Четверть жителей России (26%) считает, что на востоке Украине действуют российские военные, половина (52%) полагает, что российских войск в Донбассе нет. И это соотношение за год практически не поменялось, следует из последнего опроса Левада-центра.
К тому, что в рядах ополченцев на востоке Украины воюют российские добровольцы, положительно относятся более половины опрошенных (53%), отрицательно — чуть более четверти (27%).
Иное отношение к возможному участию в конфликте у кадровых российских военных. На вопрос «Если бы вы узнали, что в рядах ополченцев на востоке Украины воюют кадровые российские военные, как бы вы к этому отнеслись?» 9% респондентов ответили «целиком положительно», 24% — «скорее положительно», 26% — «скорее отрицательно», 14% — «резко отрицательно». То есть соотношение за и против — 33 к 40.
«Людям не хочется втягиваться в конфликт, — объясняет настроения соотечественников политолог Алексей Макаркин. — Когда речь идет о добровольцах, у людей возникает образ таких энтузиастов с ружьем, которые самостоятельно поехали, чтобы, например, защитить своих родственников, а государство за них никак не отвечает». Этот образ, несмотря на многочисленные материалы СМИ о действиях российских добровольцев, в массовом представлении остается удивительно стойким.
«Присутствие же российских военных воспринимается как угроза разрастания конфликта», — говорит Макаркин.
Уровень тревоги в обществе по-прежнему очень высок, хотя за год страх того, что конфликт может перерасти в затяжную гражданскую войну, войну между Россией и Украиной, или даже Третью мировую, снизился довольно существенно.
Количество тех, кто серьезно опасается перехода конфликта в стадию затяжной гражданской войны, уменьшилось за год с 36 до 22%. «Некоторые опасения» на этот счет остались у 48% опрошенных. Войны между Россией и Украиной в июле прошлого года всерьез боялись 26%, сейчас — 13%. А число тех, кто сильно опасается начала Третьей мировой, уменьшилось c 21 до 13% («некоторые опасения» есть у 30%).
«Радикальных изменений в ходе кризиса не происходит, — комментирует директор Левада-центра Лев Гудков. — Весной-летом 2014 года ждали быстрого развития событий, даже введения российских войск на территорию Донбасса, этого не произошло. Вторая волна обострения военных действий была в августе прошлого года. Тогда тоже были повышенные ожидания и тревога по этому поводу. Дальше последовали длительный цикл минских переговоров и некоторые признаки не столько перемирия, сколько замораживания конфликта, поэтому тревога начала немного снижаться».
«Лишь бы не было войны»
Внимание россиян к событиям на Украине остается устойчивым: «очень внимательно» за событиями в этой стране следят 15% опрошенных, «довольно внимательно» — 36% и еще 38% следят, но «без особого внимания». Интерес к теме, однако же, не сильно способствует пониманию происходящего. «Время от времени мы задаем вопрос, насколько хорошо люди разбираются в событиях на Украине, и в среднем 63–65% говорят, что они не очень разбираются», — говорит Гудков.
Но в том, кто виноват в украинском кризисе, россияне уверены: Запад по-прежнему остается главным врагом и виновником кризиса. Хотя соотношение мнений о причинах конфликта за год все же изменилось.
Количество тех, кто считает конфликт результатом вмешательства Запада, уменьшилось с 64 до 45%. Акцент сместился на действия украинских властей.
Нынешний конфликт — это «результат националистической политики руководства Украины», так считает 27% опрошенных (в июле 2014-го таких было 20%). Еще 15% полагают, что кризис связан с «протестом населения Восточной Украины против новой власти в Киеве» (в прошлом году — 7%), и только 4% считают случившееся «результатом вмешательства России».
«Принимается официальная интерпретация событий, — говорит Гудков. — Запад, и прежде всего США, в представлении россиян остаются главными виновниками конфликта». Акцент же в сторону киевских властей, по словам социолога, объясняется сменой повестки российской пропаганды.
«Складывается ощущение, что людям не хочется большого противостояния с Западом, есть желание локализовать проблему, свести ее к украинским делам», — приводит другое возможное объяснение Макаркин.
Общество посылает власти два противоречивых сигнала: с одной стороны, оно хочет, чтобы Россия выиграла это мифическое противостояние с Западом, не отступившись от своих принципов, а с другой — не хочет усиления конфронтации.
При этом политолог согласен, что корректировка пропаганды произошла: по его наблюдениям, идеологи-алармисты стали реже появляться в эфире федеральных каналов. «Антизападная пропаганда идет, но стало меньше людей в публичном пространстве, которые говорили бы, что конфронтация с Западом для нас является самоцелью и мы должны бороться с ним во что бы то ни стало до победного конца.
В большей степени сейчас звучит другая точка зрения: Запад, конечно, полностью не прав, но надо бы ему это осознать, отказаться от санкций, извиниться перед нами, и тогда, может быть, снова заживем», — говорит Макаркин.
Но несмотря на небольшую разрядку, тревога остается фактором мобилизации, уверен Гудков. С появлением угрозы большой войны быстро происходит переоценка проблем. Снижается уровень запросов, претензий, и люди начинают сосредотачиваться на самом важном — повседневной жизни и безопасности семьи. По словам социолога, у россиян уже включилась старая советская максима: готовы терпеть все, что угодно, лишь бы не было войны: «С одной стороны, это поддерживает высокий уровень одобрения власти, а с другой — создает более долговременный фактор разъедания стабильности».