактах из истории взаимоотношений наших стран. Не говоря уже о возможности разных трактовок тех фактов, которые российским историкам представляются совершенно однозначными.
Другое дело, что позитивный потенциал нашей общей с Китаем истории должен более активно использоваться теми государственными ведомствами РФ, которые ведут информационную работу в отношении Китая.
Тем более что у наших стран есть не только общая история, но и обширные пласты общей культуры. В частности, в 50-е годы в Китае активно пропагандировались советская литература и искусство, которые тогда рассматривались как образцы культуры социализма. На них было воспитано целое поколение китайской интеллигенции. Все это дает возможность пропаганды положительных сторон нашего совместного достояния — через организацию симпозиумов, выставок, концертов, циклов теле- и радиопередач. Но задачей такой активности должно быть не бодание за историческую истину, которой надо колоть глаза оппонентам во что бы то ни стало. Речь идет о создании благоприятного облика России в глазах китайцев, твердое, но тактичное противостояние тем тенденциям в современной китайской политике и культуре, которые ведут к забвению позитивного опыта сотрудничества наших стран.
Ну и, конечно же, этот опыт, как положительный, так и со знаком «минус», следует изучать нам, чтобы самим не наступать на одни и те же грабли.
— И в чем же, вы полагаете, заключается суть этого опыта?
— Нам надо признать, что какую бы помощь ни оказывала наша страна Китаю, эта помощь всегда была частью определенной политики и преследовала определенные цели. В 1920-е годы трата ресурсов полунищей страны на помощь Гоминьдану и КПК оправдывалась сначала интересами мировой революции, а затем стала частью усилий, которые должны были привести к ослаблению давления на СССР со стороны империализма. В 1930-е годы содействие Китаю в отражении японской агрессии призвано было обезопасить восточные рубежи Советского Союза. Когда помощь Китаю, при Сталине весьма дозированная, в правление Н. С. Хрущева приобрела беспрецедентно широкий характер, ее целью было обеспечение поддержки СССР в мировом коммунистическом движении со стороны КПК, усиление его роли на мировой арене и укрепление позиций самого Хрущева в советском руководстве.
Однако исключительно политические расчеты, лежавшие в основе помощи Китаю со стороны СССР, нередко шли прахом.
Причинами неудач становились отсутствие четкой стратегии взаимовыгодного сотрудничества, недостаточная твердость в ее проведении, неправильная постановка целей и неверное определение средств, необходимых для достижения этих целей.
Так, в 1920-е на Китай во многом механически переносился опыт русской революции и советской бюрократии. Московские руководители не могли понять принципиального отличия российской деревни от китайской, в которой упорно искали отсутствующих там помещиков, разницы между наемной гоминьдановской армией и РККА и искренне полагали, что замещение ключевых постов в партийном и государственном аппарате Гоминьдана коммунистами и «левыми» гоминьдановцами приведет к такому же контролю над обществом, что и аппаратные комбинации Сталина в СССР. В результате вместо победной поступи революции Китай получил многолетнюю гражданскую войну. В 1950-е разухабистость и щедрость Никиты Сергеевича после византийской хватки Сталина были восприняты в Китае как проявления слабости и зависимости СССР от позиции КНР. В то же время советской стороне не хватило выдержки, трезвой оценки ситуации с точки зрения стратегических целей и дипломатического такта, чтобы избежать конфронтации с Китаем.
Таким образом, история учит, что, во-первых, Китай является неблагодарным объектом для политического манипулирования, а во-вторых, что подлинно здоровый прагматизм в отношениях с ним не может основываться только на сиюминутных задачах.
Успешное сотрудничество с Китаем возможно только при условии тщательного учета взаимной выгоды, особенностей партнера, как текущих, так и долгосрочных интересов обеих сторон.
В плане долгосрочности преимущество явно за КНР: она имеет отчетливую идеологическую платформу и программу развития страны вплоть до середины XXI века. Отношения с Китаем будут выгодными для нашего государства в той степени, насколько верно и отчетливо оно сумеет определить собственные перспективные цели и задачи.
Беседовал Андрей Басанько.
+++