Цивилизация
— Как вы будете работать с новыми поправками, есть ли какой-то способ обойти эти нормы, создав, например, параллельную ассоциацию, которая не входит в перечень «агентов»?
— Для «Голоса» обходить эти нормы не нужно. Потому что мы сегодня работаем не от ассоциации «Голос», которая до сих пор находится в злополучном реестре «иностранных агентов», а от движения в защиту прав избирателей «Голос» и фонда «Голос-Урал», которые получают президентские гранты. Они никоим образом с ассоциацией не связаны и никакого иностранного финансирования не получают.
Но здесь даже дело не столько в том, что ассоциация не может иметь эти функции. Представители власти неоднократно заявляли, что никаких ограничений деятельности «агентов» не предусматривается. Что это лишь информационная норма, чтобы и государство знало о том, что эти организации получают иностранное финансирование, и общество.
На практике мы впервые столкнулись с ограничением в работе на выборах в сентябре этого года. Тогда ЦИК, не ссылаясь ни на какие нормы права, ограничивал корреспондентов «Гражданского голоса» в доступе на избирательные участки. И мотивировал это тем, что ассоциация «Голос», один из учредителей этой газеты, находится в реестре.
— Получается, депутаты узаконили существующие неформальные нормы.
— Да, то, что происходило де-факто, теперь оформлено де-юре. Если бы сейчас ассоциация «Голос» реально работала, то это был бы, по сути, запрет на ведение уставной деятельности. Все, что написано в уставе, этой поправкой отменяется, хотя, согласно Конституции, это запрещено. Мы будем обращаться в Конституционный суд, с тем чтобы он дал четкую правовую оценку этой инициативе. Потому что постановление Конституционного суда по суду об НКО-«агентах» четко артикулировало, что никакой дискриминации некоммерческих организаций законом не предусматривается. Это лишь некая информационная штука и ничего более.
Позиция ЦИК и законодателя Плигина заключается в обратном — что организации, которые находятся в соответствующем реестре, могут нести какую-то угрозу, а потому их деятельность ограничивают. Более того, согласно этим поправкам в избирательное законодательство, российские организации, по сути, поражены в правах и приравнены к иностранным и международным организациям.
Это же нонсенс! Поправки чуть ли не дают российским организациям — «иностранным агентам» право посылать на российские выборы международных наблюдателей.
Что касается нашей работы, то мы работаем точно так же, как раньше. Сейчас нам будет сложно выступать в роли корреспондентов «Гражданского голоса». Будем использовать другие дружественные СМИ, которые нас поддерживают в доступе на избирательные участки. Если потом будут какие-то еще ограничения, будем отбиваться дальше.
Но это не обязывает нас вовсе прекратить работу на выборах, заниматься долгосрочным наблюдением, исследованиями выборов. А поскольку большинство нарушений в России сместились со дня голосования на период до него, то работы еще очень много и вне избирательных участков, будем адаптироваться.
— Я правильно понимаю, что вы боретесь скорее из принципа, но сами законодательные нормы обходите, создавая зеркальные организации для наблюдения?
— В том-то и дело, что мы не обходим, мы так уже давно работаем. Получается, что сейчас законодатели находятся на шаг позади нас. Мы давно сказали, что не будем работать от имени организаций, которые включены в этот реестр, мы их ликвидируем или будем добиваться их исключения из этого реестра. А пока мы создали отдельную организацию и получаем президентские гранты. Все, точка.
— В ноябре Минюст в ответ на запрос «Солдатских матерей» о выходе из реестра заявил, что такого механизма не существует в природе. А омбудсмен Элла Памфилова сказала о разработке процедуры выхода НКО из списка «иностранных агентов».
— У нас тоже на руках есть постановление Конституционного суда, а также решение Мосгорсуда об отмене всех решений по привлечению к ответственности, о том, что ассоциация «Голос» незаконно включена в этот реестр. И Минюст тоже отвечает, что нет процедуры исключения.
Я знаю, что Министерство юстиции разработало свои предложения в ответ на инициативу президента и предлагает выводить организацию из реестра после проведения внеплановых проверок. Там много подводных камней. Что будет считаться периодом без иностранного финансирования? Что такое организация политической деятельности? Я не исключаю, что это просто очередная бюрократическая ловушка, мышеловка.
С одной стороны, право быть исключенными у некоммерческих организаций будет, но, с другой, у Минюста не будет такой обязанности, только собственное разумение, как поступить. А нам нужно, чтобы Минюст должен был исключать организации по четким, понятным критериям.
Судя по двухлетнему законодательному опыту, государство будет тянуть с принятием законодательной нормы, с выводом организаций из реестра. НКО насильно держат в реестре, поскольку из реестра жестче отчитываются, маркируют продукцию. Хотя они по факту год-два уже не получают иностранные деньги. Хочется услышать от президента, что закон пора менять, ничего, кроме горя, для НКО и граждан он не принес.
Многие НКО из реестра просто прекратили свою работу и не занимаются помощью гражданам. Несколько организаций самоликвидировались, скорее всего, реестр будет в итоге состоять из мертвых структур.
— А отношение граждан к НКО-«агентам» ухудшается?
— Я думаю, граждане не разделяют НКО из реестра и вне его. Власти в целом снизили доверие граждан, нагнетая подозрительную обстановку вокруг всего сектора НКО. Это печально. Доверие зарабатывается долгими годами плодотворной работы, а потерять его легко, когда по телевизору показывают провокационные передачи про иностранных агентов. Я знаю случаи, когда люди спрашивают у представителей НКО: «А вы не иностранный агент?»
Более серьезная проблема — чиновники с определенными установками в голове, которые считают риском взаимодействовать с НКО. С государством и так непросто взаимодействовать, в итоге НКО еще труднее выполнять уставные задачи, помогать гражданам.
— Насколько закон ударил по вашему финансированию? Реально ли выживать только на отечественные гранты и пожертвования граждан?
— Очень сложно. Две трети бюджета мы потеряли, отказавшись от иностранного финансирования. Это потери региональных офисов, возможности системной межвыборной работы, тиражей методических материалов. Но есть и положительные стороны: мы с меньшими ресурсами делаем большую работу, работаем не только в единый день голосования, собираем больше российских средств.
Но, конечно, больше мы потеряли. Закон, который подразумевает, что работа на иностранные деньги априори плохо, — шельмование и охота на ведьм.
— Есть ли какая-то диспропорция в распределении государственных грантов между лояльными и независимыми правозащитниками?
— Конечно, провластные получают больше ресурсов и получают их постоянно, а мы только с этого года, когда их стал распределять грантовый оператор «Гражданское достоинство». Для нас этот опыт недавний, и мне сложно сказать, как все продолжится дальше. Не исключаю, что это приостановится. На последнем конкурсе многие правозащитники гранты не получили, так что будем надеяться на конкурсы весной. От граждан собирать средства важно, но без корпоративных ресурсов поддерживать можно только отдельные проекты, а не институционально — оплачивать офисы, зарплаты и так далее.
У нас, к сожалению, бизнес очень осторожен и сложно искать финансирование в этой сфере. Так что надо рассчитывать на свои силы, краудфандинг и государственные гранты. Пока это период выживания правозащитных организаций.
— Какова пропорция государственных денег, бизнеса и частных лиц в «Голосе»?
— С бизнесом взаимодействовать не получается, для них это опасная тема. Государства к частным лицам — 90 к 10.
— Нет риска «прикормки», лоялизации НКО?
— Такого риска для правозащитных организаций нет. Напрямую никто не говорит, что по этой теме стоит работать, а в этой нет. Таких требований «Голосу» не предъявляется. Мы работаем, как и раньше. Выписываем сами проект, они на это выделяют ресурсы. Нравится или нет, определяют в момент распределения.
Я не слышал, чтобы при распределении ставились бы какие-то условия, чтобы мы, например, делали какие-то специальные заявления по нарушениям на выборах. Если бы были, мы бы отказались.
Я считаю, что это прежде всего заслуга грантового оператора «Гражданское достоинство». Если они дальше сохранят статус оператора и будут в прежнем коллективе конкурсной комиссии распределять гранты, есть шанс, что эта независимость сохранится.
— Насколько высок у граждан интерес к наблюдению на выборах, есть шанс, что волна поднимется к следующему электоральному циклу?
На федеральных выборах наблюдателей было 4–5 тыс. человек. В последний единый день голосования порядка 3 тыс. человек. Сейчас активность граждан по наблюдению за выборами снизилась. Люди не верят, что могут на что-то повлиять, выборы для них неконкурентные.
По сравнению с прошлым годом наблюдателей стало на треть меньше. Они, не видя конкуренции, не понимали, зачем тратить свой воскресный день и сталкиваться с различными трудностями на избирательных участках.
Но эти люди не потеряны и не отказываются от общественного контроля власти, они понимают трагизм ситуации. В тот момент, когда почувствуют, что нужны, подставят плечо. Как они объединились в 2011 и 2012 годах, так, вне зависимости от ситуации с «Голосом», эти люди объединятся и в будущем. Для этих граждан «Голос» скорее выполняет сервисную функцию, обучая и направляя. К федеральным выборам в 2016 году интерес будет очень большой, люди поймут, что депутатов избирают на пять лет и для многих это последний шанс что-либо изменить. Активность будет больше, чем в 2011 году.
