Цивилизация
Возмутитель спокойствия
Лига Наций создавалась сразу после окончания Первой мировой войны. Невиданный доселе масштаб конфликта был вполне очевиден уже современникам, но на политическую логику большинства европейских лидеров особенно не повлиял. Они рассматривали войну в духе «реальной политики» прежних времен — как традиционный конфликт за передел сфер влияния. Итоги войны виделись соответствующе: колонии побежденных разделить, метрополии уменьшить или вовсе ликвидировать, влияние на мировую политику максимально ослабить.
Но не все были согласны с таким устройством послевоенного мира.
Возмутителем спокойствия выступил американский президент Вудро Вильсон, который вместе с рядом британских политиков был убежден, что главная цель — не поделить территории и наказать побежденных, а предотвратить новые кровопролитные конфликты. А для этого необходим был принципиально новый миропорядок.
Почти столетие до мировой войны США придерживались «доктрины Монро», предполагавшей невмешательство в дела Старого Света и недопущение вмешательства европейских держав в события на американском континенте. Но уже предшественники Вильсона в Белом доме — Уильям Тафт и Теодор Рузвельт говорили о необходимости создания международной организации по поддержанию мира. Последний озвучил идею «Лиги мира» в речи по случаю вручения Нобелевской премии, которую он, к слову, получил за посредничество в заключении мира между Россией и Японией.
Вильсон занял президентское кресло в 1913 году, чуть больше года спустя разразилась мировая война.
Его собственная программа исключала участие в европейском конфликте, но британский МИД, зная об идеалистических настроениях бывшего университетского профессора политологии Вильсона, говорил о возможности создания послевоенного объединения наций в случае, если США поддержат Антанту. Но это, очевидно, была лишь дипломатическая уловка, поскольку в самой Великобритании апологетов подобных идей числили чудаками и оригиналами. Английские дипломаты даже не подозревали, насколько серьезны намерения американского лидера, на которых они спекулировали.
Официально США вступили в Первую мировую войну лишь в 1917 году, после переизбрания Вильсона на второй срок. По сути, он нарушил собственные предвыборные обещания о сохранении нейтралитета, но при этом не прекратил активного участия в посреднических переговорах и консультациях.
В обращениях к нации и иностранным корреспондентам президент время от времени использовал словосочетание «лига наций», хотя тогда писал его с маленькой буквы.
А в январе 1918 года, когда бои на европейских фронтах были в разгаре, президент выступил в конгрессе с изложением «14 пунктов» проекта Мирного договора после окончания Первой мировой. В его основе лежали принципы «нового мирового порядка», который, по мнению Вильсона, должен был стать основой для взаимодействия между странами. Среди этих принципов — свобода торговли и разоружение, освобождение государств от колониального владычества и, наконец, создание международного объединения наций.
Последнее стало для американского президента самым главным из пунктов, отмечал исследователь правления Вильсона американский историк Джей Винтер. «Для Вильсона это было фундаментальным принципом, который должен был возникнуть из мирного договора», — отмечал историк.
Администрация Вильсона провозгласила принципы, которые давно стали трюизмами для собственно американского мышления, но для дипломатов Старого Света означали революционный разрыв с прошлым.
В их число входили представления о том, что от распространения демократии зависит мир на земле, что государства следует судить по тем же самым этическим нормам, которые являются критерием поведения отдельных личностей, и что национальные интересы любой страны должны подчиняться универсальной системе законов.
«Только мир между равными может быть прочным», — говорил Вильсон.
Впрочем, госсекретарь США в 1970-х годах Генри Киссинджер в своей книге «Дипломатия» иронизировал над попытками Вильсона представить Америку образцом честной внешней политики:
«Мексика, должно быть, с изумлением бы узнала, что президент страны, отторгнувшей треть ее территории в XIX веке и направлявшей свои войска в Мексику в прошлом году, теперь представляет «доктрину Монро» как гарантию территориальной целостности братских наций и классический пример международного сотрудничества».
«Не разделенный никем идеализм»
Чтобы продавить свои идеи, по окончании войны Вильсон совершил недельное путешествие на пароходе и лично прибыл на Парижскую мирную конференцию — это был вообще первый в истории официальный зарубежный визит президента США. И тут же натолкнулся на тихое, но упорное сопротивление европейских государственных деятелей.
Игнорировать Америку вовсе они не могли — слишком велико уже было ее влияние на мировую политику, прежде всего благодаря бурно развивавшейся экономике. Но вильсоновские идеи были для Европы смелыми, чтобы не сказать шокирующими.
Как пишет тот же Киссинджер, через столетие после Наполеоновских войн европейские державы постоянно стремились балансировать между собой, исходя из того, что «можно изменять границы ради достижения равновесия сил, которому при всех обстоятельствах отдается преимущество перед волей затронутого конфликтом населения».
Вместо этого Вильсон предложил дать народам право на самоопределение, более того, предоставить им равную возможность участвовать в решении международных проблем в рамках будущей Лиги Наций.
В сомнениях английских и французских политиков по этому поводу был и страх потерять глобальную власть, но были и вполне разумные доводы, о которых размышляет Киссинджер: они «полагали, что возникновение более мелких государств подорвет мировой порядок — неопытность более мелких наций значительно увеличит возможности прорыва на поверхность подспудного этнического соперничества, а относительная их слабость побудит великие державы вторгнуться на эти территории».
Кроме того, ни Франция, ни Англия не понимали и не одобряли настойчивого желания Вильсона включить побежденную Германию в новую систему международных отношений. Американский президент считал это необходимой гарантией прочного мира. Но с их точки зрения, Германию следовало признать единственной виновницей мировой войны, которая должна понести «заслуженное наказание».
Особенно категорично были настроены представители Парижа, которые требовали вовсе расчленить Германию или как минимум отторгнуть от нее правый берег Рейна.
Сегодня это может показаться типичной кровожадностью победившей державы, но на самом деле у Франции были серьезные причины опасаться нового вторжения. Динамика демографического, экономического и, в конечном счете, военного развития Германии существенно опережала аналогичные французские показатели. А про то, что в побежденной стране обязательно пышным цветом расцветет реваншизм, французы знали по собственному опыту: десятилетиями они мечтали отомстить самим немцам за поражение во Франко-прусской войне и сделали это, одержав победу в Первой мировой.
Несколько месяцев шли напряженные, изнурительные переговоры, в ходе которых Вильсон несколько раз грозился вернуться на родину. Киссинджер считает, что американский президент сам себя загнал в ловушку, погружаясь в детали, которыми должны были заниматься профессиональные дипломаты, и в результате потерял ключевую нить. Итогом стал компромисс, который, в конечном счете, не устроил полностью ни одного из крупных игроков, а главное, не стал основой для прочного мира.
Германию оставили единой, но в Лигу Наций не взяли. Заставили платить репарации, но не такие крупные, как требовал Париж.
Согласились на демилитаризацию правого берега Рейна, но так и не представили Франции американских гарантий безопасности на случай агрессии со стороны Германии.
Этот последний пункт оказался главной неудачей президента Вильсона, которому на этот раз противостояли не европейские дипломаты, а оппозиционеры внутри самих США. В устав Лиги он лично записал, что все страны-подписанты обязаны гарантировать свободу и независимость государств, входящих в нее, от агрессии, а также предотвращать подобную агрессию совместными действиями.
Противники Вильсона были уверены, что, подписав такое соглашение, США будут обязаны помогать странам — членам Лиги экономическими и военными мерами, хотя Вильсон уверял, что у США будет возможность наложить вето.
Во время дебатов в конгрессе один из оппонентов президента — Генри Лодж произнес пламенную речь, в которой заявил, что хотя заключение договора «диктуется желанием делать добро всему человечеству, но не следует забывать, что мы имеем дело с государствами, каждое из которых обладает своими собственными интересами, и что существует серьезная опасность не разделенного никем идеализма»'.
«Европейский пожарный»
В итоге конгресс не одобрил Версальский договор и США так и не стали членом Лиги Наций, созданной при активнейшем участии их собственного президента. Традиционно считается, что это явилось одной из главных причин, почему новый миропорядок оказался крайне неустойчивым: в лице заокеанской державы европейские страны потеряли мощного и незаинтересованного арбитра в своих спорах и в результате продолжали действовать по старинке, заключая локальные коалиции и не обращаясь к Лиге в качестве третейского суда.
Сами державы — учредительницы Лиги регулярно нарушали ее правила, подавая соответствующий пример остальному миру.
К примеру, декларировавшиеся с самого начала планы по разоружению так нигде реализованы и не были.
«Сразу после принятия проекта Лиги Наций в Англии пытались успокоить элиты тем, что эта организация создана лишь для того, чтобы общественное мнение дало о себе знать. Это, мол, площадка для обсуждения, а не орган, который будет принимать решение», — говорит доцент исторического факультета МГУ Екатерина Романова.
Но были и другие причины: из новой системы международных отношений исключили не только побежденную Германию, но и большевистскую Россию, а вместе они и по населению, и по военной мощи далеко опережали всю остальную Европу. С середины 20-х годов две эти страны активно помогали друг другу в преодолении военной и экономической изоляции.
На все это накладывалась структурная слабость самой Лиги, значительная часть решений которой должна была приниматься единогласно, из-за чего они регулярно застревали в бесконечных дебатах.
Злобно высмеивая Лигу Наций в своем стихотворении, Владимир Маяковский назвал организацию «европейским пожарным», не способным потушить пожар революции.
Мировой революции не случилось, но после создания Лиги один за другим последовали новые кризисы: агрессия Японии против Китая и захват Маньчжурии, захват Италией Эфиопии, нарушение Германией Версальского и Локарнского договоров — ввод войск в Рейнскую демилитаризованную зону, активное участие целого ряда иностранных государств в испанской гражданской войне, аншлюс Австрии в 1938 году, захват Чехословакии 1939 году. К тому времени Япония, Германия и Италия из состава Лиги Наций просто вышли.
А в декабре 1939 года, уже после начала Второй мировой войны, из организации был исключен СССР за военную агрессию против Финляндии — также члена Лиги.
Еще через несколько месяцев оправдались все страхи французских политиков: началось вторжение Третьего рейха во Францию. Загасить этот столетний очаг европейских конфликтов удалось лишь после окончания Второй мировой войны, когда обе страны пришли к выводу, что противостояние несет угрозу взаимного уничтожения, и сделали первые шаги к евроинтеграции.
ООН как вторая Лига
Формально Вторую мировую пережила и Лига Наций, которая была распущена лишь в апреле 1946 года с образованием ООН.
Главный урок, которому учит ее история, состоит в том, что в глобальном мире исключение потенциально мощной силы из системы международных отношений почти неизбежно ведет к новому конфликту, порой даже более острому, чем все предыдущие.
И на каких бы прекрасных принципах ни строились международные структуры, их успех в значительной степени зависит от политики ведущих мировых держав и сложившейся расстановки сил.
Это подтверждает и пример ООН, пришедшей на смену Лиге Наций. В последнее время эксперты все чаще проводят параллели, говоря о несостоятельности обеих. И это не случайно, поскольку новая организация наследовала многие принципы и, соответственно, пороки своей предшественницы.
Она, казалось, неплохо справляется с задачей предотвращения мирового конфликта в условиях двуполярного мира (хотя локальные противостояния и тогда случались регулярно), но, по сути, бессильна перед глобальной нестабильностью после его распада.
Впрочем, в отличие от Лиги Наций, к авторитету ООН регулярно обращаются все участники любого конфликта, и это само по себе делает ее существенно более состоятельной структурой.
