Джину Шарпу 87 лет, он руководитель небольшого неправительственного Института имени Альберта Эйнштейна в Бостоне. Он считает себя прежде всего исследователем ненасильственного протеста и говорит, что его последователи часто невнимательно читают его работы.
— Вы известны в мире как теоретик «ненасильственных революций» — смены режима с помощью «мягкой силы». Вокруг вас также много конспирологических теорий. Кем вы сами себя считаете?
— Я считаю себя прежде всего мыслителем и исследователем происхождения и потенциала ненасильственных протестов как альтернативы насильственным действиям. Я говорю людям, что если они не хотят прибегать к насилию, то они и по-другому могут добиться своих целей, и объясняю, как это сделать.
— Ваша книга «От диктатуры к демократии» произвела большой эффект во всем мире, однако она была написана больше 20 лет назад, и мир с той поры изменился. Чем бы вы ее дополнили?
— Я не думаю, что я бы что-то в ней изменил. Она была написана не для конкретного времени, она была написана с тем расчетом, что будет актуальной всегда, так же как моя другая книга «Политика ненасильственных действий». (Эта книга ученого написана в 1973 году и представляет собой трехтомник, где анализируются мотивы и история ненасильственной политической борьбы в мире. — «Газета.Ru».)
— В России правящий класс много говорит об опасности революций. Их опасения действительно в чем-то оправданны, как вы считаете?
— Если есть те, кто предпочитает управлять диктаторскими методами, то их опасения могут быть оправданны. Не важно, какую форму эти диктатуры принимают, но те, кто полагается на насилие, понимают, что именно с помощью этого инструмента можно держать массы в принуждении и лишать их демократических прав. Потенциальная возможность ненасильственной революции существует, если взглянуть на уроки русской истории, того времени, когда начало формироваться рабочее движение.
Революция 1905 года была на 95% ненасильственной, до того как большевики и меньшевики не прибегли к насилию, что повернуло революцию вспять. То же самое можно сказать и о Февральской революции 1917 года, которая сама была быстрой и ненасильственной. Советы были достаточно демократической системой, пока их не захватили большевики. Те, кто не хочет насилия, должны посмотреть на эти альтернативы, которые показали себя эффективными в России.
— Однако эти революции проложили дорогу насилию, как избежать этого?
— Возможности есть, конечно, и нужно всеми средствами избежать насилия, но не все выучили эти уроки.
Если препятствовать распространению информации о мирных средствах решения конфликтов, то это лишь помогает укреплять мнение тех, кто считает, что насилие — это единственный способ борьбы с невзгодами.
Такой взгляд несет лишь вред для мирного развития России.
— В своих книгах вы говорите о том, как удержаться от насилия, когда речь идет о ненасильственном протесте, но события на Украине перешли эту грань.
— Я там не был, я был пару раз в Москве и в странах Балтии в 1991-м, поэтому мне трудно оценивать, я пристально не слежу за событиями в России и на Украине. Но в общем такие события показывают, что люди должны придерживаться ненасильственных тактик и очень важно, чтобы насилие не использовалось.
Всегда есть искушение прибегнуть к насилию, и провокаторы режима хотят, чтобы протестующие к нему прибегли, как, например, в 1905 году в России.
Все зависит от действий людей, а также от провокаторов, которые участвуют в этом конфликте. Следите за провокаторами, которые провоцируют насилие, — все это уходит во времена царизма.
Ненасильственные методы дают возможность для выражения своих требований и без того, чтобы прибегнуть к насилию. Главное — избавиться от провокаторов правительственных сил, которые могут призывать к насилию, а не к решению проблем демократическими средствами.
Отмечу, правда, что, когда я говорю о демократии, я не имею в виду американскую демократию — она очень несовершенна.
Я сам провел девять месяцев в тюрьме за неповиновение властям, вы, наверное, читали об этом. (В молодости Шарп был арестован за отказ идти на войну в Корее. — «Газета.Ru».)
— Правительство России сегодня пытается активно противодействовать деятельности американских неправительственных организаций в стране. Что вы думаете об этом?
— Я не могу комментировать деятельность этих организаций.
— Ваша книга имела очень большой авторитет в арабском мире во время событий «арабской весны», но насколько вы удовлетворены этим?
— Я никогда не доволен тем, как мои труды используются разными протестными группами, они часто упускают важные вещи. Я способствовал популяризации моих книг в арабском мире, но призываю всех к внимательному изучению моих работ, а не просто к тому, чтобы прочесть пару страниц и сказать, что они все поняли.
Я ведь ничего не изобрел, я просто обобщил уроки протестных движений прошлого. Многие из них — русские движения и не только — тщательно изучал по Толстому, но и другим мыслителям.
— Вы говорите о том, что ваше учение не должно быть понято как инструкция. Вы считаете, что оно должно вдохновлять сторонников ненасильственных протестов?
— Я бы не назвал это «вдохновением». Вдохновение приводит к чему-то романтическому, но и неопределенному, а надо понимать, какова реальная ситуация с состоянием политической власти в той или иной стране. Сейчас я работаю над книгой, которая посвящена происхождению и природе политической власти, — она выйдет в следующем году, и я был бы рад, чтобы ее перевели в России. Я недавно узнал, что моя книга «От диктатуры к демократии» была переведена на 40 языков. Я этому очень рад, правда, у нашего института никогда не было средств, чтобы платить за переводы. Мы ничего не получаем от государства, у нас неправительственная организация.
— Мало кто знает, что вы написали книгу о том, как противостоять путчам. Вы ссылаетесь там на российский опыт августовского путча 1991 года. Но у нас ее до сих пор не перевели. Как вы думаете, почему?
— Насколько мне известно, «Антипутч» — это единственная книга о том, как победить путчизм и защитить демократического лидера, поэтому она опасна для будущих диктаторов, потому что те же самые методы ненасильственной борьбы могут быть использованы и против тех, кто хочет установить любую диктатуру: групповую, военную или партийную. Эту книгу надо издать в России, не меняя в ней ни одного слова.
— Ваша книга «От диктатуры к демократии» помогла становлению демократического движения в Мьянме, но нет ли у вас разочарования в том, что у власти там сегодня находятся те же авторитаристы, которые просто сняли мундиры?
— Я никогда никому не говорю, как действовать, это всегда неадекватно, но самое главное, что люди пытаются бороться, и, если у них не получается, другие должны встать на их место и начать борьбу за лучшую долю.
Люди должны исходить из ситуации: если силы будущей демократии достаточно сильны, какую часть общества надо усилить. Или наоборот — какая часть общества одобряет диктатуру и, соответственно, должна быть ослаблена. Нужно напрячь свои мозги и думать о себе, а не о тех, кто предлагает иную альтернативу.
— Многие считают вас моделью для подражания, а была ли такая модель у вас?
— У меня не было кумиров. Я развивал свои теории и когда мне было 18 лет, и когда мне было 38. Сегодня в возрасте 87 лет я двигаюсь вперед и развиваю свою теорию.
— Вы в молодости были левым, сегодня левые критикуют вас за ваши работы. Не видите ли в этом иронии?
— Я думаю, они неправильно понимают мои работы. Я приветствую критику моих работ, но делать это надо все-таки ответственно и подумать, прежде чем просто отвергать их. Я помню, что раньше в Европе мои работы критиковали те, кто называл себя маоистами или сталинистами, но большинство из них даже не понимали, о чем говорят. В их взглядах есть что-то фундаментально неправильное: используя оппозиционные настроения, привести к новой диктатуре. Что это за революция, когда у народа нет никакой власти?
— Что бы вы пожелали читателям ваших книг в России?
— Живите, думайте сами за себя, не позволяйте кому-то думать за вас, будьте тверды и главное — думайте, думайте, думайте.
— Какие из ваших книг вы бы дали прочитать президенту Путину?
— Мне говорили, что он знаком с моими трудами. По крайней мере, я слышал об этом, но не знаю, правда ли это.